Несмотря на все это, за два года, прошедшие с тех пор, как она стала Принцем Рении, она попыталась расширить кругозор своего народа. В то время как ликаонские солдаты сражались и умирали, чтобы сохранить остальную часть Принципата в первозданном виде, южные принцы пировали и богатели, насмехаясь над грубостью тех самых солдат, которые спасали их от опасностей севера. Их земли были плодородны по сравнению с каменистыми северными полями, и число южан росло на протяжении многих поколений. Во всяком случае, до недавнего времени.
С тех пор как умер Первый Принц, остальная часть Принципата принялась пожирать себя с отвратительным рвением. Реформы, о которых Корделия мечтала в детстве, о том, чтобы объединить ликаонские княжества с помощью общих торговых законов и отсутствия границ, сгорели в огне гражданской войны. Никто из северных правителей не был заинтересован в проведении экономических или дипломатических реформ, когда у их порога в любой день могла появиться армия аламанов, требующая подчинения. Очевидно, что любой достигнутый прогресс должен был бы подождать до тех пор, пока не будет избран новый Первый Принц Принципата.
По крайней мере, так думала Корделия, когда ей было еще десять лет, ее мать была ее регентом после того, как крысиный рейд унес жизнь ее отца. Маргарет Хасенбах, некогда Маргарет Папенхайм, никогда не чувствовала себя вполне комфортно, правя княжеством. До замужества она была полевым командиром своего брата в Ганновене и всегда возражала против того, чтобы править Ренией, когда другие сражались за нее. К двенадцати годам Корделия начала брать на себя обязанности сенешаля крепости, а к тринадцати годам эффективно управляла крепостью и зависимыми от нее территориями, пока Маргарет Железнорукая уничтожала крысиные гнезда в горах. Она умерла, когда Корделии было четырнадцать, не от клинков своих врагов, а от болезни, известной как бескровное сердце. Священники не могли исцелять тех, кто родился слабым: они могли облегчить страдания детей Небес, но не могли обратить вспять то, что сотворили Боги Вверху. Дядя Корделии, принц Ганновенский, служил ее регентом в течение последнего года до того, как она достигла совершеннолетия, но он никогда не осмеливался противоречить ей в чем-либо.
Дядя Клаус, бездетный вдовец, который наотрез отказался жениться во второй раз после смерти своей горячо любимой жены, всегда относился к ней скорее как к дочери, чем как к племяннице. Он зашел так далеко, что назвал ее своей предполагаемой наследницей вместо любой из ветвей Папенхеймов, решение, которое вызвало некоторые волнения, когда было принято официально.
Даже сейчас он бывал в Рении так же часто, как и в Ганновене, самый доверенный из всех ее советников. Она не стеснялась использовать славу своего дяди как полководца, когда объединяла четыре ликаонских княжества в единый фронт, который заставил бы задуматься любого южного князя, который силой оружия добивался бы верности любого отдельного ликаонского правителя.
В некотором смысле реформы, к которым она стремилась в юности, осуществились: в своей переписке она теперь выступала не только за Рению и Ганновен, но и за Бремен и Нейстрию, союз, не уступающий ни одному из тех, кто поджигал остальную часть Принципата. И все же аламаннские и арлезитанские правители, которым она писала, продолжали относиться к ней как к ребенку-идиоту, которого можно обманом заставить поддержать их медовыми словами и пустыми обещаниями.
Корделии Хазенбах было девятнадцать лет, и она была хорошо воспитана, поэтому не закатывала истерик, но некоторые из полученных ею писем вызывали у нее желание придушить южан так же, как это сделала ее мать с крысиным военачальником. Переписка, как оказалось, была тем, что занимало ее время в течение половины колокола после осмотра крепостных стен. Этим утром она решила прочесть корреспонденцию в приземистом зале с видом на тренировочный двор, позволив звукам строевой подготовки новобранцев окутать ее. Единственная чаша разбавленного вина стояла рядом с пергаментными листами, покрывавшими ее стол.
Дядя Клаус «составлял ей компанию», пока она работала, а это означало, что он опирался локтями на балюстраду, пил третью кружку меда и регулярно подшучивал над новобранцами внизу. К ее отчаянию, приличия редко были тем навыком, которым ликаонские правители дорожили. Корделия отложила письмо, которое читала, и потянулась за вином, позволив себе сделать больший глоток, чем обычно.
Жаль, что она презирала ощущение опьянения. После этого письма это казалось почти оправданным.
— У твоего отца было такое же выражение лица, когда люди хотели, чтобы он разрешал споры о фермерстве, — сказал дядя Клаус со смехом в глазах.
Принц Рении осторожно поставила чашку, прикоснувшись салфеткой к своим нетронутым губам, как предписывал этикет, когда высокородная леди пила спиртные напитки.
— Не совсем подходящая метафора, учитывая ничтожность того, что было нанесено чернилами, — признала она.
Клаус фыркнул, подняв пальцы, чтобы привести в порядок свою бороду цвета соли с перцем. Она становилась лохматой, заметила Корделия. Ей придется договориться о том, чтобы сегодня вечером к нему пришел парикмахер, которого не испугал бы свирепый хмурый взгляд ее дяди.
— Ты все еще разговариваешь с этими идиотами на юге? — спросил тот тем временем. — Я не знаю, откуда у тебя такое терпение, потому что это определенно не от твоей матери.
— Один из этих южных принцев, вероятно, будет править Принципатом в ближайшие годы, — пояснила Корделия. — Развитие социальных взаимодействий до вознесения может быть нам только на пользу.
Пожилой мужчина усмехнулся, опускаясь на сиденье напротив нее и поднося чашу с медом ко рту, чтобы потянуть за нее.
— И как продвигается это взаимодействие?
Хорошо воспитанные леди не хмурятся, сказала себе Корделия. Однако они не были против того, чтобы любимое меховое покрывало мужчины исчезло и было заменено модным велюровым. Она даже позаботилась бы о том, чтобы оно было вышито в арлезианском стиле, с фрагментами придворной поэзии и сценами дуэлей, сражавшихся за похвалу и честь.
— Клеве и Эно обещают нейтралитет во всех предстоящих боях, — сказала она. — Если они понесут еще какие-либо потери, они больше не смогут эффективно охранять Гробницу.
— Им никогда не следовало посылать людей на юг, — проворчал дядя Клаус. — Только потому, что Мёртвый Король ведет себя тихо, это не значит, что он не наблюдает. У них есть долг, как и у нас.
Корделия скорее подумала, что дядя поступает несправедливо по отношению к этим принцам, но не стала комментировать. Княжества Клеве и Эно вместе с Ренией и Ганновеном составляли наиболее важную линию обороны Принципата. Если бы Царство Мертвых снова зашевелилось, именно им было бы поручено удерживать линию, пока не будут собраны южные армии. Светловолосая принцесса Рении была согласна со своим дядей, что прежде всего правители должны заботиться о том, чтобы их стены были полностью укомплектованы, но в конечном итоге это были аламаннские принцы. Они были более вовлечены в Приливы и Отливы, чем северяне, связанные запутанными узами союза, которые охватывали центр Принципата. Им было бы трудно сохранять нейтралитет с самого начала, когда их двоюродные братья и племянники взялись за оружие так близко к их собственным границам.
— Эти обещания — единственная приятная новость, которую принес этот день, — сказала Корделия. — Остальное… бесперспективно.
— Эквитан и их союзников выгнали из Креузенса, — нахмурился Клаус. — Это должно выбить их из войны. Обезопасив свою спину, Ланге отправится за Эйном — по моим подсчетам, победитель этой схватки получит корону.
— Принцесса Аэнор из Эквитана собрала еще одну армию за последние две недели, — ответила светловолосая. — Новобранцы, вооруженные гномьим оружием. Они возобновят свое наступление, как только соберутся в достаточном количестве.
Принц Ганновена нахмурился.
— Это уже третье войско, что она теряет на поле боя, — сказал он. — Кто был бы настолько глуп, чтобы одолжить ей монету на четвёртое?
