Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

— Доброго вам здравия, отче, — почтительно поклонившись, поздоровалась Александра. — Вот, везём злокозненных преступников в Тайную Канцелярию. Пусть там разбираются, как им и положено.

— Зачем же так круто, графинюшка? — болезненно поморщился старец. — Зачем так — рьяно? Кровища сплошная. И наказывать-то можно — с толикой милосердия…

— Ну, вот, Владыко. Не угодишь на вас, право слово.

— Эх, грехи наши тяжкие…. Всё, православные, расходимся. По домам все! По домам…

Монахи и крестьяне, огорчённо понурив головы, разбрелись в разные стороны.

— Расстроились, понимаешь, — высокомерно усмехнулась Александра. — Суровые блюстители нравственности, тоже мне, выискались…. Фёдор, вылезай из машины. Живо. При доме останешься. И ты, матушка Варвара, так же. Егорушка, садись за руль грузовичка. Я первой поеду, а ты следуй за мной…

Глава первая

Мы успели

Хижина была очень старенькой, но ещё крепкой, а главное, тёплой. Это в том смысле, что зимовать в ней было достаточно комфортно и уютно. Для привычного и опытного человека, понятное дело, комфортно. А Егор, как раз, таковым и являлся — тёртым и виды видавшим чукотским охотником. По крайней мере, он сам себя ощущал — таковым.

То есть, был железобетонно и однозначно уверен в этом. Так было надо. В этом и заключалась задуманная фишка. Точка.

Ещё несколько слов о старой хижине, вернее, об охотничьей землянке-каменке.

Когда-то — лет так пятьдесят-шестьдесят назад — кто-то глазастый, предприимчивый и шустрый высмотрел в местных гранитных скалах аккуратную прямоугольную нишу подходящих размеров — девять метров на четыре с половиной. Высмотрел, да и решил приспособить под надёжное и долговечное жильё.

Тщательно укрепил в земле, то есть, в вечной полярной мерзлоте несколько толстых сосновых брёвен, принесённых к берегу морскими южными течениями, обшил брёвна — с двух сторон — крепкими досками, а пространство между ними засыпал мелким гравием и песком — вперемешку с обрывками сухого ягеля. Получилась четвёртая стена хижины. Три, понятное дело, остались каменными. Естественно, что в этой четвёртой стене имелась надёжная и приземистая (тоже засыпная), дверь, а также крохотное квадратное окошко. Односкатная же крыша строения была сооружена самым простейшим образом-методом. На аккуратно уложенные жерди и доски были настелены толстые моржовые шкуры, поверх которых разместился полуметровый слой светло-зелёного лохматого мха. Крыша — с течением времени — густо заросла карликовой берёзой, ивой, ракитой и высокими кустиками голубики. Ещё землянка была оснащена отличной печью, умело сложенной из дикого камня. Именно эта печка и позволяла успешно выживать — в сорокоградусные суровые морозы.

Почему было не построить обыкновенную бревенчатую избу-пятистенок? Потому, что вокруг — на многие сотни и сотни километров — простиралась дикая чукотская тундра, и дельную древесину можно было отыскать только на морском берегу длинного изломанного мыса, который назывался — «Наварин».

Конечно же, мыс Наварин — это юго-восток Чукотки, и климат здесь гораздо мягче, чем на севере, да и до Камчатки уже рукой подать. Следовательно, вдоль ручьёв и лесок — какой-никакой — встречался. Но, так, совсем ерундовый, хилый и откровенно-несерьёзный. Берёзки-осинки высотой по грудь среднестатистическому взрослому человеку (надо думать, только наполовину карликовые), тоненькие и кривые сосёнки-ёлочки, да и куруманника было — сколько хочешь. Куруманник — это такой густой кустарник высотой до полутора метров: ракита, ива, ольха, вереск, багульник, что-то там ещё….

Короче говоря, с серьёзной древесиной на мысе Наварин наблюдался тотальный дефицит, и настоящую бревенчатую избу строить было практически не из чего.

Егор очень любил свою хижину-землянку. Она служила ему и спальней, и столовой-кабинетом, и многопрофильным складом.

Широкая печка условно разделяла помещение на два отделение — жилое и хозяйственное. В жилом отделении — меньшим по площади — он готовил пищу, умывался, ел, стирал нижнее бельё, предавался раздумьям и спал. В хозяйственном — обрабатывал шкурки добытых песцов, тарбаганов, чернобурок, медведей и полярных волков, засаливал пойманную рыбу, очищал от грязи и вековой плесени длинные бивни мамонтов, найденные в юго-западных распадках. Здесь же хранились продовольственные и прочие припасы, необходимые в повседневной жизни чукотского охотника-промысловика: патроны, ружейное масло, широкие лыжи, керосин, дубильные вещества, звериные капканы, рыболовные снасти, нитки-иголки, ножницы для стрижки волос, усов и бороды, прочее — по мелочам. Включая стандартную медицинскую аптечку и зубные пасты-щётки.

На задней стене избушки, рядом с печью, красовалась странная надпись, выполненная белой краской: — «Шестьдесят три градуса двадцать семь минут северной широты, сто семьдесят четыре градуса двенадцать минут восточной долготы».

Кем была построена эта хижина-землянка? Когда? Егор этого не знал, да и, честно говоря, не хотел знать. А, собственно, зачем? Что это могло изменить? Ровным счётом — ничего. Игра, придуманная им самим, началась. Приходилось соблюдать правила.

От прошлой жизни у Егора осталась только одна единственная безделушка — крохотная фигурка белого медвежонка, искусно вырезанная из светло-сиреневого халцедона. Медвежонок доверчиво улыбался и являлся единственным собеседником-слушателем-приятелем. Именно с ним Егор, чтобы окончательно не утратить навыки человеческой речи, и беседовал долгими вечерами. Вернее, медвежонок загадочно молчал, а Егор увлечённо и самозабвенно рассказывал ему о событиях прошедшего дня. О добытых пушных зверьках, о происках хитрых бурых медведей и коварных росомах, о рыболовных удачах и погодных реалиях. Другие вопросы-темы Егора совершенно не интересовали.

Хижина располагалась на узкой каменной террасе, поросшей разноцветными лишайниками и редкими кустиками голубики. Наверх поднимался пологий косогор, усыпанный разноразмерными валунами и булыжниками. Внизу — метрах в трёх-четырёх — ненавязчиво шумел бойкий ручей, носящий поэтическое название «Жаркий» и не замерзавший даже в самые лютые морозы. Ручеёк — через семьдесят-восемьдесят метров от землянки — впадал в Берингово море.

То есть, месторасположение жилища было выбрано со смыслом. Во-первых, всегда под рукой была пресная вода. Во-вторых, косогор защищал хижину от противных северных и северо-восточных ветров. В-третьих, прекрасно (даже из крохотного окошка землянки), просматривалась уютная морская бухточка.

Два раза в год — в конце мая и в начале октября — в бухту заходил маленький пароходик «Проныра», принадлежавший камчатскому бизнесмену Ивану Сергеевичу Николаеву. Пароходик бросал якорь — по причине мелководья — примерно в ста пятидесяти метрах от берега, и с его борта спускали пузатую шлюпку, на которой Егору — молчаливые и хмурые матросы — доставляли продовольствие, бумагу, шариковые ручки и прочие, заранее заказанные им припасы, а также бумажный листок с новым план-заданием от неведомого ему господина Николаева. И, соответственно, забирали меховые шкурки, рыбу (вяленую и копчёную), деревянные бочки с красной засоленной икрой, бивни мамонтов и список с материально-продовольственными пожеланиями на следующий визит. Книги, газеты и прочие интеллектуальные штуковины в этих списках никогда не фигурировали…

Зимой, конечно же, приходилось нелегко. Метели, вьюги и пороши дули-завывали неделя за неделей. Из хижины было не выйти, звериные капканы и петли оставались непроверенными. От вынужденного безделья иногда наваливалась лютая безысходная тоска, хотелось выть в голос и кататься по полу, круша — от бессильной злобы — всё и вся….

После вспышек внезапной и ничем немотивированной ярости приходили странные и тревожные сны, наполненные цветными призрачными картинками. В этих снах умиротворённо и задумчиво шумели густые сосновые и лиственные леса, беззаботно щебетали незнакомые шустрые птицы, элегантные корабли — под всеми парусами — неслись куда-то по лазурно-голубым волнам, вспенивая по бокам белые буруны.…

144
{"b":"862505","o":1}