— Я ничего не понимаю, — растерянно сказал Богомир и тут услышал смех.

У лестницы стояла красноволосая Дина и смеялась. Вспышка ярости охватила Богомира.

— Это ты! — закричал он, подбежал к девушке и схватил ее за шею. — Что ты сделала с этим миром? Что ты сделала?

Лицо Дины краснело от удушья, но она не сопротивлялась, а только хохотала — сквозь боль, без воздуха; не могла остановиться. Богомир пытался убить в ней радость, и получалось: уже не было слышно Дины, только тихий хрип и сквозь него едва уловимый смех.

Королева кричала Богомиру прекратить. Михаил пытался расцепить его руки. Аморф стояла рядом. Ее тонкие пальцы сцепились на груди, как при молитве, а переливающиеся радугой глаза раскрылись в ужасе.

Михаил оттащил Богомира от Дины и зарядил ему кулаком в челюсть. Дина кашляла и смеялась. Богомир снова кинулся на нее, Михаил переломил ему руки за спину и крепко сжал.

— Ты с ума сошел? — рассердился Король.

— Это всё она! Всё эта тварь! Она уничтожила мир Ют! И виселицу нам оставила! Тварь!

Дина убежала из пустой клетки. Только тогда Михаил выпустил Богомира. Тот, словно ополоумевший, не вставая с колен, бросился к Михаилу.

— Здесь что-то могло остаться. Нужно еще раз осмотреть. Может, здесь есть что-то. Может…

— Ты не видишь, что всё кончено, идиот! — Михаил схватил его за плечи и встряхнул. — Здесь нет выхода. И вообще его нигде нет и никогда не было!

— Но Ют Майерс сказала…

— Не было никакой Ют Майерс!

— Как это? Я видел ее послание! Ют была здесь, — дрожа, говорил Богомир, а потом в ярости: — Но эта тварь, Дина, ее уничтожила.

— Так покажи послание. Покажи!

— Не могу. Оно было одноразовым.

— И видел его только ты. Как удобно, — усмехнулся Михаил. — Пошли домой, милая. — И взял под руку жену.

— Нет, стой, не уходи! — Богомир схватил его за ноги, Михаил бешено оттолкнул его. — Ты мне не веришь? И называешь психом? Или что?.. Да прекрати издеваться надо мной!

— А что ты от меня хочешь? Что? — Михаил яростно взмахнул руками, чуть не ударив Королеву по лицу.

Богомир сидел на полу, опустив голову.

— Она только сказала, — прошептал он, — что собирается покинуть Игру…

— Покинуть? — устало усмехнулся Михаил. — Например, вот так? — Он указал на виселицу. — Хватит, парень. Я устал гнаться за твоими химерами.

— А как же Тай?

Михаил ничего не ответил и ушел.

Богомир и Аморф вернулись в библиотеку. Девушка странным взглядом оглядела полки, стеллажи. Раньше это место, казалось, было больше.

Богомир хотел пойти спать, но заметил, что Аморф не уходит с порога. Слезы катились по ее щекам. Аморф медленно погладила себя по руке — сняла с себя полупрозрачную перчатку. Сначала левую — для перемещения между мирами. Затем правую, защищающую от сияния.

— Не нужно, — сказал он.

Золотом поблескивая, сетчатая перчатка упала на пол. Взгляды Аморф и Богомира пересеклись, и девушку охватила вспышка. Уже через мгновение сияние погасло. Длинные каштановые волосы, красно-карие пустые глаза...

— Чего уставился, старик? — проговорила Ариадна и ушла.

Богомир резко вдохнул воздух, как если бы собирался заплакать, протер лицо рукой, затем быстро подбежал к зеркалу. Да, лицо по-прежнему юно. Вдруг в отражении сверкнула еще одна вспышка. Богомир оглянулся.

Посреди библиотеки стоял дубовый гроб. В нем лежало молодое тело.

Небо цвета золота, умирающая листва и дорога. Сотни босых ног перегораживают путь, повсюду мусор, каретам негде проехать. Слуги плетью разгоняют толпу детей. На улице не так уж и жарко, но взаперти душно.

Элеон теребила заусенцы. Она чувствовала себя как в ловушке наедине с Юджином. Они уже больше пяти часов ехали по этой бесконечной дороге к Академии. Сначала Элеон с восторгом предвкушала, как зайдет в школу колдунов, начнет учиться, найдет брата. Потом она словно рассыпалась в страхе человека, который в жизни нигде не был. Она хотела вернуть всё как раньше, но и это чувство прошло. Осталось одно — отвращение от ужасной дорожной пробки.

Повсюду расхаживали нищие подростки. Они в этой жизни не имели ничего, кроме мечты — стать магами. А рядом с ними по дороге ехали богачи в очередное купленное приключение. Для них в старости эта поездка сольется с сотней других таких же поездок. Комком печального веселья, лишенного хоть какого-то смысла, она застрянет в горле, и наступит смерть.

Подростки подходили к карете и просили милостыню. Их руки с грязью под ногтями высовывались из-под занавесок. Юджин уже даже не обращал внимания на них. Просто лежал на диване и безучастно глядел в потолок. Его белая рубашка прилипла к телу от пота. «Как странна эта первая ассоциация, связанная с Академией, — подумала Элеон. — Нищета и роскошь в одном отвратительном флаконе».

Академия находилась в Элевентине — царстве, соседствующем с родным королевством Элеон, Феверией. Девочка немногое знала об этой чужой стране. Знала, что столица Элевентины — город Мор, в ней есть рабство, но разрешена магия. Естественно, Элеон многое напридумывала об этом царстве. Злые богачи, добрые угнетенные рабы; каннибализм, жертвоприношения. По дорогам гуляют гномы и эльфы, вместо собак — жар-птицы, а скатерть-самобранка продается вместе с самоварами. Оказалось, Элевентина не особо отличалась от Феверии. Даже внешне.

Всё те же поля, и на них работают люди. Только на лбах у некоторых из них располагались непонятные иероглифы. «Клеймо рабов», — пояснил Юджин. Элеон всегда гордилась своей страной за то, что в ней нет рабства, а дети учатся в школах. Но, видя элевентийских рабов, она особо не находила разницы между ними и феверийскими крестьянами. То есть разница, конечно, была, но…

Карета приближалась к Академии, которая скорее уже стала городом. Длинная стена, позеленевшие над озером светлые башенки, разноцветные колонны с флагами, большие черные ворота. Они напоминали Элеон пасть огромного великана, который безостановочно поглощал поток необутых детей.

Юджин со своей спутницей проехали через другие, дальние ворота — позолоченные. Внутри было тоже полно людей. Элеон заметила, как у одной девочки ветром сорвало косынку. Персиковая ткань взмыла в воздух и вылетела за пределы Академии, а потом точно застыла, как и всё за воротами. Девчонка побежала к платку, встала у границы времени и потянула руку к ускользающей ткани. Юджин потащил Элеон вперед.

Время в стенах Академии текло иначе, чем за ее пределами, — в четыре раза быстрее. Это позволяло детям больше заниматься магией. Вообще, чтобы стать наемниками среднего уровня, колдуны учились два года, и им выдавали лицензию. Еще два года нужно было для получения лицензии высшего уровня. Однако на деле для учеников проходило не пару лет, а восемь, и не четыре, а шестнадцать. Они поступали в Академию детьми, а выпускались шестнадцатилетними подростками с опытом взрослых людей.

Из-за временного парадокса Академия была популярнейшим местом в Элевентине. Юные волшебники из многих государств хотели поступить в нее. Путевки в Академию раскупались на годы вперед. Простые рабочие (повара, уборщики) рождались в ней, проживали лет по триста и умирали в ней же. «Академия — это целая жизнь», — гласил негласный девиз сего мирка.

Дети подошли к стойке. За ней сидела женщина в очках. Она выдавала документы зарегистрированного жителя Академии. К ним прилагались значки со змеей в красно-голубую полоску. Элеон так и не поняла, для чего они нужны, но знала: с документами в Академии строго — уж слишком многие хотят попасть в нее. Позади женщины стояли десятки стеллажей с записями.

— В блокнотах имена всех, кто приходил в Академию? — робко спросила Элеон.

— Всех за трехдневку, — фыркнула женщина.

У Элеон по спине пробежали мурашки. Три дня… Подумать только, сколько же людей здесь побывало! И как искать в Академии брата? Уж проще иголку в стоге сена! Сколько брату тогда было? Одиннадцать-двенадцать, как Элеон? Тогда его на средний уровень обучения отправили. А если чуть больше — четырнадцать-тринадцать — уже на высший. Если он вообще поступил.