Тай из библиотеки не принимал отца. Не то чтобы с криками выгонял его и всё такое. Нет, просто персонажи не способны на настоящие чувства. Тай общался с отцом, как с любым другим мужиком из бара. Юноша не воспринимал старика всерьез, подшучивал над ним и ничем не делился.

А Михаил хотел знать о сыне всё. Король наблюдал за ним в зеркале часами, расспрашивал персонажей о нем и вообще приходил в библиотеку, когда вздумается. Богомир ненавидел такие визиты. Ему казалось, что в воздухе застыли какие-то неуловимые вибрации. Товарищ, вроде, и не мешал Богомиру, но выглядел таким разбитым, что сердце кровью обливалось, а помочь другу было невозможно. При этом Михаил просто не уходил. И выгнать его нельзя — у человека горе. И самому уйти нельзя — гость как бы в твоем доме. И кажется, что, если ты будешь хоть немного счастлив, пока он тонет в своем бездонном море отчаяния, ты станешь последней тварью. Время словно перестает идти и ты в ловушке этого безвременья.

Ариадна считала минуты до того, как вернется Богомир с другом. Она бродила возле коморки, периодически смотрела на стрелки часов. Девушка до сих пор не смирилась с тем, что является ненастоящим человеком. Эта мысль принимала в ней всё новые уродливые формы. С характером и внешностью Ариадны, она, однако, не была ей. Никогда. Она — лишь образ человека. Так Богомир увидел Ариадну. Быть может, он выразил в ней свои тайные желания, страхи или… врагов. Да, как только старик попал в Игру, Ариадна постоянно ругалась со своим создателем. А потом Богомир встретил Дину и стал ненавидеть уже ее.

Это мысль поразила девушку. Богомиру нужна была женщина-враг. И он создал Ариадну для этого. Но она уже давно стремилась к чему-то иному. Нет, быть помехой не цель ее жизни. Ариадна была способна на большее.

Или не способна? Откуда в ней, такой жалкой и глупой, может быть что-то большее?

Тогда Ариадна вспомнила и про другого своего создателя. Про Серого. Он дал ей черную перчатку, которая позволила обрести свободу и жизнь. Но девушка не понимала, сколько в ней от этого мальчика. Вложил ли он в нее что-то еще?

Серый уже давно не бывал у Богомира. Ариадна ничего не знала об этом мальчишке, но стремилась к нему и чувствовала свое тайное родство с ним. Или всё это глупые фантазии? Но если Богомир, не задумываясь, дал ей что-то от себя, то почему Серый не мог?

Внезапно в библиотеку вошли мужчины. Ариадна вскочила на кровать, чтобы не быть заметной из-за стены. Михаил направился к сыну. Богомир присел на диван. «Повезло», — подумала девушка.

Сколько любви было в глазах Михаила, когда он, запинаясь, пытался общаться с Таем. Богомир глядел на друга, и вены его наполнялись ядом. Михаил так мечтает снова стать отцом своему сыну. У этого алкоголика есть причина жить, а значит, и вырваться из Игры. «В отличие от меня, — думал Богомир. — Зачем мне уходить? Вернуться в библиотеку немощным и старым? Для какой цели?»

После смерти брата Богомир чувствовал себя ужасно, но только теперь понял почему. Всю жизнь он находился под невидимым гнетом своей семьи, которая внушала ему: наша мечта — это твоя мечта. Но Богомир в тайне желал только одного — вырваться. И не мог: его словно однажды ослепила Медуза Горгона, и он проходил окаменевшим десятилетия. Но вот не осталось ни матери с отцом, ни брата и пришла свобода. Но что с ней делать ослепленному старику, прожившему столько лет без чувств и желаний?

Дина всполошила его — Богомир оттаял и впервые за долгие годы ощутил себя живым. Но его кровь за это время скисла. Богомир не был больше способен ни на любовь, ни на сочувствие. Злость и страх — всё, что теперь в нем оставалось. От ярости кровь закипала, и по венам переливался огненный яд. А порой страх, безудержный, животный, вкрадывался в душу и плыл ледяными кубиками по наполненным ядом венам. И Богомир всё боялся, что эти кубики острым концом порежут его бледную плоть — и все увидят, что на самом деле внутри он давно сгнил.

«Тот, кто живет мечтой, много сильнее того, кто лишь хочет вырваться от боли», — печально подумал Богомир, когда смотрел на Михаила. Тут Ариадна за стенкой пошевелилась, мужчина это услышал и вздрогнул. Богомир решил, что это может быть Дина. Замер, ожидая ее нападения. Ариадна не выходила. Богомир боялся проверить коморку, поэтому начал себя успокаивать: «Тебе это показалось, там нет Дины».

Дина не появлялась, и это было куда хуже, чем если бы она пришла, и они бы разругались в пух и прах. Девушка не выходила из головы Богомира. Ему уже казалось, что она повсюду. Даже в воздухе! Душит его! Если Дина — демон, это возможно. Если она демон, то всё, что его окружает — это она.

Богомиру хотелось вырваться на свежий воздух.

«Кладбище кошмаров!» — осенило старика.

Богомир подбежал к Михаилу. Тот сразу заговорил что-то о Тае, своих переживаниях. Богомир не слышал и всё твердил о кладбище кошмаров. Злость кольнула Ариадну. Даже она, ненастоящая девушка, видела, как важен Михаилу его сын. Она слышала по голосу, что Михаил сейчас не хочет уходить от Тая, и ему больно даже не от того, что сын о нем знать не знает, а от того, что лучший друг на это никак не реагирует, даже обвиняет его — мол, чем больше ты проводишь времени с иллюзиями, тем дольше не увидишь сына. Ариадна уже пару раз слышала от Богомира такие фразочки и теперь была вне себя от злости.

Богомир, не дослушав друга до конца, махнул рукой и ушел.

Ариадну одолевала буря эмоций. Она хотела выйти к Михаилу и сказать, что так… понимает его. Нет, всё же она была не Ариадной, не Богомиром и не Серым, а чем-то непонятным, невиданным и аморфным.

Девушка вдруг выскочила из-за стенки, чем немного ошарашила Михаила.

— Я могу рассказать вам о Тае, — выпалила она.

«Я так вас понимаю и хочу быть вашим другом, — хотела сказать на самом деле. — Но, знаю, вам важно сейчас услышать другое».

— Он мой товарищ, и я многое о нем знаю.

«Это ложь, и я никогда не видела вашего сына. Но вложенные Богомиром воспоминания о Тае — это всё, что у нас есть».

— Кто ты? — спросил Михаил.

— Никто. Так, всего лишь Аморф, — ответила она и неуклюже улыбнулась.

Снова башня на кладбище кошмаров. Богомир терпеливо ждет двенадцати. Пережить одну ночь — и кошмары уйдут, и Дина больше не будет беспокоить. Ждать, ждать… Глаза сомкнулись, голова стала тяжелой, Богомир погрузился в сон.

И снова мир чувств — страшный мир. Разорванные клочья тел… В них вонзаются острые когти. Кровь. Крик. Сердце бешено колотится… От удовольствия! Разум не разум. Мысли — картинки. Жизнь — мгновение. И дикое, звериное…

Богомир проснулся оттого, что кто-то вцепился в башню и тряс ее. Всё вокруг ходит ходуном, кирпичи крошатся, кровать дрожит мелкой дрожью. Монстр прорывается сквозь потолок, царапает его когтями.

Богомир свалился с постели и прижался к полу, видя, что кто-то сейчас вырвет крышу, набросится на него и сожрет. «Одну ночь, пережить одну ночь», — шепчет он себе и не верит — оно прорвется! Богомир снова выбежал на улицу. Не оглядываясь, он бросился к калитке, надеясь, что в тумане тварь исчезнет. Но она почуяла человека и погналась за ним. Богомир слышал, как она догоняет его, лязгает зубами и хочет впиться когтями в спину. Богомир выбежал за забор. Оглянулся — никого.

Тогда старик медленно пошел домой. Сердце бешено билось. Тут Богомир услышал, как эта тварь врезалась в верхушки деревьев. Он оглянулся и никого не увидел, но прибавил шаг. Шорох. Какой-то шорох следовал за Богомиром. В свете желтой луны его тень начала меняться, расти, пока не стала огромной, пока не превратилась в тень этой твари. Богомир бежал, и нигде не было ему покоя.

Яблочный пудинг — его любимый. Королева обожала сама подавать на стол. Сложить все приборы, приготовить еду и по блюду заносить мужу. Она знала, что если борщ — то с двумя ложками сметаны; если чай — то чуть холоднее кипятка; салфетка для ног — широкая, но легкая; стул — с высокой спинкой; свет — в приглушенных голубых тонах.