— Прежде чем я отправлюсь на юг, — сказал он. — Есть еще одно дело, которое нужно обсудить.

— Наследница, — сказала она.

— Она дважды бросала вызов имперской власти, Алайя, — сказал он. — Сначала с демоном, потом снова в Льесе. Она планировала захватить Хашмалима, с какой целью, я не знаю.

— Да, — согласилась Малисия. — И я доверила твоей подручной разрушить этот план.

— Она должна умереть, — прямо сказал Амадей. — Громко, плохо, публично. Я не понимаю, почему она до сих пор жива на данный момент. Мы поступали хуже с людьми такой же крови за меньшие проступки.

Императрица Ужаса Праэс взяла бутылку и поднесла к губам. Она долго пила, а когда прислонилась спиной к колонне, ее улыбка стала мрачной.

— Дело не в Наследнице, Мэдди, — сказала она. — И никогда не было. Это касается ее матери.

Амадей приподнял бровь, но не перебил.

— Тасия Сахелиан, — произнесла Алайя, смакуя слова. — Верховная Леди Волофа. Клещ, Мэдди. Клещ, от которого я не могла избавиться и который связывал других своими планами. А теперь я собираюсь сломать ее.

Амадей знал, что эта игра могла бы вызвать поверхностное волнение, и спокойно пересмотрел в уме каждое крупное событие, произошедшее за последние пять лет, в свете того, что она только что сказала.

— Золото, — сказал он после долгой паузы. — Репарации, которые ты на неё наложила, — ты знала, что она заплатит. Ты никогда не думала, что это заставит ее отозвать прошение о дани орков.

— За последние десять лет я медленно опустошала ее сундуки, — сказала Алайя, все еще улыбаясь. — Несущественные законы, за нарушение которых она заплатила штраф. Поднялись тарифы на товары, в которых она нуждалась. Предложенные взятки должны были соответствовать. И пошли вниз сокровища Волофа, по одному аврелию за раз.

— У неё всё еще есть монета, — сказал Амадей. — Ее шпионская сеть не уменьшилась, и ее подрывные действия в бюрократии продолжаются.

— О, у нее есть деньги, — пробормотала Императрица Ужаса Малисия. — Серебро, если быть точной.

Глаза Амадея заострились.

— Принципат. Я думал, ты перекрыла поток.

— Я этого не делала, — сказала Алайя. — А теперь она зависит от него, чтобы оставаться на плаву. Ее перенапряжение достигнет пика, когда она вложит целое состояние в восстановление Льеса, чья инфраструктура, боюсь, вот-вот рухнет.

Темнокожая женщина поставила бутылку на пол, и холодный звон ее был похож на топор палача.

— И тогда серебро остановится.

Амадей знал, что это положит ей конец. Потеря лица, когда ей придется публично объявить дефолт по многим взятым на себя обязательствам, пошатнет доверие к остальной знати. Ее собственная семья взбунтуется, чтобы убрать ее. Но это пойдет еще дальше.

— Старая Кровь, — сказал он.

— В течение года она прекратит свое существование как политическое образование в Империи, — мягко ответила она.

Потому что Наследница, ободрённая тем, что она продолжает оставаться безнаказанной, совершит еще одну ошибку. Даст Малисии еще один рычаг, чтобы разделить Старую Кровь и разобраться с ними по отдельности. Реформы могли начаться снова, подумал он, но обещанное небо было слишком солнечным. В Пустошах это всегда было прелюдией к худшему из штормов.

— Если Тасия готова пойти на такой риск, — сказал он, — это значит, что её цель может быть достигнута в течение года.

— Такова и моя оценка, — согласилась она.

Он закрыл глаза. Льес, все вернулось к Льесу. Это был приз, который мать и дочь хотели получить от восстания, а не просто украсть какие-то налоги.

— Наследница, — сказал он. — У нее другой план. В чём он?

Наступила долгая тишина, нарушаемая только стуком дождя за окном.

— Ты мне доверяешь? — спросила Алайя.

— Год назад, — подумал он, — тебе не пришлось бы спрашивать.

Год назад, однако, он вообще не стал бы настаивать на ответах. Три слова, которые она произнесла, за которыми скрывалось столько глубоких смыслов. После всех этих лет, говорила она, после всех случаев, когда мы причиняли друг другу боль, не зная или не имея возможности остановить занесенную руку, ты все еще веришь в это? В то, что мы построили, мы вдвоем. Все жертвы, которые мы принесли, решения, которые мы принимали кровавыми руками, ты сожалеешь о них? Несмотря на то, что пропасть глубока и путь через нее долог, несмотря на то, что темнота густая, и мы оба так устали — сделаешь ли ты этот прыжок веры снова, если я попрошу тебя? Амадей закрыл глаза и прислонился спиной к колонне. Он осторожно переплел свои пальцы с пальцами Алайи.

— Всегда, — сказал он.

Потому что он был Чёрным Рыцарем, а она — Императрицей Ужаса, и вместе они перекручивали нити судьбы, пока те не оборвутся. Потому что он был Амадеем, а она — Алайей, и хотя дети, которыми они когда-то были, давно умерли, мечты, которые они сплетали вместе под звездным светом, еще нет. Она положила голову ему на плечо, и они долго молчали.

— Очень хорошо провели время, — наконец сказала она.

Он фыркнул. Слова Тирана Гелике, повергшего юго-восток континента в кровавый хаос.

— Когда-нибудь, — продолжала Алайя, — у нас появятся иностранные союзники, которые не будут полными идиотами. По чистой случайности, это должно произойти рано или поздно.

— Когда нибудь так и будет, — задумчиво сказал Амадей. — Но до тех пор…

— Даже если придут герои, — сказала она.

— Даже если ангелы взбесятся, — продолжил он.

— Даже если все Творение восстанет против нас.

— Мы победим, — прошептали они.

Вдалеке прогремел гром. Никто из них не вздрогнул.

۞

Акуа Сахелиан позволила магии просочиться в ее тело. Старые камни из первых фундаментов Волофа, напившись древней магии, окружали ее непрерывным кольцом. Обратить силу, заключенную в них, на целительство было делом одного дня, одним из первых трюков с высшими арканами, которым научил ее отец. Колдовство приходило и уходило волнами, под стать биению ее сердца, в одиночестве в охраняемой комнате, которую она приготовила на нижних уровнях герцогского дворца Льеса. Ей придется просидеть на своем дубовом стуле, пораженном молнией, целый колокол, чтобы залечить последние нанесенные ей раны, поэтому Наследница закрыла глаза и задумалась. Сон был бы очень полезен, но она больше не могла позволить себе такую роскошь.

Не сейчас, когда планы действительно начались. Не сейчас, когда враг рыскал вокруг ее трона власти в поисках слабости. Обретённая снова выпустила на волю своего маленького извращённого гоблина, того самого, с именем вора. Этот негодяй официально был на манёврах, но на самом деле он бродил по дорогам в Льес и обратно. Недостатка в целях не было: даже после потери лица, союзников у Наследницы было много. Теперь они стекались в ее город, чтобы образовать темное отражение двора Императрицы в Атере. Не всем это удалось: уже дважды целая группа бесследно исчезала в ночи. Обе они возглавлялись членами Старой Крови, имеющими хорошую репутацию, если не высокий авторитет. Айша Бишара выбирала добычу, она знала, хирургически удаляя самых надежных союзников Акуа, прежде чем они доберутся до защиты ее стен. Этого было недостаточно: слух распространился, и теперь Праэс шли большими, тяжеловооруженными группами. Больше, чем одна когорта гоблинов, какими бы жестокими они ни были, могла справиться.

Не в первый раз за последнюю луну мысли Наследницы обратились к городу, которым она управляла. На битву, которая там произошла, и на бесконечно более важные события, которые развернулись за ней. Она могла признаться в этом, находясь в совершенном уединении своих собственных мыслей.

Льес был катастрофой. Из десяти с лишним ее целей, когда Пятнадцатый покинул Марчфорд, была достигнута только одна. Вынужденная поддержка ее назначения наместницей. Вот и всё. Что же касается остальных? Хашмалим, вместо того, чтобы быть пойманным в ловушку в измерении, которым она владела в качестве топлива для следующей части своего плана, был по существу запуган, чтобы воскресить Обретённую. Воскресить. Явную наглость этого, она неохотно должна была уважать.