Малыш задумался. С одной стороны, ему крайне не нравилось то, что говорил его партнер. Несмотря на сказанные им недавно слова о длинноухих зазнайках, в глубине души Уин, как и большинство его соплеменников, испытывал к эльфам чувство, колеблющееся между почтением и благоговением, — оборотная сторона официально декларируемого презрения к «лесным эстетствующим бездельникам», по определению одного из великих подгорных философов. С другой стороны, присущая гномам обстоятельность не позволяла ему с ходу «отшить» нахального большенога, осмелившегося походя пнуть грязным сапогом одну из святынь. Для начала следовало хотя бы вспомнить, точнее, попытаться вспомнить текст «Песни», затем попробовать произвести над ним предложенное Ханко надругательство, вдумчиво проанализировать результат. Проблема… и она заставила полукровку внимательно посмотреть на породившего ее.

— Слушай, партнер, — после долгой паузы произнес Малыш. — Кто ты такой?

— Не понял, — озадаченно отозвался Ханко. — Поясни.

— Я расспрашивал о тебе мистера Хинброкла, — медленно сказал Уин. — Точнее, я присутствовал при том, как его расспрашивал о тебе Крип, но и сам вставил пару важных для меня вопросов.

— О, — приподнял бровь проводник. — Достопочтенный Корнелиус Крип соизволил поинтересоваться моей скромной персоной. Надо же… и что же поведал обо мне старина Хренброкл?

— Интерес Крипа вполне объясним, ибо от успеха или провала нашей миссии зависит очень много. Если пользоваться привычными мне человеческими аналогиями… не скажу, что он поставил на эту карту все — Крип слишком опытен, чтобы складывать все яйца в одну корзину, но игра идет по очень высоким ставкам. И его противники в Совете не упустят шанса, если он им представится.

— Ты хочешь сказать, что они скорее помогут кому-нибудь другому получить наш приз, чем согласятся оставить его в цепких лапках милого дядюшки Корни?

— В одной из ваших священных книг, — сказал Малыш, — есть притча. О том, как одному человеку предложили исполнить любое его желание — но с условием, что его сосед получит вдвое больше. Ты помнишь, каким был его выбор?

— Помню, — улыбнулся Ханко. — К слову сказать, я как раз недавно перечитывал эту книгу и, дойдя до этого эпизода, подумал, что человечеству в тот раз крупно повезло. Окажись на месте этого мелкого завистника какой-нибудь свихнутый альтруист, искренне жаждущий облагодетельствовать всех…

— И что ужасного, по твоему мнению, произошло бы в этом случае?

— Не знаю. Но всякий раз эти попытки оборачивались морем крови. Взгляни хотя бы на историю Французской революции. Какие замечательные слова они писали на своих знаменах: свобода, равенство, братство! А кончилось все гильотиной. И императором.

— Вот опять, Крис, — заметил гном. — Ты упорно выпадаешь из образа. Скажи-ка, многие ли из твоих коллег-проводников способны рассуждать о Французской революции или эльфийской поэзии? Альиеигльнео Кристофероль? Кто ты, партнер?

— Я ведь уже сказал тебе, что так и не выучил квенья, — усмехнулся проводник.

— Кто ты?

— А кем я могу, по-твоему, быть? — пожал плечами Ханко. — Назгулом? Я тот, кто я есть, не больше, но и не меньше.

— Это не ответ.

— Это как раз и есть единственный ответ, на который ты можешь рассчитывать, партнер, — сказал проводник. — Потому как история моей жизни, ты уж прости, останется при мне — равно как и твоя при тебе.

— Ну погадать-то, — мечтательно произнес гном, — я могу?

— Сколько угодно, — Ханко аккуратно положил карабин обратно на одеяло и принялся закутывать его. — Я даже могу подсказать.

— Подскажи.

— Как наверняка сообщил вам старина Хренброкл, я появился в Пограничье семь лет назад. Как сообщил тебе только что я сам, в моей жизни также имеются четыре года, проведенные на войне. Логично будет предположить, что событие, повлекшее формирование моего столь озадачивающего тебя облика, находится где-то в промежутке между вышеуказанными периодами? Я достаточно понятно выразился, а, партнер?

— О да, — кивнул Малыш. — Вполне.

Возвращение в реальный мир было донельзя мучительным. Более того, в первый момент, ощутив навалившуюся на меня тяжесть, я вообразила, что за время беспамятства наши попутчики-люди успели признать бедную эльфийскую принцессу безвременно умершей и позаботиться об ее упокоении. К счастью, период панического ужаса был недолог, а потом я с облегчением осознала, что, точнее, кто именно придавливает меня к ковру и что выбраться из-под обмякшего тела моей спутницы задача хоть и не простая, но все же не в пример более легкая, чем выкапывание из могилы. Другой вопрос, что по весу… я, конечно, предполагала, что моя спутница — существо весьма нелегкое во всех смыслах, но до сего момента не догадывалась, насколько именно.

Все же я попыталась пошевелиться — но в этот миг поезд резко дернулся, и что-то холодное коснулось моего виска, вновь отправив меня в объятия голубого тумана.

Следующее пробуждение оказалось не в пример приятнее — благодаря исчезновению давящей сверху массы. Открыв глаза, я обнаружила обладательницу оной массы, оглядывающуюся по сторонам с явным намерением кого-нибудь убить… а потом воскресить и убить еще раз… и еще раз… после чего вдосталь поглумиться над трупом.

— Что это было?

— Это, — брезгливо покосилась Юлла на валяющуюся на столике бутылочку, — прогресс в области алхимии.

— Я серьезно!

— И я серьезно, — отозвалась стражница. — Когда меня лет пять назад пытались травануть такой же мерзостью, то просыпаться после нее было — как после трехнедельного запоя. Так что прогресс, как говорят люди, налицо. У тебя голова не болит?

— Нет, — неуверенно сказала я. — Но вот какое-то странное чувство… словно чего-то не хватает… и почему в вагоне, кроме нас, никого нет… мы что, стоим?!

— Похоже, — наклонившись, моя спутница щелкнула стопорами и, опустив окно, прислушалась к доносящимся снаружи негодующим воплям:

— Скреглик млин!

— Это и в самом деле возможно — украсть локомотив? — севшим голосом переспросила я.

— Украсть можно все, — проворчала моя спутница, выглядывая в окно. — Будь то любимый единорог Его Величества или винты от броненосца. Вопрос лишь в том…

И в этот миг я поняла, что за странное чувство гложет меня… и увидела, чего мне не хватает!

— Юлла-а-а!!!

Кажется, до сегодняшнего дня я не издавала подобных звуков ни разу в жизни — равно как и не слышала их в исполнении какого-нибудь иного Перворожденного. Также глубоко сомневаюсь, что легкие живого существа способны произвести их самостоятельно — скорее, тут была замешана также инстинктивная магия.

Не знаю, как отреагировали на этот вопль остальные пассажиры поезда — так же, как и все прочие в радиусе трех миль от нашего вагона. Та же, к кому он был обращен, подпрыгнула, едва не расшибив затылок о верхний край окна, и повернулась ко мне с крайне неодобрительным выражением на лице.

— Боги, принцесса, зачем же так кр… — в этот миг Юлла увидела, на что именно я пялюсь втрое увеличенными по сравнению с обычным состоянием глазами, и осеклась.

— Украли…

Небольшая зеленая сумка, достать что-либо из которой могла только я — хитроумнейшее, три дня выплетаемое придворным магом заклятье! — алела небрежно вспоротым боком, а рядом с ней лежала распахнутая шкатулка, без содержимого которой моя Великая Миссия не стоила и ломаного гроша.

Не знаю, сколько я стояла там подобно статуе в дворцовом парке — время потеряло для меня всякое значение, равно как и все иное. В Мире осталась лишь продолговатая выемка на белом бархате — и черное, как Вечный Мрак, отчаяние.

Лязг открывающейся вагонной двери вывел меня из ступора, но не до конца — вошедший человек успел пройти почти половину вагона, прежде чем я закончила тупо разглядывать его черный фрак, идеально белую сорочку и черный же, с алой подкладкой шелковый плащ и вспомнила, где видела это бледное лицо прежде.