– Ерундовая цепочка, – шёпотом заверил Леонид. – Порву на раз. Не беспокойся.

– Когда – порвёшь?

– Сегодняшней ночью, конечно же. Ты заметила, что рядом с судебным помостом нет ни плахи, ни виселицы, ни пыточного колеса, ни столба с дровами? Значит, казни сегодня не будет.

– Не мешайте, ироды, смотреть, – возмутилась дородная, богато одетая горожанка. – Всё бубнят и бубнят. Бубнят и бубнят…

«Сталина на вас нет», – мысленно завершил фразу Макаров, а вслух пообещал:

– Мы больше не будем, тётенька.

– Серый пархатый волк тебе, нахалу щекастому, «тётенька», – тут же отреагировала горожанка, которая, очевидно, являлась идейной и записной склочницей. – Племянничек, тоже мне, нашёлся…. Надо будет потом шепнуть пару слов инквизиторам. Пусть займутся твоей приметной личностью. Стоит тут, понимаешь. Жмётся к молоденькому белобрысому пареньку…. С чего бы это, вдруг? Говорят, что все последователи Лютера балуются богопротивным мужеложством. Мол, считают нас, женщин, дурами набитыми. Поэтому и брезгуют…

– Мой Ламме не из таких, – позабыв о своём «мальчишеском облике», возразила Неле.

– Во-во, я о том самом и толкую. Точно – еретики.

– Прекращайте болтать, – зашипели со всех сторон зеваки. – Дайте послушать.

– Да, пожалуйста, – обиделась тётка. – Замолкаю. Только чего тут, земляки, слушать? Всё будет, как и всегда…

«Пожалуй, разговорчивая горожанка права», – минут через восемь-десять признал Лёнька. – «Ничего интересного не происходит. Монахи и бургомистр голословно обвиняют угольщика в ереси, а Клаас – в свою очередь – всё отрицает. Болтовня сплошная и бесперспективная. Может, всё ещё и обойдётся?».

– Старшина рыбников Иост Грейпстювер! – вертя головой по сторонам, выкрикнул секретарь суда. – Ты где?

– Здесь, – вскинул вверх руку пожилой мужичок, облачённый в старенький камзол с неаккуратными заплатами на локтях.

– Выйди вперёд.

– Да, я что…

– Выходи, трусливый мерзавец! – визгливым фальцетом велел инквизитор Тительман – мужчина желчный и нетерпеливый. – Вышел? Теперь рассказывай.

– Про что рассказывать-то?

– Про Клааса. И про подозрительного человека, который недавно гостил в доме угольщика.

– Ну, Клаас…, – принялся хмуро и явно неохотно бурчать старшина рыбников. – Угольщик, он угольщик и есть. Чего с него взять? Если по чистой совести, то Клаас – малый неплохой. Даже весёлый и компанейский. Посты соблюдал. Причащался по большим праздникам. По воскресеньям регулярно ходил в церковь. Выпивал? Случалось, конечно. Этот грешок за многими водится. И за мужчинами, и за женщинами. Только Клаас всегда знал меру. В драку не лез, громких песен никогда не орал, не богохульствовал, к женщинам не приставал. Прилично вёл себя, короче говоря…

– Достаточно, – нервно махнул рукой судебный секретарь. – А, что ты, Грейпстювер, можешь сказать про гостя угольщика?

– Про гостя?

– Про подозрительного человека, проживавшего в доме Клааса. Ну? Отвечай, недоумок!

– Очень подозрительный господин, – понятливо кивнув головой, заверил рыбник. – Всё время щурился и улыбался. Разве нормальный человек станет постоянно улыбаться? Нет, конечно же…. Я как увидел этого улыбчивого приятеля Клааса, так сразу же и решил, мол, подозрительный человек. Очень и очень подозрительный. Подозрительней не бывает. Самый натуральный еретик…. О чём они разговаривали с угольщиком? Не знаю. Не слышал. Врать не буду. И в том да будут мне свидетелями сам Господь Бог и все Святые его…

– Не доработали с клиентом, – презрительно хмыкнул Лёнька. – Не объяснили толком – как, что, зачем и почему. Чёткой задачи, блин горелый, не поставили.

– Халтура низкопробная, – поддержала богато-одетая горожанка. – Что-то Тительман нынче…э-э-э, сам на себя не похож. То бишь, взялся за дело без должной подготовки. Может, торопится куда-то?

– Деньги, скорее всего, срочно понадобились, – предположила Неле. – Ну, очень срочно.

– Вполне возможно, – согласилась тётка. – Вполне…. Только, ёжики колючие, зачем простака Иоста привлекли к этому скользкому дельцу? Он с самого малолетства был бестолковым и слегка туповатым. Меня бы позвали. Не пожалели бы, честное слово. Я такого нарассказала бы про этого противного угольщика. Такого бы…

– Чем это он вам так не угодил? – заинтересовался Макаров. – Дорогу где-то перешёл?

– Не он перешёл, а Сооткин. Много-много лет тому назад. Гонялась я – в своё время – за Клаасом. К чему скрывать? Глазки строила. Подмигивала. Долгими вечерами караулила у забора…. А, он? Мерзавец? Женился на этой гладильной доске с ямочками на щеках…. Никогда не прощу. Это, ведь, достойный повод? Отвечай, пузан, не молчи.

– Повод – для чего?

– Для того, чтобы дать показания против угольщика. Такие показания, которые приведут его, подлеца бессердечного, на жаркий костёр…. Достойный повод?

– Ревность – страшная сила, – обтекаемо ответил Лёнька. – По крайней мере, заслуживающая толику уважения.

– И я про то же…

На торговой площади, тем временем, произошли серьёзные изменения.

Во-первых, со стороны моря подул резкий северо-западный ветер. Ветви двухсотлетней липы, раскачиваясь, тревожно и надменно зашелестели листвой. По небу поползли рваные тёмно-серые облака. Вдалеке послышались глухие раскаты грома.

– Очень плохая примета, – загрустила разговорчивая горожанка. – Пора двигать к дому. Пока не поздно. Вёдра наполнять водой. Слуг расставлять – везде и всюду…

– Зачем – вёдра с водой? – удивилась Нель.

– Затем, что столетьями проверено. Мне бабушка говорила. Причём, много раз. Мол, дальний гром – во время суда скорого и неправедного – это к большому пожару. Пойду я, ребятки. От греха подальше…

– Народные приметы надо уважать, – согласился Макаров. – Особенно, если в них веришь…. Удач вам, тётенька.

– И вам, парни бравые, не хворать, – неожиданно улыбнулась тётка, после чего – также неожиданно – попросила: – Нагнись-ка, Гудзак. Шепну пару словечек на ушко…. Береги, её, пузан.

– Кого?

– Неле. Я сразу узнала девчонку, не смотря на мальчишеский прикид…. Знаешь, почему я ухожу?

– Не знаю. Почему?

– Чтобы – в горячке и гневе – не сдать вас инквизиторам. От греха подальше. Ладно, всех благ. Пусть ваши шестеро детишек (будущих, понятное дело), вырастут хорошими и добрыми человечками.

– Откуда вы…

– Тише, Гудзак, тише. Мало ли, откуда…. Иногда у честных горожан рождаются «двойняшки». Как бы близнецы, но внешне непохожие друг на друга. Девочки, в данном случае. Одну звали – «Катлина». Считается, что она умерла. Давно. Утонула в море. Вторую сестру…. Так ли важно – как её величают до сих пор? Кому она, толстая корова, нужна? Кому? Ответь мне, пузан, глаза которого отливают счастьем.

– Что же. Бывает.

– Бывает? Ну-ну, шалопай…. Скажу по большому секрету, Ламме Гудзак. У вас с Неле родятся шестеро детишек. Вернее, шесть дочерей. То бишь, три пары симпатичных и капризных «двойняшек»…. Представляешь, Путник, что тебя ожидает? Какие невозможные и изысканные катаклизмы, перемешанные с качественным сумасбродством? Ладно, завершаемся. Славно поболтали. Пошла готовиться к пожару…

А, во-вторых, инквизитору Тительману всё происходящее – явно – слегка поднадоело.

Он, поднявшись на ноги, пошептался о чём-то с бургомистром, с коронным судьёй, с монахами, после чего объявил:

– Гнать подлого и неразумного Иоста Грейпстювера взашей! Плетьми – гнать! До самого дома. И штраф на него, путаника, наложить. Чтобы неповадно было – морочить головы Высокому суду. Десять флоринов, так его и растак. Можно и рыбой отдать. Итак, мы установили, что угольщик Клаас является подлым еретиком…

– Нельзя обвинять человека, не имея на то доказательств! – разнёсся над площадью звонкий голос Сооткин.

«Нельзя обвинять!», – поддержали ветки-листья древней липы.

– И-а! И-а! – отметился Иеф, затерявшийся где-то среди горожан.

– Гав! Гав! – откликнулся неугомонный Тит Шнуффий. – Гав!