О казахи мои! Мой бедный народ!
Жестким усом небритым прикрыл ты рот.
Кровь — на правой щеке, на левой — жир…
Где же правда? Твой разум не разберет.
Ты и с виду неплох, и числом велик.
Почему же так обманчив твой лик?
Ты не хочешь добрым советам внимать,
Режет всех без разбора твой серп-язык.
Власть не можешь явить над своим добром.
Спишь тревожным сном и тревожишься днем,
То заносчив, а то с обидой глядишь,
Постоянен в непостоянстве одном.
Всякий подлый, чванливый и мелкий сброд
Изуродовал душу твою, народ.
Не надеюсь на исправленье твое,
Коль судьбу свою в руки народ не берет.
Родич с родичем спорят из-за пустяков.
Богом отнят их разум, удел их таков!
Ни единства, ни чести, везде разлад.
Стало меньше в степях табунов, косяков.
Из-за денег и власти кипит вражда.
Ты бессилен, а спор ведут господа.
Если накипи этой не смоешь с себя,
В униженье, в страхе ты будешь всегда.
Разве можешь ты быть спокоен душой,
Если горки не в силах взять небольшой?
Если стойкости нет, если твердости нет,
Разве можешь ты быть доволен собой?
Если кто-либо верный укажет путь,
Ты его клеймишь неразумной хулой.
Поэзия — властитель языка,
Из камня чудо высекает гений.
Теплеет сердце, если речь легка,
И слух ласкает красота речений.
А если речь певца засорена
Словами, чуждыми родному духу,
Такая песня миру не нужна.
Невежды голос люб дурному слуху.
Коран с хадисом славны вязью слов,
В них мысль узорно вплетена в реченьях,
Когда б не рифмы, не соблазн стихов,
Пророки бы молчали, без сомненья.
Молящийся в мечети мудрый муж,
Ученые, чьи в полночь пылки споры, —
Все любят красноречие. Кому ж
Не любо ткать словесные узоры?
К стихам стремятся смертные равно,
Но лишь избранника венчают славой,
Того, чьей мысли золотой дано
Блистать стиха серебряной оправой.
На старых биев ныне погляжу:
Пословицами речь отягощали.
Иных певцов глупцами нахожу —
Из мусора стихи они слагали.
В толпе с кобызом пели и с домброй,
Хвалили всех, скитаясь по дорогам.
Бродили попрошайками порой,
Позоря песню, проклятые богом.
Бродяга за подачку расточал
Душевный жар свой, теша встречных лестью,
На стороне чужой, ценой похвал,
Он добивался невысокой чести.
Он шел туда, где бай и где хвастун,
Но подаяньем не менял удела.
И дешевели звуки звонких струн,
И жажда песни в людях все скудела.
Как старый бий, пословиц не леплю,
Не бормочу, на грош меняя душу.
Слова скупые, верные люблю,
И ты простую речь мою послушай.
Кичливых мог бы славить богачей,
Красавиц легкой веселить забавой.
Бряцание пустых моих речей
В их жизни было б сладкою приправой.
Немногим по душе благой совет,
Иной безумец лишь упрямству верен.
Надеждой лишь для знати полон свет.
Простите, если мой укор чрезмерен.
Все норовят связать сосну с лозой.
Все жаждут жить спокойно и привольно.
Хвастун и льстец поймут ли оклик мой?
Найдется ли из тысячи достойный?
Плутам одна нажива дорога,
Иному хитрецом прослыть охота.
Затеяв драку: «Бей, — кричит, — врага!» —
Авось он под шумок ухватит что-то.
Терпенье, совесть, гордость — не в цене,
И к мудрости и к чести люди глухи,
Не ищут знанья, — лишь в слепой возне,
Как шерсть, прядут пустую ложь да слухи.
Острый разум чист, словно пласт ледяной.
В непослушливом сердце — кипучий зной.
Терпеливую мысль и пылкую страсть
В силах ты обуздать лишь волей одной.
Только тот, кто сердце и разум скует
Непреклонной волей, — достигнет высот.
Эти свойства не стоят врозь ни гроша,
И любое из них тебя не спасет.
Что без воли и страсти сила ума?
Неразумному сердцу — ив полдень тьма.
Разноречье троих сумей сочетать,
Этой мудрости учит нас жизнь сама!
О любви, душа, молишь вновь,
Не унять смятенье твое, —
Так желанна сердцу любовь,
Так сладка отрава ее!
Вся тоска, вся горечь невзгод
Над огнем души не властна.
Лишь любовь — твой верный оплот,
Лишь с тобой угаснет она.
А того, кто жил не любя,
Человеком назвать нельзя.
Пусть ты наг и нищ — у тебя
Все же есть семья и друзья.
Довелось бы брести впотьмах,
Если б дружбы не вспыхнул свет.
Слава — тлен и богатство — прах,
Если верного друга нет.
