А на пятый так не хотелось поутру вставать ни свет, ни заря и идти в лавку! Была даже мысль сказать хозяину, что она увольняется, и пусть подыщет другую работницу, но, подумав хорошенько, Софи от нее отказалась: у господина Гийома работа постоянная, а щедрый квартирант — явление в их с Люком жизни временное.

— Днем не доедаете, решили ночью подкрепиться?

Тьен появился в кухне, когда Софи кормила братишку ранним завтраком. Остановился в дверях, кутаясь в наброшенное на плечи одеяло, и девочка успела заметить, что повязку он уже снял. Это было сродни одному из тех чудес, о которых вещают в храмах, но она никак не могла набраться смелости и спросить, как ему удалось так быстро залечить рану. Правду сказать, они редко разговаривали, а если и случалось, начинал всегда он. Вот как сейчас.

— Уже не ночь, — сообщила Софи. — Почти шесть. В семь открывается лавка, и мне нужно успеть разложить товар.

Она не говорила раньше, что работает, и парень на время задумался над смыслом услышанного. Но соображал он быстро.

— Малого не жалко в такую рань тащить?

— Он привык.

Как будто у нее был выбор?

Квартирант пожал плечами и ушел к себе. Все их беседы примерно так и выглядели, и новоиспеченную квартирную хозяйку, экономку, кухарку и горничную это полностью устраивало.

Она больше не задавалась вопросом, зачем вернулась тогда в тот переулок. Этот странный парень и без ее помощи обошелся бы, уже понятно, а вот где бы она нашла такого жильца? Мало того, что плату положил более чем достаточную, отдельно давал на еду и на уголь — не только для себя, но и для них с Люком! — так еще и умудрялся быть совершенно незаметным, так, что девочка иногда забывала о том, что в доме есть еще кто-то, кроме них с братом.

Правда, любопытный малыш несколько раз, пока она была занята на кухне, проскальзывал в комнату к постояльцу, и Тьен его не гнал, напротив — заговаривал с мальчонкой, если было, угощал сладостями, но Софи такого не поощряла. Ни к чему это. Они с Люком сами по себе, а квартирант — отдельно.

Каждый день, как стемнеет, парень уходил куда-то — видимо, в центр, где магазины и лавки работали допоздна. Возвращался с покупками. Тащил все к себе в комнату, лишь раз бросив на столе в кухне пакет с ароматной сдобой (хоть и наказал все продукты покупать ей) и два леденца-петушка на палочке — Люку, конечно же. Не считает же он и ее за ребенка?

Покупал он все больше одежду. Длинное черное пальто и новые ботинки оставил в прихожей. Рубашки, брюки, пиджаки, жилетки развесил аккуратно в шкафу. Софи знала, потому что один раз уже довелось убирать в занятой им комнате. Постель купил в тот же день, сразу два комплекта, на смену. А еще — книги и газеты. Газет в их доме не было с тех пор, как отец уехал, и книги он почти все забрал, а те, что оставались, Софи давно продала — не было в них ничего интересного, все механика да паровозное дело. А у Тьена теперь стоял на полке роман про путешественников, два тома истории Великой войны и сборник старинных баллад. Баллады Софи нравились, еще со школы. Когда задавали заучить на память отрывок, она, случалось, и всю песнь наизусть помнила. И роман пролистать интересно было бы, хоть он, наверное, для мальчишек больше. Попросить бы у Тьена, глядишь, и не отказал бы, но… Ни к чему это. Совсем ни к чему.

— А теперь куда намылились?

— Гулять.

Вернувшись из лавки, Софи, пока Люк подремал с часик, приготовила ужин, перемыла оставленную жильцом с обеда посуду и с чистой совестью собиралась с братом на каток.

— Не боязно по темноте ходить?

— Нет.

Второй раз за день поговорили. Ну и хватит на сегодня.

И недели не прошло с тех пор, как они в последний раз были на площади Адмиралов, а перемены за это время тут произошли разительные: город готовился к встрече Нового года. Ледовая карусель украсилась флажками и лентами, протянулась между столбами паутина гирлянд, и разноцветные фонарики красили снег яркими бликами. У катка, устроившись на высоком деревянном помосте, играл теперь на радость гуляющим духовой оркестр. Громкая музыка и веселый смех задавали настроение, и даже звезды на небе казались частью праздничной иллюминации.

— Мы думали, что-то случилось! Тебя все нет и нет, нет и нет!

Пока они не виделись, Амелия Ламиль обзавелась новой меховой муфточкой, а Анна — ухажером: смешной долговязый и лопоухий парень все время вертелся поблизости, не сводя с девушки восхищенного взгляда. Наблюдая за ним, Софи не могла сдержать улыбку.

— Приболела немного, — созналась она забросавшим ее вопросами подружкам. — Простыла.

— От простуды лимоны хорошо, — поделилась познаниями Ами. — И молоко с медом.

— Чай имбирный, — добавила Анна.

— Гадость! — скривилась ее сестра.

— Специфический вкус, — по-взрослому поправила девушка. — Но очень он полезен. Здоровье укрепляет, улучшает цвет лица, способствует стройности фигуры.

Уж со стройностью у Софи проблем не было, скорее наоборот. А имбирь в их лавке продавался — меленый, хозяйки брали как приправу к мясу.

— Ничего, я и малиной обошлась, — махнула она рукой, заканчивая тему своей болезни.

В поле зрения опять попал лопоухий. Он глядел на Анну от ледовой горки, теребя полосатый красно-желтый шарф, и девочка, уже не таясь, прыснула в кулачок: до чего же смешные эти влюблённые! Но цветы покупают охотно…

Вспомнилась загубленная рассада, и веселье пропало. Праздники на носу, а хорошая задумка прахом пошла.

— Посмотришь, как я буду кататься? — спросила Амелия, не замечая, как она вдруг погрустнела. — У меня уже почти получается полный оборот!

Софи всегда смотрела от бортика, как сестры кружатся на ледовой арене. Своих коньков у нее не было, а брать под залог на раз девочка считала расточительством. Но сегодня вдруг передумала.

— Я тоже попробую. Можно попросить вашу маму приглядеть за Люком?

Давным-давно, еще до рождения братишки она приходила на площадь с родителями. Тогда они были дружной и счастливой семьей, ничем не хуже тех, что со смехом режут сегодня лед, крепко взявшись за руки. В те далекие времена ей нравилось кататься.

…Несмело оттолкнувшись от бортика, девочка заскользила по гладкому льду. Колени дрожали от напряжения, и казалось, ноги вот-вот разъедутся в разные стороны. Но она уже не помнила, когда в последний раз ей было так хорошо. Вместе с веселым мотивом в голове крутилась шальная мысль. Когда страх падения уступил место чувству совершенной свободы, а движения стали легкими, Софи приняла решение. Чего бы это ни стоило, не станет она больше отказывать себе и брату в маленьких радостях. И все у них будет. Не только еда и уголь — все. Сладости, нарядные вещи, интересные книжки, веселые прогулки…

Подумала и тут же в это поверила.

Новая жизнь Валету в чем-то даже нравилась. Жил в приличном доме, столовался неплохо. Ни тебе пьяных криков среди ночи, ни грязи, ни вони. Ни царского казначея, которому, хочешь, не хочешь, а треть честно заработанного вынь да положь.

Последнее радовало особенно. Но это все до поры, пока тратил накопленное, а закончатся деньги, придется либо в колоду возвращаться, либо новую семью искать. Иначе никак. Тьен слишком хорошо знал законы воровского мира и видел, что бывает с вольными художниками, промышляющими на давно поделенных территориях. Однако мысль стать самому себе царем, работать лишь на себя и ни с кем не делиться, приходила все чаще и увлекала все больше. И не денег было жалко — свободы, которую ощутил в полной мере в эти несколько дней, и теперь не желал отдавать…

Но это все — мечты. Реальность требовала конкретных решений и планов, и на третий день после своей «смерти» с одним вор определился четко: в колоду он не вернется. Город большой, найдет местечко получше, подальше от складов, смрадных доходок и дешевых кабаков, там, где публика поприличнее, жизнь вольготнее, и доходы, соответственно, повыше.