Ночь за окнами уступила место серому утру, и фабричный гудок позвал к станкам новую смену, а Тьен так и не надумал ничего нового. Лежал, прикрыв глаза, слышал, как вышла из своей комнаты Софи, выскочила на двор, а после, негромко звеня посудой, завозилась в кухне.

— Доброе утро.

Не выдержал, встал. Захотелось увидеть ее, проверить, не примерещилось ли. Бывает же: просто настроение дурное, а тут — заботливый голос с нотками тревоги, теплая рука…

Но нет, не показалось.

— Доброе.

Девчонка светилась. Не все время, но если поглядеть как-то так, не прямо, а будто сквозь, становилось видно окружавшее ее сияние. Рука непроизвольно потянулась вперед, и пальцы сомкнулись на худеньком запястье.

— Ай! Ты чего?

— Ничего, прости.

Ничего. Совсем. Он видел ее свет, но теперь не мог взять ни капли. Может, делал что-то не так. А может, уже не нуждался так остро в приливе чужого тепла, как это было ночью, когда перед глазами еще стояли зловещие тени в сполохах пламени.

— Подморозило, — сказал он, вернувшись из уборной. Тепло оказалось недолгим. — Ты бы малого не тащила. Пусть остается, выспится.

Софи замотала головой — вспомнила, как было в прошлый раз.

— Обещаю, мы и во двор не выйдем, пока ты не вернешься.

Неизвестно почему, но она поверила.

Люк тоже светился. Его сияние было другим, чище и теплее, чем у сестры. И его не нужно было пить. Достаточно притронуться, и губы мимо воли складывались в улыбку, а тревоги казались далекими и несущественными. Тьен подумал, что так, должно быть, светятся дети. Весь день он старался держаться к малышу поближе и почти не думал о неудачных полетах и испещренной таинственными знаками плите.

— Скользко, — пожаловалась возвратившаяся из лавки Софи. — Хоть на каток не ходи.

— Как это — не ходи? — возмутился вор. — Мы уже собрались!

Ему не терпелось вырваться из дома и посмотреть на других людей. Увидеть, пощупать, попробовать.

— Мы соблались, да! — подтвердил решительно напарник. — На каток!

Святочное дерево в центре ледового круга еще пестрело лентами и игрушками, а праздничную иллюминацию уже сняли. Но сегодня Тьен этого не заметил: для него площадь горела сотнями огоньков, и стоило немалых усилий не уподобиться гоняющемуся за солнечными зайчиками щенку, перебегая от прохожего к прохожему с высунутым от предвкушения игры языком.

Для первого опыта юноша решил удовольствоваться узким кругом знакомых.

Непоседливая и смешливая Амелия совсем недалеко ушла от ребенка. Щедро рассыпаемые ею лучики только дивом не топили лед под ногами и вызывали улыбки на лицах тех, кого ненароком касались. Тьен пригласил ее сделать круг и, сжимая в ладони мягкую рукавичку, сам чувствовал себя мальчишкой, никогда не знавшим грязи слободских улиц.

С Анной было иначе. Ее свет приманивал взгляды, словно любопытных мотыльков, дразнил игривыми переливами и тут же отпугивал, плотным коконом смущения скрывая девушку от каждого, кто пытался приблизиться. Чтобы пробиться сквозь этот кокон, мало было держать ее за руку, прогуливаясь по площади или кружа на льду.

— Здесь есть сувенирная лавка, видите дверь? — Тьен указал на дом, где в нижнем этаже примостился скромный магазинчик. — Работает допоздна. Хотите, зайдем?

— Мы уже были там с Ами. Внутри нет ничего интересного.

— Есть, вы просто не заметили.

Неизбалованный визитами покупателей продавец с радостным приветствием бросился навстречу, и вор молча швырнул на прилавок монетку: пусть просто не мешает.

— И что же тут есть? — Анна рассеяно осматривала заставленные статуэтками и лаковыми картинками полки. Ненадолго задержалась на витрине с дешевыми украшениями.

— Здесь есть черный ход, — шепотом сообщил ей парень.

Если ему доводилось более или менее часто бывать в каком-нибудь месте, он привычно намечал для себя возможные пути отступления. Но сейчас сувенирная лавка пригодилась не для ухода от жандармов — всего лишь для того, чтобы сбежать из-под отеческой опеки папаши Ламиля, подальше от насмешливых и всевидящих глаз хитрюги Амелии и недовольных взглядов Софи.

Тьен открыл спрятавшуюся за ширмой дверку и за руку вывел ничего не понимающую девушку в узкий темный проулок. А там напористо и резко, не размениваясь на ненужные слова, прижал к шершавой кирпичной стене и поймал губами запоздалый испуганный возглас. Минутное противостояние, и она сдалась: изогнулась в его объятьях, подавшись вперед всем телом, руки, поначалу отталкивавшие его, теплым шарфом обвили шею, а губы сами тянулись навстречу, требуя поцелуев, еще и еще. Но главное, ее свет стал ярче и сильнее, словно костер, в который подбросили углей.

— Нужно возвращаться. — Не она, он сам об этом вспомнил, когда пальцы нащупали и расстегнули уже третью по счету пуговицу на ее шубке. Хватит. А то неизвестно, до чего доэкспериментироваться можно, и плевать, что вокруг зима, мороз, холодные стены и обледенелый булыжник…

— Да, конечно. — Анна смущенно отвернулась, привела в порядок одежду. Сияние вокруг нее постепенно делалось вновь робким и ровным.

В лавке Тьен купил ей браслетик из бирюзы и решил, что в ближайшие дни на каток ему лучше не ходить.

А дома Софи устроила ему настоящий скандал. Не сразу: сперва ужином накормила (тарелку перед ним с такой силой на стол швырнула, что странно, как та не разбилась), малого спать уложила, а потом уже началось. Ворвалась без стука к нему в комнату, налетела. Все про него с Анной припомнила, с первого дня, когда Тьен с ними на площадь пошел, и до сегодня. Не кричала, так то лишь потому, что боялась брата разбудить, а так — чистая ведьма, могла бы, взглядом в труху развеяла бы.

— Ревнуешь, что ли? — усмехнулся вор.

Манон бывало устраивала Лансу подобные разносы. Так у той и повод был, и право — третий год, никак, с этим обалдуем белобрысым живет-мается. А мелкой какое дело?

— Я? Тебя? — еще больше распалилась в ответ на шуточное предположение девчонка. — Другой ерунды не придумал? Совсем не понимаешь, да?

— Не понимаю, — рассеянно признался Тьен, тем временем глядя вприщур на рассвирепевшую хозяйку. Ее свет больше не был теплым и манящим, скорее, так светится изнутри налившаяся грозой туча, готовая вот-вот разразиться молниями. А еще…

— А ты подумай! — сердито топнула ногой Софи. Сверкнула первая молния. — Подумай. Кто тебя на каток привел? Кто тебя с ней познакомил? Чей ты кузен? Глаза б мои тебя не видели, родственничек! Кого в итоге виноватой назначат, если что-то случится? В общем, делай, что хочешь и с кем хочешь, но не с моими подругами! Их у меня не так много, чтобы из-за всяких там… чтобы из-за всяких там с ними ссориться!

— Объяснила, ничего не скажешь, — пробормотал парень, пытаясь сконцентрироваться на странности, привлекшей его внимание. Свечение вокруг девочки было не цельным. Ночью он не заметил, да и потом тоже, но то тут, то там видны были темные прорехи, как будто кто-то загребущей лапой вырывал у Софи ее свет. Болезни, тревоги, потеря близких — все это не могло не отразиться на ней…

Но откуда ему знать, что эти пятна — следствие пережитых невзгод, как и то, что внутреннее свечение, которое он вдруг стал различать, — не обман зрения или, и того хуже, не помешательство?

— Куда ты смотришь? — насторожилась Софи.

— Никуда, — выдавил он сипло. Но глаз не отвел.

«Дыры» в окружавшем ее ореоле были не новыми, они уменьшались, снова наполнялись светом. Все, кроме одной: темный луч, прошивший сияющую оболочку и вонзившийся в тело чуть ниже ключицы. А если взглянуть на девочку со спины, наверняка найдется такая же свежая отметина…

Лоб покрыла испарина. Рука непроизвольно потянулась к груди, нырнула за воротник и нащупала едва различимый на гладкой коже бугорок.

— Что случилось? — забеспокоилась Софи. — Тебе нехорошо?

— Да… Что-то стало…

— Воды?

— Нет, не нужно. Просто иди. И я… Я понял насчет Анны. Не волнуйся.