Адольфыч вдруг напрягся, заиграл желваками, стиснул руль так, что тот заскрипел, отщелкнул коленом тумблер и уже через минуту стирал со лба капли жаркого пота. Туман снова поплыл клочьями, слоями, и через мгновение «вольво» выбрался на свет. Вокруг снова был лесок, слева под соснами за забором стояло двухэтажное кирпичное здание, за ним тянулась полосой колючая проволока.
— Тоже «почтовый ящик», — объяснил Адольфыч, облегченно вздыхая. — В советское время эти воинские части на каждом шагу торчали. Сейчас уж позакрывали большую часть. Но здесь какое-то воинское подразделение еще стоит. Связисты, кажется. Я бы вовсе ничего о них не знал, но мы машины тут оставляем, у кого из приезжих они есть, конечно. Мещерского машинка тоже здесь стоит. Ну во-первых, мало ли кто из ухарей в тот же туман залетит, а потом так уж решили — Кузьминск пешеходная и велосипедная зона.
— Мы на обочине, — заметил Дорожкин и посмотрел в зеркало.
Заднее стекло машины отгораживала матовая перегородка, а боковые зеркала были затенены. Но тумана за машиной Дорожкин не разглядел.
— Конечно, на обочине, — согласился Адольфыч и остановил машину. — А ну как я бы вылетел на какого-нибудь местного тракториста или на рейсовый автобус? Тут тридцать первый номер ходит пять раз в день. До Волоколамска где-то километров тридцать или чуть больше.
Дорожкин открыл дверцу, вышел наружу. Промерзшая трава хрустела под ногами. Тумана за спиной не было.
— Дальше будут дачи, — хлопнул дверью Адольфыч, оперся локтями о покрытый инеем капот. — С правой стороны. Когда-то тут такие грибные места имелись! Теперь все дачники затоптали. Замусорили лес. Видишь, как отпечатался простор в русском характере? Гадить можно где угодно, всегда свободное место найдется. А где-нибудь западнее, чуть сильнее плюнул — уже кому-то на голову. А у нас… — Адольфыч с досадой махнул рукой. — Если еще дальше ехать, лес кончится. Потом поле, деревенька Чащь. Мостик через речушку — Локнаш называется. Опять поле. Потом опять дачи, будь они неладны. Только слева. А когда-то на том месте лесок был маленький. Маленький, но грибной. Коноплево назывался. А за ним уж поселок, село и поворот на Волоколамск. А там Рига, по ней недалеко и до Москвы…
— Тумана за спиной нет, — сказал Дорожкин. — Был и нет. И подъезжали мы когда, он словно ниоткуда появился.
— Да, — признался Адольфыч, скривив губы в усмешке. — Чего скрывать? Приложили мы руку к этому туману. Кто-то отгораживается колючей проволокой, а мы вот туманом. Тоже неплохо, кстати. О нашей стороне тут дурные слухи ходят. Но мы заповедником прикрываемся. Видел? Даже охрана на КПП в егерской униформе. Местные особо и не лезут — нынешняя власть шутить не любит, когда на ее привилегии рот разевают, — народ напуган. Ну мало ли, оштрафуют или в милиции отмутузят. Но КПП все равно бдит. Может, кому и туман не помеха, и с ОМОНом познакомиться что почесаться. Но туман все-таки дело такое, разное может случиться в тумане. Сегодня ничего прошли, а то паутиной все забивает. Так если что — вон стоянка машин, можно позвонить в администрацию, машину вышлем, а самому не советую. Ничего не выйдет. Но я сейчас не о том. Ты думай, парень. Отсюда до Москвы чуть больше часа. Ну если на перекладных, то часа три. Если что, я не обижусь. Вещи пришлю. И зарплату выплачу за два месяца вперед. Не так, как твой последний шеф. Прямо сейчас.
— А почему вопрос встал именно так? — не понял Дорожкин.
— А он всегда встает именно так, — объяснил Адольфыч. — Ну с особенностями, конечно. Обычно, если человек начинает метаться, корни волочить, вместо того чтобы врасти в почву, я сажаю его в машину и везу сюда. Но так-то нечасто бывает. Хотя я всякого везу. Недавно, кстати, Мещерского с женой возил. Думать надо на свободе, а не за забором. Тут по-другому думается. А тебе подумать надо, такое уж за месяц навыпадало, некоторым на всю жизнь бы хватило. Понимаешь?
— Отбор, что ли, такой? — удивился Дорожкин.
— Считай, что отбор, — пожал плечами Адольфыч. — Если уедешь, ничего страшного, а останешься — значит, сам остался, никто не неволил. Мещерские вот решили остаться, хотя Маша Мещерская сильно перепуганная была. Ничего, привыкнет.
— Что там происходит? — обернулся назад Дорожкин.
— Где? — с деланым недоумением оглянулся Адольфыч.
— В Кузьминске этом самом, — не сводил взгляда с мэра Дорожкин.
— Садись, — коротко бросил Адольфыч, дождался, когда Дорожкин займет место рядом, положил руки на руль. — Что-то не так?
— Не так, — кивнул Дорожкин. — Вы обещали тихую мелодию, а там громыхает оркестр. Видел я, как ваши экстрасенсы по лесу прыгают. Много чего видел, не поверил почти ничему, да только объяснения толкового все одно не подобрал.
— А нужно объяснение? — спросил Адольфыч.
— Да уж хотелось бы, — нервно усмехнулся Дорожкин. — Голова так устроена, что нестыковки состыковать хочется. А если не стыкуются, значит, что-то не так или в голове, или вокруг.
— Мне как-то Неретин, который, как ты уже понял, бо-о-ольшой оригинал, — Адольфыч щелкнул себя по гортани, — сказал умную вещь. Наука должна не только отвечать на поставленные вопросы, но и честно говорить, что нет ответа, а не кричать и не стучать ногами, что нет вопроса. Отсутствие ответа еще ничего не значит. Вопрос-то есть. Но еще вернее, что есть и ответ. — Адольфыч щелкнул пальцами. — Но он почти никому не известен. Или вовсе никому.
— Так вопрос-то в чем? — поинтересовался Дорожкин. — Я-то с каждым днем убеждаюсь, что мне известна только часть вопроса.
— Вопрос… — Адольфыч опустил голову, прикрыл глаза. — Тут недавно посидел у того же Мещерского в Интернете, посмотрел, что там интересного в науке творится. Нашел новость, что, оказывается, у современных людей наличествует в геноме какая-то часть генов вытесненных или истребленных неандертальцев. Ну где-то так. Как думаешь, стоит попробовать со временем вычленить эти кусочки, остатки исчезнувшей цивилизации, чтобы восстановить ее? Мамонтов же пытаются как-то так же воскресить?
— Зачем? — не понял Дорожкин. — Я не про мамонтов. Зачем нам еще неандертальцы? Мало, что ли, собственных проблем у человечества?
— Точно так! — поднял палец Адольфыч. — Своих проблем достаточно. А если бы неандертальцы продолжали существовать? Ну обитали где-нибудь в укромных местах планеты? Есть же леса или джунгли, где на сотни километров нет ни одного человека?
— Некоторые считают, что они и обитают, — заметил Дорожкин. — Только доказательств тому нет. Пока нет. Но, боюсь, открытие неандертальца означало бы его гибель. Замучили бы.
— Вот, — обрадовался Адольфыч. — Ты сам все сказал. Не дали бы существовать привычной жизнью. И не дают. Хорошо хоть не убивают. Почти не убивают. А раньше так просто-напросто казнили. С мучениями и истязаниями. Суставы выворачивали. Кости дробили. А потом на кострах сжигали.
— Неандертальцев? — удивился Дорожкин.
— Ведьм, колдунов, волхвов, — перечислил Адольфыч. — Каждого, кто отличался от обычного человека хоть чем-то. С тайным народом лучше обходились, он людей всегда сторонился, но с каждым столетием и сторониться было все труднее и труднее. Некуда постепенно стало сторониться. Отсюда и вырождение.
— Тайный народ… — сморщил лоб Дорожкин. — Это…
— Числа ему нет, — ответил Адольфыч. — Кто это, описать не могу. Больно уж разное иногда попадается. Но если выражаться проще, то тайный народ — это те существа, которые или еще не приблизились к человеку, или уже ушли от него. Да хотя бы вот в институте. Видел, кто там у них полы моет? Не буду даже называть кто, а то совсем уж за дурака сочтешь.
— И что же получается… — нахмурился Дорожкин.
— Там, — Адольфыч мотнул головой за спину, — не только какие-то изменения и какие-то способности. Там заповедник. Тех, кого хотели истребить, да не успели. Тех, кто хоронился в укромных уголках земли. Видишь как, возьми того же Дира. Обаяшка, отличный парень. Сидел себе под Пермью лет двести, никому не мешал, а тут пошло. Лес стали пилить, под корень выводить. Куда ему было деваться? На Северный Урал пехать? Там солнышко просто так не накопишь. Вот он познакомился с каким-то туристом, пожил у него пару месяцев, затосковал в камне, посидел в Интернете, да недолго думая ляпнул в каком-то блоге, что, мол, имеется леший без леса, ищет лес, порядок гарантирует. Ну а мы-то тоже мониторим это дело понемногу. Отыскали мужика, притащили сюда. Счастлив. И пользы от него вагон. Ну остальных по-разному отыскиваем. Как тебя нашли, ты и сам знаешь.
