— Всякой хренью травиться еще? А если потом волосы нужный цвет не обретут?

— Да Марлен столько лет использует это зелье, и всё нормально. Не волнуйся, милый.

— Насоветуют они тебе. Лучше не стоит.

— Но ведь это такой образ. Все белые, легкие. Я не могу отличаться.

— Ты снова за свое? — закричал Юджин.

— Нет. Ты прав. Нормально и без зелья будет, — попыталась исправить свою ошибку Элеон.

— А сразу так не могла сказать? Здрасьте. — Юджин вышел из комнаты, поприветствовав Надю.

Элеон печально глядела в его сторону.

— Почему ты до сих пор с этим ублюдком? — Надежда завалилась на кровать. — Он же ведет себя как мешок дерьма. Оскорбляет тебя, унижает. Не дает свободы. От таких надо бежать далеко и подальше.

— Не надо так о нем. Я его люблю.

— И что? Люди, которые тянут тебя вниз, к черту не нужны. Нужно отрывать их как болячки. Даже если это лучший друг или парень. Мы живем, не дабы ублажать других. Родители хотели, чтобы я, от рожденья колдунья, стала сапожницей. Семейный бизнес, понимаешь? И, знаешь, что я им сказала? А ничего. Просто ушла, потому что это не их жизнь, а моя. Ушла, хотя любила. И людьми они были хорошими, не то, что твой ублюдок. Он постоянно тебе гадит и на тебя вину переводит. Брось его.

— Во-первых, ты преувеличиваешь. И, во-вторых, отличный план — бросать людей, если они в чем-то перед тобой провинились.

— Орать и руки до синяков хватать — это не серьезный проступок? Он перешел все границы и…

— Я не хочу быть одна! — вскричала Элеон. Надя уставилась на нее, внезапно замолкнув. — Да и что мне без него делать?

— Хорошо. Это твой выбор.

Элеон покинула комнату. Нужно сообщить Марлен, что ничего с номером не получится. Девочка вновь открыла калитку в красных розах и пошла к дому на Свободе. В голове Элеон четко продумала, что сказать Марлен, но потом увидела готовую картину вампирши на стене.

— Кто это?

— Нравится? — спросила Марлен. Она сидела под зонтом и с удовольствием рассматривала свою работу. — Это звездный кот — мифологический персонаж и помощник героя, вдохновляющий на подвиги.

— Красивый, — призналась Элеон и опустила голову. — Я хотела у тебя спросить. Столько номеров на тебе лежит, ты их ставишь, людей находишь. Тебе явно нравится этим заниматься. Так почему сама не выходишь на сцену? А если, например, кто-то заболеет и…

— Я навыступалась в свое время. Пора и другим. Я люблю смотреть, как люди раскрываются, как их глаза сверкают от счастья. Тогда я понимаю, что труды мои не напрасны. — Марлен взглянула на Элеон и улыбнулась. — Ты помнишь, каким был этот дом до того, как я начала работать над ним? А теперь он глаз радует. Думаю, в этом и есть суть художников: они видят прекрасное в обыденным, в уродстве красоту.

Элеон вся сжалась.

— Ты чего? — спросила Марлен.

— Просто нездоровится, — пробормотала девочка.

— Поправляйся скорее, милая! — Марлен обняла Элеон и чуть не уронила зонт. — Ой! Мы же не хотим пропустить выступление.

Элеон так и не смогла сказать Марлен про зелье. И в какой-то момент решила — а какого черта ей вообще слушать Юджина? Между четвертым номером и последним (Египетские охотники — завершающий) много времени. Белая краска успеет сойти. Но всё же, когда Элеон стояла в гримерке, в руках держа склянку, отпить из нее девочка не решалась и вся дрожала. Элеон казалось, глотни они — и жизнь перевернется с ног на голову. А еще эта суматоха. Все куда-то бегут, что-то снимают, одевают, а ты стоишь и не можешь сделать чертов глоток.

Горьковато-сладкая жидкость оказалась во рту. Элеон чуть не стошнило, но она сделала усилие над собой, и зелье потекло в желудок. Девочка побежала за Лукасом и ребятами к сцене. Кожа ее побелела, а ярко-рыжие кудри выцвели. За кулисами Элеон украдкой взглянула на свое отражение в пианино — что за непонятное существо? Начинается музыка, и ангелы по одному влетают на сцену. А зрители на трибуне такие разноцветные — на них уж лучше вовсе не смотреть, иначе в глазах расплывается.

Финальные аккорды, и артисты скрываются за кулисами. У Элеон от испуга сердце отстукивает в ушах и руки дрожат. Юджин стоит и смотрит на нее. Элеон выпрямилась, белая кудряшка ее начала рыжеть, а крылья приобретать истинный цвет — черный. Ни слова не сказав, Элеон прошла мимо Юджина в гримерку.

Ждать целую вечность. Повсюду красятся, наряжаются. Элеон уже давно в костюме, уже готова, но приходится сидеть вместе с Юджином, а он молчит.

Выход, резкий свет в глаза, выбегаешь на середину сцены, замираешь, опустившись на колени. Музыка давит на уши, слушаешь ритм, ждешь своего мгновения, настало — танец начинается, и ты отдаешься ему, страх и все чувства пропадают, есть только ты и отточенные до механизма движения. Последние ноты, все четыре Египетских охотника кланяются в пол. Внезапно музыка, свет — всё обрывается. Зрители в недоумении, Элеон тоже — так не должно было быть. Она взглянула на Юджина, но в темноте не увидела его.

Свет снова зажегся, и из зала послышались крики. Элеон подняла голову и сама завизжала, отпрянула назад. На сцене лежал труп в крови и внутренними органами наружу.

Девочка долго не могла прийти в себя. Она сидела в гримерке с остальными, ничего не слыша и не видя. Люди переговаривались, обсуждали убийство. Лукас твердил, что погибший — Фараон. Элеон внезапно встала с места, слегка пошатываясь, вышла на середину комнаты и произнесла, глядя на Юджина:

— Я знаю, это всё ты.

Он посмотрел на нее злыми глазами, поднялся. Шаг, два, три. Пощечина — ударил ее. Артисты в гримерке ахнули. Элеон никак не отреагировала. Затем развернулась и дрожа вышла в коридор. Там она придержалась за стену, еще плохо стоя на ногах. Взгляд девочки упал на голубую штукатурку — она обледенела вокруг рук. Элеон испуганно попыталась ногтями сковырнуть лед, но стена только сильнее замерзла. Девочка вздрогнула и поспешила уйти.

Малыш Юджин в белоснежной рубашечке рисовал, а Мээрим, женщина лет восьмидесяти — двухэтажная прическа, губы цвета фукси, скрюченная спина — носилась вокруг него и всё причитала:

— Тебе не холодно? Надо еще блинчиков? Удобно сидеть? Может, подушечку дать?

Юджин отвечал:

— Нет, бабушка, не нужно. Мне и так хорошо.

— Какая же я бабушка? Я твоя тетя, Мээрим.

— Больше на бабушку похожа, — усмехнулся Юджин. — Поменяй воду в банке. Эта грязная.

Радостная Мээрим, кряхтя, побежала за чистой водой. Улыбка спала с лица племянника.

— Достала, — прошептала он.

Мээрим вернулась, и Юджин снова нацепил улыбку.

— Благодарю, — сказал он.

— Какой же ты миленький. — Мээрим потрепала малыша за щеки.

— Да. — Юджин продолжал улыбаться.

— А что ты такое рисуешь?

— А ты не узнаешь? — спросил он и развернул лист с непросохшей краской к старушке.

На листке было пять картинок. В центре — черный человек в золотой юбке, шапке и с наплечным украшением. Вокруг него четыре предмета: что-то голубое, бабочка, какой-то зверь и рука.

— Я не узнаю, — покачала головой Мээрим. — Память подводит, да и зрение тоже.

— Египетские охотники. Фараон — это их босс. Снежок — моя мама. Бабочка, сфинкс и алхимик — другие члены команды. Они работали на Фараона, пока не надоели ему. Только мама успела убежать. В деревню. Где ее сожгли.

— О сестренка Наргиза! — Мээрим схватилась за сердце и с тяжестью повалилась на стул. — Какая ужасная судьба! Зачем ты последовала за Фараоном? Милый, я рада, что ты наконец мне открылся. Я знаю, как тебе больно. Но вместе мы переживем это горе, — сказала она и обняла племянника.

— Мне больно, потому что ты меня сжала. — Юджин отстранился от тетки.

— Как же это? Но ты же страдаешь от утраты Наргизы?

— Нет, — помотал он головой. — Почему я должен чувствовать боль? Еще скажи, плакать мне. Я лучше список напишу, — сказал Юджин и притянул к себе лист.