Много-много лет назад жил да был мельник, бедный-пребедный; а дочь у него была красавица. Случилось как-то однажды, что пришлось ему говорить с королем, и вот он, чтобы придать себе побольше весу, сказал ему: «Есть у меня дочка, такая-то искусница, что вот и солому тебе в золото переткать сумеет». Король сказал мельнику: «Это искусство недурное, и если твоя дочь точно уж такая искусница, как ты говоришь, то приведи ее завтра ко мне в замок – я ее испытаю». Когда мельник привел свою дочь, король отвел ее в особую каморку, битком набитую соломой, дал ей самопрялку и мотовило и сказал: «Садись-ка за работу, если ты в течение этой ночи до завтрашнего раннего утра не перепрядешь всю эту солому в золото, то велю тебя казнить». Затем он своими руками запер каморку, и она осталась там одна.

Так и сидела там бедняжка, мельникова дочь, и придумать не могла, как ей спастись от лютой смерти? Она и понятия не имела о том, как солому перепрясть в золотые нити, и так пугалась ожидавшей ее участи, что наконец залилась слезами. Вдруг дверь приотворилась и к ней в каморку вошел маленький человечек и сказал: «Добрый вечер, мельникова дочка, о чем ты так плачешь?» – «Ах, ты не знаешь моего горя! – отвечала ему девушка. – Вот всю эту солому я должна переткать в золотые нити, а я этого совсем не умею!» Человечек сказал: «А ты что же мне дашь, если я тебе все это перепряду?» – «Ленточку, что у меня на шее», – отвечала девушка. Тот взял у нее ленточку, присел за самопрялку да – шур, шур, шур – три раза обернет – и шпулька намотана золотом. Он вставил другую, опять – шур, шур, шур, три раза обернет – и вторая готова. И так продолжалась работа до самого утра, и вся солома была перепрядена, и все шпульки намотаны золотом. При восходе солнца пришел король, и когда увидел столько золота, то и удивился, и обрадовался; но сердце его еще сильнее прежнего жаждало золота и золота. Он велел перевести мельникову дочку в другой покой, значительно больше этого, также наполненный соломою, и приказал ей все это количество соломы также перепрясть в одну ночь, если ей жизнь дорога. Девушка не знала, как ей быть, и стала плакать, и вновь открылась дверь, явился тот же маленький человечек и сказал: «А что ты мне дашь, если я и эту солому возьмусь тебе перепрясть в золото?» – «С пальчика колечко», – отвечала девушка. Человечек взял колечко, стал опять поскрипывать колесиком самопрялки, и к утру успел перепрясть всю солому в блестящее золото. Король, увидев это, чрезвычайно обрадовался; но ему все еще не довольно было золота. Он велел переместить мельникову дочку в третий покой, еще больше двух первых, битком набитый соломой, и сказал: «И эту ты должна также перепрясть в одну ночь, и, если это тебе удастся, я возьму тебя в супруги себе». А сам про себя думал: «Хоть она и мельникова дочь, а все же я и в целом свете не найду себе жены богаче ее!» Как только девушка осталась одна в своем покое, человечек и в третий раз к ней явился и сказал: «Что мне дашь, если я тебе и в этот раз перепряду всю солому?» – «У меня нет ничего, что бы я могла тебе дать», – отвечала девушка. «Так обещай же, когда будешь королевой, отдать мне первого твоего ребенка». «Кто знает еще, как оно будет?» – подумала мельникова дочка и, не зная, чем помочь себе в беде, пообещала человечку, что она исполнит его желание, а человечек за это еще раз перепрял ей всю солому в золото. И когда на другое утро король пришел и все нашел в том виде, как он желал, то он с ней обвенчался, и красавица мельникова дочь стала королевой.

Год спустя королева родила очень красивого ребенка и совсем позабыла думать о человечке, помогавшем ей в беде; как вдруг он вступил в ее комнату и сказал: «Ну теперь отдай же мне обещанное». Королева перепугалась и предлагала ему все сокровища королевства ее, если только он оставит ей ребенка; но человечек отвечал: «Нет, мне живое существо милее всех сокровищ в мире». Тогда королева стала так горько плакать и жаловаться на свою участь, что человечек над нею сжалился: «Я тебе даю три дня сроку, – сказал он. – Если тебе в течение этого времени удастся узнать мое имя, то ребенок останется при тебе».

Вот и стала королева в течение ночи припоминать все имена, какие ей когда-либо приходилось слышать, и сверх того послала гонца от себя по всей стране и поручила ему всюду справляться, какие еще есть имена. Когда к ней на другой день пришел человечек, она начала перечислять все известные ей имена, начиная с Каспара, Мельхиора, Бальцера, и перечислила по порядку все, какие знала; но после каждого имени человечек говорил ей: «Нет, меня не так зовут». На второй день королева приказала по соседству разузнать, какие еще у людей имена бывают, и стала человечку называть самые необычайные и диковинные имена, говоря: «Может быть, тебя зовут Риннебист, или Гаммельсваде, или Шнюрбейн?» – но он на все это отвечал: «Нет, меня так не зовут». На третий день вернулся гонец и рассказал королеве следующее: «Я не мог отыскать ни одного нового имени, но когда я из-за леса вышел на вершину высокой горы, куда разве только лиса да заяц заглядывают, то я там увидел маленькую хижину, а перед нею разведен был огонек, и около него поскакивал пресмешной человечек, приплясывая на одной ножке и припевая:

Можете себе представить, как была рада королева, когда услышала это имя, и как только, вскоре после того, человечек вошел к ней с вопросом: «Ну государыня-королева, как же зовут меня?» – королева спросила сначала: «Может быть, тебя зовут Кунц?» – «Нет». – «Или Гейнц?» – «Нет». – «Так, может быть, Хламушка-Крошка?» – «О! Это сам дьявол тебя надоумил, сам дьявол!» – вскричал человечек и со злости так топнул правою ногою о землю, что ушел в нее по пояс, а за левую ногу в ярости ухватился обеими руками и сам себя разорвал пополам.

Жила-была на свете женщина – настоящая ведьма, – и были у нее две дочери: одна была безобразна и зла, и ту она любила, потому что это была ее родная дочь; другая была прекрасна собою и сердцем добра, и ту ведьма ненавидела, потому что та ей приходилась падчерицей. Однажды падчерица надела фартучек, и он понравился до такой степени ее названой сестре, что та, завидуя сестре, потребовала у матери и себе такого же фартучка. «Повремени, дитятко, – сказала ведьма, – будет у тебя такой фартучек. Твою названую сестрицу давно убить следует, и вот сегодня ночью, как только она заснет, я приду к вашей кровати и отрублю ей голову. Позаботься только о том, чтобы лечь в постели у нее за спиною, а ее повыдвинь вперед». Бедняжка и точно должна была бы поплатиться жизнью, если бы она из укромного уголка не подслушала всей беседы матери с дочкой. В целый день она не посмела и шагу ступить за порог дома, и, когда пришло время спать ложиться, она должна была первая улечься в постель, чтобы ее злая сестра могла лечь позади; но, когда та заснула, падчерица несколько придвинула ее вперед, а сама залезла за ее спину, к стенке. Среди ночи старуха подкралась к постели, держа в правой руке топор, а левой ощупала, лежит ли кто-нибудь, выдвинувшись головой вперед, и затем, ухватив топор в обе руки, отрубила им голову своей родной дочери.

Когда она удалилась, девушка поднялась с постели, пошла к своему милому, который назывался Роландом, и постучалась у его двери. Когда он к ней вышел, она сказала ему: «Слушай, миленький Роланд, мы должны отсюда бежать как можно скорее: мачеха хотела меня убить, но вместо меня убила свою родную дочь. Когда рассветет и она увидит, что сделано ею, то мы погибли!» – «Однако же я тебе советую, – сказал Роланд, – чтобы прежде побега ты взяла у нее из дома ее волшебный жезл, а не то мы не спасемся от ее преследований никаким бегством». Девушка принесла волшебный жезл ведьмы, а затем взяла отрубленную голову сестры и накапала три капли крови на землю, одну перед постелью на полу, одну в кухне и одну на лестнице. После этого она поспешно удалилась вместе со своим милым.