— Возьмёте с собой. В школу ей ещё рано, будет в офисе с твоей ненаглядной сидеть. В общем, решено! Будем планировать командировку, год на подготовку, и рванём. А пока учи испанский.

Друг ушёл озадаченным грандиозностью планов. Я только предупредил, чтобы никому. Особенно Юльке. Женщинам надо говорить прямо перед самым началом движухи, а то изведут любопытством, проверено.

На следующий день я с нетерпением ждал Даниэлу, и она пришла. Не глядя на меня покрасневшими глазами, девушка рассказала об отказе отца дать своё согласие на брак:

— Перед Югославией новые вызовы, и нам в рядах нужны сильные заибанцы, а не калеки и инвалиды, — заявил он своей кровиночке, поставив на мне крест. Всё верно — дочь одна, должна быть рядом и дать здоровое потомство, чтобы род не прервался. А Даниэла, как послушная дочь, воспитанная в лучших патриархальных традициях, не пойдёт против воли отца.

Конечно, я теперь для генерала отработанный материал — помощи от меня больше никакой, одни расходы. Он же не в курсе, что у меня, кроме доходов от ведунства, был ещё и другой бизнес. Поэтому решил откупиться. Даниэла передала мне пухлый конверт, пластиковую папку с торжественными бумагами о присвоении звания лейтенанта, награждении и почётном гражданстве, и красную коробку с орденом. Надо будет ещё подъехать в Югославское посольство и оформить паспорт с этими документами. А сейчас она должна возвращаться домой и собирать вещи — завтра вылет в Белград. Я выздоровел и больше в её помощи не нуждаюсь. По крайней мере, так решил её отец. Обняла на прощание, крепко поцеловала в губы и, смахнув слезу, ушла.

Глянул в конверт — две пачки сотенных купюр с ликами дохлых президентов нашего общего заокеанского противника. Ну да, так-то сербы молодцы. Со стороны не было видно, что им кто-то помогал — по мнению мирового сообщества отбились сами. Забросил конверт к документам, потом пущу на благотворительность — мне их подачки не нужны, как и почётное гражданство. Тем более не верю, что Сербии удастся удержать Черногорию в рамках Югославии. А вот Орден — это круто! Буду надевать его на День Победы.

Вечер посвятил разбору записей поры своего ведунства. Завтра уже выписка, надо знать, куда дальше свои силы направить. Открыл хронологию расширения НАТО. Через пять лет блок прирастёт болгарами, румынами, словаками со словенцами и всеми карликовыми прибалтийскими государствами, где в будущем закроют информацию о переписи населения. Конечно, если опубликовать, что из двух миллионов какой-нибудь Латвии осталось меньше миллиона в стране, а самое работоспособное население разбежалось по Германиям с Англиями, то как тогда надувать щёки перед большим соседом? Это це Европа! Вместе они — сила! А посчитать не по странам, а по населению, так становится смешно. Или в России сто сорок пять миллионов, или в той же суровой Норвегии всего пять! А в Бельгии или Португалии народу меньше, чем в Москве! И как они нам могут диктовать, как жить, когда сами вымирают? В следующем двухтысячном году мужественные шотландцы, даже зимой не снимающие юбки, отменят запрет на ЛГБТ, и по Лондону пройдёт первое розово-голубое шествие. Так-то всё понятно — золотой миллиард озаботился сохранением ресурсов, начав внедрять ЛГБТ-культуру для своего радужного будущего. У лесбиянок дети не рождаются, как и у гомиков. Да и трансгендеры становятся стерильными. Вот уже минус пара миллиардов человек в перспективе. Всего-то надо поддержать творческую интеллигенцию — запретить фильмы к показу без упоминания меньшинств, наградить розовых певичек и ввести уроки в школах, где в неокрепшие умы будут вдалбливать понятие «оно». Унисекс в одежде будет нормой жизни, а с экрана будут петь Тату — сверхновая звезда этого дуэта вспыхнет тоже в двухтысячном и будет продвигаться заинтересованными силами по всему миру. Со временем российская группа откажется от имиджа лесбиянок, но своё дело уже сделает. Бггг, дойдёт даже до того, что обяжут в олимпийские сборные включать представителей секс-меньшинств! А патриархальная Россия будет оставаться вне мейнстрима, поддерживая и культивируя семейные ценности, за что и будет подвергаться нападкам со всех трибун. Правильно заявит наш будущий президент: «Россия не может войти в Европу из-за своих габаритов. По высоте дверного проёма не проходим, по ширине плеч не вписываемся, а нагибаться — мы не привыкли».

Но это меня что-то занесло. Не иначе, расставания с девушками так подействовали! Только начнешь надеяться на счастливый конец, но я же в здесь, а не в загнивающей Европе. Не любим мы хэппи-эндов. Скучно нам с ними. Мы любим пострадать и одновременно пожалеть себя или того, кому ещё хуже.

Стоп! Опять занесло. Хватит, отрефлексировал. Пусть они все сдохнут! В смысле, враги, которые виноваты. В записях нашёл даты взрывов домов в Буйнакске, Москве и Волгодонске. Начну с них. До сентября время ещё есть. А там и до заокеанских друзей постараюсь добраться. Тем более Бжезинский[169] уже написал в девяносто седьмом свою «Великую шахматную доску» с пошаговой инструкцией удушения России, где отводил Украине место демократического плацдарма для США. А я вот не хочу, чтобы в Малороссии опять появились танки с крестами — на момент моего «убытия» в прошлое из осени двадцать второго танков ещё не было, но джипы и БМП уже вовсю рассекали. И в этой истории я постараюсь приложить все силы, чтобы они не появились.

— Я на костылях не пойду! — я решительно отодвинул в сторону деревянные подпорки, которые мне попытался всучить отец — на мою выписку он прибыл во всеоружии, то бишь с самодельными костылями наперевес. Да, передвигаюсь ещё с трудом, но хотя бы трость привёз. Костыли точно мимо.

Когда на следующий день родители приехали за мной, я заметил, как они оба сдали, и у меня сжалось сердце. Мать осунулась, а у отца впервые проступила седина, хотя ему ещё нет и пятидесяти. Да, доставил я им переживаний, не буду хвастаться Орденом и успехами в обороне Югославии.

— Ну и напугал ты нас, сынок, — мама погладила меня по голове. Мы доехали до дома, и она окружила меня заботой, отчего я чувствовал себя не в своей тарелке.

— Да ладно, мам, обошлось же. Я теперь здоровее всех буду, мне врач пообещал, — попытался успокоить, но она продолжала.

— Отец сильно переволновался, когда узнал про твой инсульт. Его самого чуть паралич не разбил. Три дня не вставал с кровати, руки не мог поднять, — заложила она батю, пока он ходил ставить машину на платную стоянку. — На сердце жаловался, я его травами отпаивала.

— На сердце, говоришь? — задумался я. Помню, что у него был инфаркт в прошлой жизни, а здесь, видать, болячка раньше проявилась. — Что ж, будем лечить.

— А что это за красавица за тобой ухаживала? Когда мы к тебе с отцом примчались, сидела у твоей палаты, — невзначай поинтересовалась мама.

— Блондинка или брюнетка?

— Так она ещё не одна была? Светленькая.

— Значит, это была Наташа.

— Может, в гости пригласишь? Познакомишь со своей девушкой…

— Она не моя, и давай закроем тему. Мы с ней расстались.

— Да что же это такое?! — всплеснула руками. — В кои веки девушка за ним ухаживает, а он ей от ворот поворот!

— Мамуль, у неё характер не очень. Строптивая и избалованная. Зачем тебе такая невестка?

— Да какая разница? Главное, чтобы внуки были! А то останешься бобыль бобылём! А тебе уже скоро двадцать семь!

— Ё-маё! Мам, не начинай! — в прошлой жизни мать так и не смирилась с моим одиночеством и отсутствием внуков, от чего сильно переживала. Я, глядя на неё, расстраивался и пытался успокоить, цитируя классиков.

— Обещаешь найти вторую половинку?