Вид холмов с того места, где я стояла, был жутким. Завесы дыма, поднимающиеся в небо, обрамляли вид Пятнадцатого, везущего свои припасы с дороги, волы и люди, организованные в аккуратные маршруты под бдительными взглядами своих офицеров. На самом поле целители собирались в группы, сортируя моих раненых и тщательно оценивая, сколько силы они могут потратить, прежде чем будут слишком истощены, чтобы быть полезными.

Медицина Праэс была намного выше эквивалента кэллоу, и не только потому, что маги рождались в Пустошах гораздо чаще, чем в Королевстве. Они унаследовали много старых секретов от миезанцев, а их единственными наставниками на Калернии были ашураны, чьи собственные маги — врачи пользовались большим спросом даже за Тирийским морем. Я обнаружила, что ноги сами несут меня к краю поля боя, где трупное зловоние было не таким сильным, и я могла стоять там, где когда-то стояли Серебряные Копья.

Я не совсем понимала, что я здесь ищу. Не отпущение грехов, в этом я была уверена. Сожаление было первым шагом на этом пути, а я не жалела ни о чем, что сделала сегодня. Я была жестокой, но война — жестокая вещь: уклоняться от причинения смерти своим врагам — значит заставлять собственных солдат расплачиваться за свою брезгливость. Мы могли бы проиграть, если бы я не приговорила эти шестьсот человек к мучительной смерти, а это был неприемлемый исход.

Я зашла слишком далеко, слишком скомпрометировала себя, чтобы позволить таким, как эти гребаные Серебряные Копья, все это разрушить. Может быть, подумала я, впервые с тех пор, как я взяла нож, предложенный Блэком, я действительно почувствовала себя злодеем. Как чудовище из истории. И вместе с этим пришло понимание, которое ускользало от меня в детстве.

У злодеев в историях всегда был спусковой крючок, первая искра, чтобы разжечь пламя. Их обидели, над ними смеялись. Они затаили злобу против Творения, и они собирались сделать это, свергнув все эти праведные царства, как карточный домик. Они развевали знамена империй, созданных ими из холодной ярости и эгоизма, посылали свои Легионы Ужаса, чтобы завоевать все — от священных лесов Золотого Цветения до выжженных пустошей Малых Преисподних.

Я начинала понимать — не важно какой ценой они выигрывали, если они выигрывали. Какое дело Тиранам, если герои освободят их монстров или уничтожат их древнее магическое оружие, если они обрушат Темную Башню на их голову или потопят древний город, который они подняли из глубин? В конце концов, даже если вы проиграли, вы уже выиграли. Тогда я наконец поняла. Ты победил, потому что через сто лет кто-то увидит руины твоего безумия, и у него кровь застынет в жилах. Как ребенок, кричащий в ночи, ты заполнил тишину, чтобы кто-нибудь услышал.

Может быть, во мне тоже было что-то от этого безумия, потому что я смотрела на поле трупов перед собой и видела судьбу, написанную на грязи, крови и жутком зеленом огне. Знамя Пятнадцатого взметнулось высоко, полоска тьмы бросила вызов полуденному солнцу, и мои легионеры, как муравьи, набросились на раненых, чтобы заглушить их крики. Может быть, я родилась немного извращенной, и именно это Блэк увидел во мне тогда, на улицах Лауэра, потому что во мне росло чувство, похожее на смех, клокочущий в горле.

Сегодня я победила, будучи семнадцатилетней девушкой с едва ли годичной военной подготовкой вопреки всему. И все же здесь я была жива, более восхитительно жива, чем когда-либо в своей жизни. Я видела перед собой путь, тот самый, о котором шептала Хакраму: будь то боги, короли или все армии Творения. Мое Имя одобрительно оскалило клыки. Я вздрогнула, жалея, что не догадалась надеть плащ, и вернулась в свой легион.

☠

— Триста убитых, — прорычала Верес. — Раненых вдвое больше.

Я сделала большой глоток из бурдюка с водой, приподняв бровь от вкуса. Я украдкой взглянула на Хакрама, который пытался казаться невинным, но вышел больше похожим на уродливого зеленого кота, чьи клыки все еще были полны перьев. Ну, если бы он захотел добавить арагха к этой дряни, я бы не жаловалась.

— И сколько из них выживет? — поинтересовалась я.

Гончая взглянула на Айшу, и та поморщилась.

— Трудно сказать. Маги уладили некоторые из тяжелых случаев, но они должны были расставить приоритеты. Если мне придется дать тебе мою лучшую оценку, я бы сказала, что к завтрашнему дню потери возрастут примерно до пятисот. С учетом калек и тех, кто не сможет сражаться в течение нескольких недель, у нас должно быть около тысячи человек в боевой форме для Саммерхолма.

Адъютант не улыбнулся, что делало его самодовольство еще более очевидным. Я закатила глаза, потом нахмурилась, когда до меня дошло.

— Разве Килиан не должен быть здесь, чтобы доложить о целителях? — поинтересовалась я.

Айша неловко откашлялась.

— В данный момент он без сознания.

У меня свело живот.

— Он ранен?

— Зачерпнул слишком глубоко, — покачав головой, ответила Штабной Трибун. — Очевидно, на этот раз у него почти появились крылья.

Я выругалась себе под нос.

— Ему ведь ничего не угрожает, правда?

— Такое уже случалось однажды, во время военных игр против Морока, — хрипло произнес Хакрам. — Он был в полном порядке после двух дней отдыха.

Я решила, что все равно попрошу Масего взглянуть на него. Исцеление не было специальностью Подмастерья, но он забыл о таком виде магии больше, чем большинство магов легиона когда-либо изучали. Краем глаза я заметила, что в нашу сторону шагают Хун и Наук. Коммандер орков что-то сказал, и громадная огриха затряслась от смеха, нежно поглаживая его по макушке своими ручищами размером с кастрюлю. К Науку подошел трибун, и, сказав что-то, Хун помчался к нам.

— Легат Верес, леди Оруженосец, — поздоровалась она своим удивительно нежным голосом. — Сегодня вы одержали великую победу.

— Мы, — поправила я. — Ничего из этого не было бы возможным, если бы ты не удержа…

Меня прервал леденящий кровь вопль. Мои глаза повернулись в том направлении, откуда он пришел, как раз вовремя, чтобы увидеть, как открытая ладонь Наука врезалась в рот трибуна, выбив зубы, а сам человек растянулся в грязи. Болезненные конвульсии сотрясали тело орка, а его глаза затуманились красным. Полдюжины легионеров подняли свои щиты и двинулись, чтобы образовать вокруг него круг, но я отмахнулась от них, шагнув к вышедшему из-под контроля офицеру.

— Наук, — рявкнула я. — Приди в себя.

На лице этого существа не было и следа знакомого мне орка. Просто бездонная ярость, и с диким воем он бросился на меня.

— Значит, трудный путь, — сказала я.

Прошло много времени с тех пор, как я сражалась с кем-то без мечей, и мой офицер был больше любого мужчины или женщины, с которыми я когда-либо сражалась в Яме. Тем не менее, принципы остались прежними — и моя хватка была намного сильнее, чем раньше. Я отступила в сторону и позволила инерции его атаки пронести его мимо меня, повернувшись к нему лицом, когда он скользнул в грязь и заревел.

В следующий раз, когда он попытался схватить меня за горло, я была готова к этому: я удержалась на ногах и поймала его запястье, перекинув его через плечо и опрокинув на землю. Он сделал большую часть дела за меня, безрассудно бросаясь вперед. Он вцепился в мои ноги, но сталь не поддавалась — я села ему на спину и надавила на запястье, изо всех сил стараясь держать его под контролем.

Даже под таким неловким углом он был до смешного силен, больше, чем я когда-либо видела его, когда он не был под Красной Яростью. В конце концов мне удалось поймать другую руку и опустить ее к первой. Он боролся, крича во всю мощь своих легких, но его ноги не могли достать до меня, и все, что ему удалось, это вымазать свои доспехи и лицо в грязи.

В конце концов его движения замедлились, потом остановились. Его дыхание было ровным, и он уже давно не ревел, хотя его грудь все еще мягко содрогалась. Я наклонилась вперед, чтобы взглянуть на него: глаза орка все еще были красными, но по другой причине.