– Разберёмся. Не впервой. А, что с этим водопадом происходит зимой?

– Замерзает, понятное дело. Картинка получается замечательная. Блеск и полный отпад. Лёд пузырится, пузырится, наползая и наслаиваясь друг на друга… Иногда, в солнечную погоду, над замёршим Чугримом встают-образуются сразу шесть-семь полноценных радуг.

– Великолепно! – искренне обрадовался Лёха. – Здесь, на фоне искрящихся ледяных струй, и будет проходить второй конкурс реалити-шоу «Снега, снега». Ёпрст будет доволен. Как бы – от бесконечного восторга – не описался бы…

– Второй этап?

– Конечно, второй. Первый конкурс – переход от Ванавары до «Пристани» на снегоходах.

– Ах, да. Запамятовал… Шагаем дальше?

– Шагаем.

Справа по ходу движения над ними нависала гора Каскадная. Вокруг, по-прежнему, рос только молодой лес.

– И это – очень хорошо, – прокомментировал Лёха. – На вершине Каскадной оборудуем пункт для телевизионных операторов. Оттуда, наверняка, Чугрим прекрасно просматривается. Кадры будут – не захочешь, а закачаешься…

Через некоторое время под ногами путников противно захлюпало, справа и слева от тропы появились пышные моховые кочки.

– Южное болото, – сообщил Василий Васильевич. – Именно здесь все научные экспедиции – и в прошлом веке, и в нынешнем – искали обломки-осколки метеорита.

– Нашли?

– К сожалению, нет.

– Блеск! – усмехнулся Лёха.

– В смысле?

– В этом месте и пройдёт наш третий конкурс. Спрячем в глубоком снегу несколько осколков от разорвавшихся армейских снарядов, мол, составные части Тунгусского метеорита. Вооружим участников соревнований стандартными металлоискателями. Пусть ищут и получают – за найденное – призовые баллы.

– Симпатичная идея. Одобряю…

Ещё через час тропа резко пошла под уклон.

– Что это такое? – вытягивая руку вперёд, спросил Лёха.

Среди изумрудно-зелёных кочек, покрытых низенькими кустиками цветущей морошки, возвышался двухметровый деревянный идол.

– Идол, – откликнулся директор заповедника.

– Это, как раз, понятно. Но откуда он здесь появился? Кочевые эвенки поставили в стародавние времена?

– Нет, конечно же. Новодел. Кто-то из современных исследователей постарался. Обыкновенное чудачество. Мол, идол охраняет тропу, и – чтобы пройти мимо него – надо заплатить дань.

Действительно, возле деревянных ног истукана возвышалась солидная тусклая горка, состоявшая из разномастных монет.

– Хорошо придумано, – улыбнулся Лёха. – Обязательно обыграем и этот стрёмный момент.

– Как?

– Пока не знаю. Но – в обязательном порядке – обыграем. Может, установим здесь ещё несколько аналогичных идолов. Например, с десяток. Перуны там всякие, Свароги, Велесы… Типа – для пущей экзотики, которой, как известно, мало не бывает.

Пройдя мимо задумчивого идола, они – метров через семьдесят-восемьдесят – вышли на круглую полянку, на которой располагались две ветхие бревенчатые избушки, длинный прямоугольный стол – с широкими лавками по периметру – под крепким навесом, и несколько высоченных поленниц колотых берёзовых дров.

– Избушки – настоящие, – пояснил директор заповедника. – Им лет по девяносто, не меньше. Построены в одну из экспедиций упрямого товарища Кулика. Здесь проживали геологи и буровики. А остальное уже мы смастерили. Мол, для отдыха и обеда господ-туристов. Тут им, родимым, и всякие завлекательные байки травят – о знаменитом метеорите.

– И эту приметную площадку мы обязательно используем для очередного конкурса, – пообещал Лёха. – Например, кто быстрее всех разведёт костёр и сварит походный кулёш. Или там макароны с тушёнкой…

Для полноты общей картины они поднялись на высоченную гору Фаррингтон.

Солнышко раскочегарилось уже не на шутку, воздух прогрелся практически до плюс тридцати градусов. По Цельсию, ясный сосновый пенёк, истекающий янтарной смолой…

Злющие слепни (может – оводы?), упрямо роились над путниками неисчислимыми стаями. Накомарник? Лёха его поначалу одел. Но уже минут через пять-шесть снял, так как навалилась немыслимая и вязкая духота, грозящая отправить в глубокий нокаут.

Наконец, они, пройдя по в меру крутому склону, усеянному огромными корнями-выворотнями, взобрались на вершину.

– И здесь, блин сибирский, оборудуем пункт для операторов, – отдышавшись, решил Лёха. – Перспективы и пейзажи – отменные. Телезрителям, в гости не ходи, понравятся.

– Может, и понравятся, – сварливо пробурчал Василий Васильевич. – Почему бы, собственно, и нет? Только нам, похоже, пора сваливать. Чем быстрее, тем лучше. В Ванавару.

– Почему?

– Видишь – на северо-востоке – чёрные тучи?

– Вижу, – подтвердил Лёха. – Приближается грозовой фронт. Опасаешься за старенький вертолёт?

– Не в этом дело. Просто здесь не рекомендуется – находиться во время грозы.

– Почему?

– Трудно сказать. Седобородые учёные утверждают, что во время сильных гроз региональные магнитные поля подвержены резким изменениям. То есть, их основные характеристики меняются самым несимпатичным и непредсказуемым образом…

– Ну, и?

– Матёрую волчиху – оттрахали весенние глухари, – криво улыбнулся директор заповедника. – Пропадают в этих краях люди. Причём, регулярно. И кочующие эвенки. И идейные уфологии…

– Когда – пропадают? – въедливо уточнил Лёха. – Зачем? Куда?

– Во время всяких природных аномалий. На сломе погоды… Куда? А Бог его знает… Пошли, «грушник», к вертолёту. Будем делать ноги. Типа – от греха подальше…

Раздался характерный скрежет ключа в замочной скважине. Через несколько секунд дверь открылась, и в камеру вошёл высокий человек в светло-сером комбинезоне, с чёрным шлемом-маской на голове.

– Переодевайтесь, переселенцы! – несуетливо раскладывая на столе разнокалиберные свёртки, пакеты и коробки, велел Ангел. – Прошу поторопиться, любезные. Вас уже ждут.

Ангел, аккуратно прикрыв за собой дверь, вышел.

– Ура! Нижнее бельё! Ура! – торопливо развернув один из свёртков, обрадовалась Ванда. – Какой элегантный лифчик! Кружевной! Красота, да и только. Наверное, очень удобный…

– Дай-ка посмотреть, – заинтересовался Лёха. – А какой, извини, это размерчик?

– Какой надо! Забирай свои шмотки, муженёк, и уматывай.

– Куда это – уматывай?

– В ванную комнату!

– Там же тесно.

– Ничего, поместишься. Ты же у меня, слава Создателю, стройный.

– Вот, именно. Я – у тебя. А ты – у меня…

– На что намекаешь-то? – насторожилась Ванда.

– На то, что мы являемся мужем и женой. Почему ты, интересно, не можешь переодеться в моём присутствии? А?

– Потому.

– Например? – притворно нахмурился Лёха. – Ты, нежная лань, что-то скрываешь от меня?

– Ничего не скрываю, – девушка слегка покраснела, но смелых серых глаз не отвела. – Просто… Просто, я немного смущаюсь. Девичья аристократичная трепетность, знаешь ли. Опять же, мы ещё не обвенчаны… Короче говоря, уматывай.

– Как же камеры видеонаблюдения? Ты их что, не стесняешься?

– Конечно, стесняюсь. Но это зло, с которым приходится мириться.

– А, я?

– Ты, милый, добро. Причём, добро, которое сейчас покорно, не возражая, проследует в ванную комнату. Иди уже, рыцарь печального образа…

Торопливо скинув на кафельный пол лагерную одёжку, он облачился в гражданскую.

– И, собственно, ничего особенного, – неуверенно пробормотал Лёха. – Классические семейные трусы в сине-красную полоску, тёмно-голубые шёлковые носки, белая майка без рукавов, сиреневая рубаха, тёмно-коричневый костюм непривычного фасона. Пиджак (может, камзол?), слегка жмёт в подмышках… Чёрные ботинки? Остроносые какие-то и слегка жестковатые. Видимо, новенькие, ещё не разношенные. Как бы кровавых мозолей – между делом – не натереть… Эй, любимая графиня! Мне уже можно вылезать?

– Выходи, – разрешил слегка смущённый голосок. – Поможешь мне молнию застегнуть… Ну, как я тебе?