— Какой же ты недогадливый, — улыбнулась девушка. — Ну-ка, попробуй немного пошевелить извилинами головного мозга. Итак. Грызун переместился на двенадцать минут назад. Причём, очень-очень голодный грызун…
— Мышка, находясь в Прошлом и не отвлекаясь на всякую ерунду, за двенадцать минут умяла всю пшеницу, которая — одновременно — находилась и здесь, и там?
— Молодец.
— То есть, искусственно изменяя Прошлое, мы — одновременно с этим — меняем и Настоящее? — задумался Тим. — И изменённое Прошлое, словно бумеранг, обязательно догонит Настоящее?
— Увы, но это так. Непременно и однозначно догонит.
— Как вернуть эту конкретную мышку обратно, в Настоящее?
— А что мы с тобой делали двенадцать минут назад? Вернее, уже десять?
— Ну, кажется, стояли около одёжного шкафа, где я выбирал себе белый халат…
— Халат выбирал? Ха-ха-ха! Уморил, — развеселилась Милена. — Ты, юноша озабоченный, только делал вид, что выбираешь. А на самом-то деле пялился — исподтишка — на мои безумно-стройные и идеально-совершенные ноги… Если же серьёзно. Да, мышка вернётся. Я так задумала изначально. Сейчас мы с тобой — там, в Прошлом — подойдём к шкафу для проведения экспериментов. Я щёлкну серебристым тумблером, и за одним из «окошек» загорится ярко-жёлтая лампочка, освещая небольшую камеру-нишу, где оголодавшая серо-палевая мышка изволит жадно вкушать пшеничные зёрна… Ну, что будет дальше? Угадывай, коллега.
— Ты «перебросишь» её из Прошлого — обратно в Настоящее?
— Конечно. Но это ещё не всё. Есть у меня ещё одна оригинальная задумка.
— Какая?
— Скоро узнаешь. Сюрприз, как говорится, будет. Ждём…
Прошла минута, вторая, третья.
— Ой! — торопливо поднося к глазам указательный палец правой руки, непроизвольно вскрикнул Тим. — Кажется, меня кто-то укусил. Причём, по-серьёзному, до крови.
— Аптечка вон в той тумбочке, — небрежно махнула рукой девушка. — Срочно продезинфицируй ранку и возвращайся.
Тим торопливо отрезал ножницами кусок бинта и, щедро полив его перекисью водорода, наспех обмотал палец.
— Эх, прозевал! — известила Милена.
Подойдя к шкафу для экспериментов, он широко улыбнулся и восхищённо покачал головой: в камере-нише, заинтересованно обнюхивая пустое блюдечко, смешно суетились две серо-палевые мышки.
— Как тебе, коллега, моя задумка?
— Элегантная, — признал Тим. — Да, здесь — непаханое поле. Для всяких и разных смелых экспериментов, я имею в виду.
— Хм, э-э-э…, — неожиданно замялась Милена.
— Что это с тобой, госпожа начальница?
— Ощущаю себя виноватой. Ну, за твой укушенный палец. Наверняка, это я тебя — там, в Прошлом — торопила с пересадкой второго грызуна в камеру… Хочешь меня поцеловать? В качестве частичной моральной компенсации?
Они и начались — всякие и разные эксперименты. Изощрённые, разнообразные и навороченные, в том числе. В дневное время — научно-исследовательские. По ночам — в коттедже у Милены — постельно-сексуальные. Бывает, конечно…
Тим, пребывая в счастливом тумане, буквально-таки на крыльях летал и светился от счастья неземного. Даже начал песенки — собственного сочинения — тихонько напевать. Например, такую:
Она?
Она немного влюблена.
В меня? Я не узнаю никогда.
Хотя, дней пять всего прошло.
Смешно…
Она…
И словно зов — далёких стран.
Она.
И ветер в рваных парусах.
Сосульки — с незнакомых крыш.
Ты почему — молчишь?
Она?
Клавиш белых — не сосчитать…
Она?
Клавиш чёрных в помине нет…
Лишь морского бриза — печать.
Рассвет…
Она?
Клавиш белых — не сосчитать…
Она?
Клавиш чёрных в помине нет…
Лишь морского бриза — печать.
Рассвет…
А потом, где-то недели через три после начала их сердечных отношений, Милена не пришла на работу, а её мобильник упорно не отвечал.
Тим подошёл с вопросом к Гринбергу.
— Сотрудница Пандева? — отводя глаза в сторону, неожиданно засмущался профессор. — Взяла недельный отпуск. К ней муж прилетает. Кажется, надолго. Надо в коттедже прибраться. Подготовиться к встрече. То, сё… Что у вас с лицом, Белофф? Вы не знали, что Милена Пандева замужем? Вот же, незадача…
Милена позвонила уже ближе к обеду, поздоровалась, как ни в чём не бывало, и сообщила:
— Некоторое время, милый, мы не сможем встречаться. Ко мне, знаешь ли, законный муж прибыл с визитом супружеским… Но ничего, потом что-нибудь обязательно придумаем. В Анкоридже есть много мотелей, предназначенных для туристов и дальнобойщиков. А можно снять квартиру. Где-нибудь на отшибе, понятное дело… Э-э, ты где? Отзовись…
— Ты готова прыгать из койки в койку? — немного помолчав, уточнил Тим.
— М-м-м… А что у тебя с голосом? Всхлипнул, или мне показалось? Вот же… Послушай, мальчик, заканчивай истерить. Пора уже и в мужика превращаться. В настоящего, сурового и брутального… Ладно. Бывай. Захочешь — позвонишь…
Он и стал брутальным — сразу. Отключил мобильный телефон и стал. Благо природного русского упрямства было не занимать.
В тот же день Тим, воспользовавшись помощью Макса Гринберга, перевёлся в «Фонд охраны дикой природы», а ночью уже отбыл в Гренландию — на профильную станцию, расположенную в семидесяти пяти километрах от городка Нуук.
Норвежец Фред Енсен, прямой начальник Тима, много рассказывал ему о Шпицбергене, где сам ни разу не был, но очень мечтал побывать. Много, подробно и очень увлекательно рассказывал.
А потом, примерно через полгода, Фред, свалившись с высокой скалы, трагически погиб.
Погиб, оставив Тиму в наследство трёхмесячного щенка по кличке — «Клык» и заочную горячую любовь к островам архипелага Шпицберген…
Глава пятая
Встречи, разговоры, «тарелки»
Он приводнился в Ню-Олесунне уже ближе к полуночи. Затащил — на специальной тележке — мотодельтаплан в ангар, запер двустворчатую дверь на замок и отправился домой. Там они с Клыком слегка перекусили — именно слегка, так как плотные ужины ведут к преждевременному ожирению. А как упитанный мужчина (или там, к примеру, пёс-хаски), может быть брутальным? Никак, ясен пень. Точка…
Потом Тим решил перевести на компьютерные диски видеоматериалы, заснятые в течение трудового дня. Здесь его и поджидал неприятный сюрприз: съемки с места убийства двух белых медведей-подростков получились отличного качества, а, вот, всё, имевшее отношение к мысу Верпегенхукен…
— Ничего не получилось, — всерьёз расстроился Тим. — Ничего, и даже меньше. И обзорная съёмка, сделанная с мотодельтаплана, куда-то пропала, и все наземные кадры исчезли без следа… Чистая плёнка, и всё тут. Хрень хреновастая и склочная. Впрочем, чего-то подобного я и ожидал. Объект-то не из простых будет, а с ярко-выраженным подвохом. Ладно, Бог даст — разберёмся. Чай, не последний день живём на этом Свете…
Напоследок он разослал — сразу по нескольким электронным адресам — текст следующего содержания: — «Имею срочные, важные и экстраординарные новости! Всем заинтересованным лицам предлагаю собраться завтра в „кают-компании“ к девяти тридцати утра. Брут».
Что такое — «кают-компания»? Это такой специальный домик, не имеющий конкретного хозяина. Как уже было сказано, Ню-Олесунн являлся посёлком интернациональным, и все его немногочисленные обитатели, разделяясь по принципу землячеств, жили друг от друга отдельно. А в «кают-компании» собирались только по таким важным поводам-вопросам, как: узко-профильные научные совещания и семинары, рассмотрение вопросов (в том числе, и финансовых), посвящённых техническому обслуживанию и благоустройству посёлка, а также для совместных празднований дней рождения и самых различных юбилеев-праздников.