— Мне отключить запись? — спросил я, подсаживаясь к второкурснику.

— Нет, сегодня это совершенно не обязательно, — отмахнулся тот с доброжелательной улыбкой. — Просто светский разговор, не более того.

Я кивнул и, сцепив пальцы в замок, стал ждать, когда Соколов заговорит. А Иван Михайлович не торопился. Мне спешить было некуда, и у великого княжича наверняка тоже имелись окна между занятиями.

— Прежде всего, — начал он, сделав глоток кофе, — я бы хотел выразить вам искреннюю благодарность за то, что приехали на нашу встречу, — сказал Иван Михайлович. — Мне многие княжичи из нашего клуба выразили надежду, что вы будете у нас частым гостем. Как ни крути, а присутствие княжича Романова превратило нас в сплоченное общество.

А ведь все, что я по большому счету, на мероприятии делал — ходил между людьми и обсуждал погоду. И я бы не поверил, что такая малость способна вдохновить гостей Соколова, если бы не одно «но».

Этот мир очень ценит силу рода. И княжич, способный разорвать великого князя в мгновение ока — это огромная сила. И эта сила знает тебя, ведет разговоры и не чурается обсудить какие-то мелочи.

Подобный момент очень сильно способствует поднятию собственной значимости в глазах членов клуба — они сопричастны, имеют некую связь со мной. А Соколов, как организатор всего мероприятия, получает дополнительный престиж. Ведь то, что у княжичей появилась возможность прикоснуться ко мне — целиком его заслуга.

— Это было полезно, — кивнул я. — К тому же, как правильно сказали наши казанские соседи, нам редко удается собраться вместе, чтобы спокойно поговорить. Так что я провел время не только с удовольствием, но и пользой.

Иван Михайлович отставил чашку с кофе и серьезно взглянул на меня.

— Дмитрий Алексеевич, я хочу предложить вам посетить еще одно мероприятие, — заявил он. — На этот раз совершенно официальное.

Я усмехнулся.

— А вы времени даром не теряете, Иван Михайлович. Закрепив статус клуба с его участниками, вы хотите вывести нас из кулуаров и показать всем, что мы едины.

Великий княжич не стал возражать, вместо этого развел руками и улыбнулся в очередной раз.

— Железо куют, пока горячо, — заявил он. — К тому же, насколько я знаю ваши взгляды, Дмитрий Алексеевич, вы поддержите мое начинание.

— Я слушаю, — кивнул я.

— В ходе этой войны уже пострадало очень много людей, — заговорил Соколов после короткой паузы, глядя на чашку. — И я решил, что будет правильно, если мы своим сообществом организуем благотворительный фонд. И для этого мне нужно, чтобы самые заметные участники клуба приняли участие в одном вечере.

— Всего одном? — уточнил я, приподняв бровь.

— Нас очень много, — улыбнулся великий княжич. — Настолько, что если распределить частоту появления в обществе, можно смело утверждать, что наш клуб есть везде и всюду. Так что да, первый благотворительный вечер — самые заметные, самые известные члены клуба, а дальше я буду звать тех, у кого есть возможность присоединиться без отрыва от дел рода.

А Соколов действительно молодец, хорошо этот момент продумал. Ведь выходит, что каждый участник клуба рано или поздно окажется на публике. И никому не придется бросать дела, чтобы выполнить свои обязанности по клубу. Продуманный ход, в очередной раз показывающий, что Иван Михайлович не глуп, и умеет управлять людьми. Впрочем, учитывая, кто его отец — не удивительно.

— Хорошая идея, — кивнул я. — В чем суть вечера? Бал? Ставки? Какое-нибудь соревнование?

Соколов покачал головой.

— Вы смотрите прямо в будущее, Дмитрий Алексеевич, — заявил он. — У меня уже спланирован ряд мероприятий. И там будут как соревнования, так и игры с призовым фондом, доля из которого будет перечислена на благотворительность. Но первый — открывающий прием это аукцион.

Я вскинул бровь, выбор-то был неожиданным.

— И что вы планируете выставить на торги?

— Не торги, Дмитрий Алексеевич, — поправил меня, качая головой великий княжич. — Аукцион. Но я понимаю, что предложение может показаться спорным. В этом и заключается основная причина, по которой я с каждым участником встречаюсь лично, — добавил он. — Я долго думал, как привлечь интерес нашего благородного общества к проблемам простых людей. Для вас ведь не секрет, что большинство родов относится к царским людям и даже своим подданным достаточно прохладно, а то и халатно.

Я кивнул, не споря с очевидным.

Конечно, произвола не допускал закон, и запороть крепостного было уже давным-давно нельзя. А если дело касалось царского человека — то их трогать стало вовсе опасно. Но это не мешало использовать народ, как скот, и относится к нему соответствующе.

— Поэтому я решил, что наиболее простой и действенный способ — разыграть ужин с княжичем-героем, — произнес Соколов, внимательно следя за моей реакцией. — Естественно, участвуют только не заключившие брака и помолвки княжичи. Остальные выполняют исключительно представительские функции.

Я несколько секунд смотрел на Ивана Михайловича, но, похоже, тот не шутил. Для местного общества подобное развлечение — это нечто новое, хотя в той же Римской империи практикуется практически повсеместно. Правда, там как раз простые люди покупали себе компанию благородного — вроде бы так власть имущие принимали участие в жизни плебса.

— Я надеюсь, вы понимаете, что вам придется очень тщательно просеивать желающих принять участие? — спросил я. — Чтобы княжичу, за которого будут идти торги, не было нанесено оскорбление, когда его купят.

Соколов улыбнулся.

— Об этом даже не переживайте, Дмитрий Алексеевич, — заявил он. — Во-первых, у многих родов есть незамужние девицы, которые не заключили помолвки. Во-вторых, сам ужин будет проходить по всем правилам этикета и в людном месте. Возможно, даже со съемкой, чтобы мы могли транслировать его по всем каналам. Телевидение крайне положительно относится к подобным развлечениям. Людям нужны позитивные новости, и вы прекрасно понимаете, что такой ролик сможет отвлечь их от бед и проблем, хотя бы на некоторое время.

— Вас так беспокоят царские люди и их судьба, Иван Михайлович? — спросил я.

— Вы спрашиваете меня об этом, потому что я великий княжич? — вскинул он бровь. — Дмитрий Алексеевич, мне известно, что Романовы не слишком дружны с Рюриковичами. Но я готов дать слово дворянина — я не желаю зла верноподданным государя. Ведь у меня хватает ума понять, что от них всех и зависит наше с вами благополучие. Убери подданных у любого рода — и самый сильный одаренный станет никем. Поэтому да, я беспокоюсь о царских людях, Дмитрий Алексеевич. И подданных других родов — тоже.

Примерно минуту за столом стояла тишина. Наконец, Соколов вздохнул и заговорил снова.

— Как бы там ни было, никакого урона чести ни для одного из участников не будет. Наоборот, полагаю, некоторые княжичи смогут наладить новые связи, а то и познакомиться с будущей невестой, — произнес великий княжич. — А для неодаренных получится не только развлечение на вечер, но и реальная финансовая поддержка. Вы, разумеется, могли бы возразить, что это не наше дело — помогать царским людям, это обязанность государя. Но я знаю, какие суммы благородные семьи тратят на никому не нужные вещи, и у меня есть возможность часть этих денег направить в нужное русло, заставить нашу белую кость принести реальную пользу стране.

— Ваше начинание благородно, — кивнул я. — Однако я все равно сомневаюсь, что аукцион — хорошая идея. К тому же, подозреваю, он может привести к конфликтам. Обязательно кто-нибудь заявит, что имел место сговор, и перебить его ставку могли только благодаря связям, а не вложенным деньгам.

Соколов улыбнулся.

— Это только в том случае, если аукцион будет закрытым, — заявил он. — Мы же не станем скрывать, кто и сколько готов заплатить за ужин с героем.

Я вздохнул.

— И все равно я не могу дать вам положительного ответа, Иван Михайлович. Участие в мероприятиях такого рода может оставить пятно на репутации всего княжества. Оценят, допустим, кого-то слишком дешево, а кого-то наоборот. И как это воспримут люди, живущие в этом княжестве? Я понимаю, что в Москве — свое Русское царство, живущее немного по иным законам и понятиям. Но столичную аристократию и так не любят, а вы только подольете масла в огонь.