Извозчик должен был бросить телегу на дороге и побрел домой пешком, гневный и озлобленный. «Ах, – сказал он жене, придя домой, – сколько бед на меня обрушилось: и вино-то у меня из бочек повытекло, и все три лошади пали!» – «Ах, муженек! Да что это за злая птичка к нам в дом прилетела! Она со всего света птиц созвала, и все они набросились на нашу пшеницу и поедают ее взапуски». Поднялся извозчик на верх дома, чтобы взглянуть на свое поле, и увидел, что тысячи и тысячи птиц сидят на том поле и пшеницу всю уж склевали, и воробей тут же, между птицами. Тут закричал извозчик: «Ах я, несчастный!» – «Недостаточно еще несчастлив, – отвечал воробей, – ты мне, извозчик, еще и жизнью поплатишься!» – и улетел прочь.

Извозчик, потерявший в тот день разом все свое достояние, сошел вниз в комнату и сел за печку, озлобленный и разъяренный. А воробей тем временем присел на подоконник и крикнул: «Извозчик, ты мне еще жизнью поплатишься!» Тогда извозчик ухватился за крюк и бросился к воробью, но только стекла в окне перебил, а по воробью не попал. А воробей и в дом влетел, и на печку сел, и крикнул: «Извозчик, ты мне еще жизнью поплатишься!» Извозчик, совсем обезумевший и ослепленный яростью, бросился к печи, и ее разбил вдребезги, и метался всюду вслед за воробьем, куда бы тот ни присаживался, и перебил всю свою домашнюю утварь, зеркальце, скамьи, стол, даже стены своего дома, а воробей все от него увертывался. Наконец-таки удалось ему ухватить воробья рукою. «Не прикажешь ли убить его?» – сказала извозчику жена. «Не-эт! – воскликнул он. – Убить его мало! Надо его уморить мучительной смертью – и вот я проглочу его живьем!» Взял – да разом и проглотил воробья. А воробей-то начал у него в желудке летать да попархивать и наконец опять влетел извозчику в самую глотку, а оттуда в рот – выставил изо рта голову и крикнул: «Извозчик, а ты все же поплатишься мне жизнью!» Тогда извозчик подал жене своей крюк и сказал: «Жена, убей ты воробья у меня во рту!» Жена крюком ударила, да маленько промахнулась – угодила мужу крюком по голове и убила его наповал. А воробей тем временем изо рта его выпорхнул и улетел.

Жили-были на белом свете муженек да женушка; поженились они недавно и считались все еще молодыми. Однажды сказал муженек: «Я поеду в поле, женушка; а как вернусь оттуда, пусть у тебя тогда на столе будет приготовлено что-нибудь жареное для утоления голода да какое-нибудь прохладительное питье для утоления жажды». – «Ступай, ступай, муженек дорогой, – отвечала женушка, – уж я тебе все как следует приготовлю». Когда же наступило время обеда, женушка достала из трубы колбасу, которая там коптилась, положила ее на противень, подбавила к ней и маслица и поставила противень на огонь. Колбаса стала поджариваться и шипеть на противне; а женушка, стоя около огня и держась за ручку противня, сама про себя раздумывала… «А что? – пришло вдруг ей в голову. – Пока колбаса-то изжарится, ведь я бы тем временем могла бы в погреб спуститься и питья нацедить». Вот она установила противень-то на огне покрепче, взяла кружку, сошла в погреб и стала цедить пиво. Течет пиво в кружку, женушка на него смотрит, да вдруг и спохватилась: «Э-э, собака-то у меня наверху не привязана! Пожалуй, еще колбасу-то из противня вытащит – вот будет дело-то!» – и в один миг взбежала по лестнице из погреба… И видит: собака уж держит колбасу в зубах и волочит ее за собою по земле. Однако же женушка – не ленива бегать – пустилась за собакой в погоню и гналась за нею довольно-таки долго по полю; но собака бежала быстрее ее и колбасы из зубов не выпускала и уволокла ее за поле. «Ну что с возу упало – пропало!» – сказала женушка, вернулась назад и, утомившись от беготни, пошла домой тихохонько, чтобы немного остудить себя. А тем временем пиво из бочки бежало да бежало, потому что женушка забыла кран завернуть; налилась кружка полная, а потом потекло пиво и мимо кружки в погреб и текло до тех пор, пока вся бочка не опорожнилась. Женушка еще с лестницы увидела, какая беда случилась в погребе. «Вот тебе на! – воскликнула женушка. – Что теперь делать, чтобы муженек этой беды не заметил!» Подумала, подумала да и вспомнила, что еще с последней ярмарки на чердаке лежит у них мешок отличной пшеничной муки, вот и придумала она тот мешок с чердака снести в погреб и рассыпать по полу, залитому пивом. «Да, уж это можно сказать! – подумала она. – Запас беды не чинит и в нужде пригодится!» Полезла на чердак, стащила оттуда мешок и спустила его с плеч как раз на кружку, полную пива, – кружка опрокинулась, и питье, приготовленное для муженька, тоже разлилось по погребу. «Недаром люди говорят, – проговорила женушка, – что где одно положено, там и другому найдется место!» – и рассыпала муку из мешка по всему погребу. И когда рассыпала – налюбоваться не могла на свою работу и даже сказала: «Вот как тут все чисто и опрятно теперь!»

В обеденное время пришел и муженек домой. «Ну-ка, женушка, что-то ты мне приготовила?» – «Ах, муженек! – отвечала она. – Задумала я тебе колбасу изжарить; но между тем как я пиво из бочки цедила в погребе, собака утащила колбасу с противня; а как я погналась за собакой – все пиво из бочки ушло; задумала я погреб от пива пшеничной мукой высушить и кружку с пивом тоже опрокинула. А впрочем, будь покоен: в погребе теперь у нас сухо». – «Женушка-женушка! – сказал ей муженек. – Лучше бы ты этого не делала! Колбасу дала собаке утащить, пиву дала из бочки утечь, да еще пиво засыпать пшеничной мукой выдумала!» – «Так-то так, муженек! Да ведь я всего этого не предвидела, ты бы должен был мне все вперед сказать!»

Муженек подумал: «Ну если и дальше так дело с женой пойдет, так и точно придется мне самому обо всем заранее подумать». Вот и случилось, что, накопивши порядочную сумму талерами, променял он их на золото и сказал женушке: «Вот видишь ли тут эти желтые черепочки? Эти черепочки я сложу в горшок да и зарою в хлеву под яслями у коровы; только смотри – не трогай их, а не то тебе от меня достанется!» И она сказала: «Нет, муженек, ни за что не трону». Когда же муженек ушел, пришли в деревню торговцы – продавать глиняные кружки и горшки – и спросили у женушки, не желает ли она что-нибудь купить. «Э-э, добрые люди, – сказала женушка, – нет у меня никаких денег, и ничего я у вас купить не могу; а вот если вам нужны желтые черепочки, так на черепочки и я бы у вас кое-что купила». – «Желтые черепочки? А почему бы не нужны? Покажи-ка их нам!» – «Так вот ступайте в хлев и поройтесь под яслями у коровы, там и найдете желтые черепочки в горшке, а я при этом и быть не смею!» Плуты-торговцы пошли по ее указанию, порылись под яслями и отрыли чистое золото. Золото они забрали да с ним и сбежали, а товар свой – горшки да кружки – весь в доме у женушки оставили. Женушка и подумала, что и эта новая посуда ей пригодиться может; но так как на кухне в ней не было недостатка, то у всех новых горшков она повыбивала дно и расставила их в виде украшения на заборные столбы кругом всего дома. Как вернулся муженек домой, как завидел это новое украшение, так и стал говорить: «Женушка! Что ты это опять наделала?» – «А я это купила, муженек, на те желтые черепочки, что под яслями у коровы зарыты были… Сама-то я туда не ходила – так продавцы уж их откопали». – «Ах, женушка! Что ты наделала? Ведь это же не черепки были, а чистое золото, и в том было все наше состояние. Ты бы этого не должна была делать!» – «Так-то так, муженек, – отвечала она, – да ведь я же этого не знала; ты бы мне должен был вперед сказать».

Постояла минутку женушка, подумала и говорит: «Послушай-ка, муженек, ведь золото твое ты можешь снова добыть – побежим скорее вслед за ворами». – «Пойдем, пожалуй, – сказал муженек, – попытаемся; захвати только с собою хлеба и сыра, чтобы было нам что в дороге перекусить». – «Ладно, муженек, захвачу». Пустились они в погоню, и так как муженек был на ногу легче жены, то женушка от него и поотстала. «Этак-то еще и лучше, – подумала она, – как будем назад возвращаться, мне же менее идти придется». Вот и пришли они путем-дорогою к горе, где на обоих скатах прорезаны были колесами глубокие колеи. «Ишь ты, – сказала женушка, – ведь как они тут бедную землю изрезали, изрыли и исполосовали – во весь век не заживет!» Да с великой-то жалости возьми и намажь все колеи маслом, чтобы колеса по ним мягче катились; а между тем, когда она над колеями нагибалась, выкатился у нее один сыр из фартука и покатился вниз по горе. «Ну нет, брат, – сказала женушка, – я раз-то взошла на гору, а из-за тебя другой раз всходить на нее не стану; пусть другой сыр за ним скатится и вернет его сюда». Взяла другой сыр и скатила его с горы вслед за первым. Однако же сыры не возвращались к ней; тогда она и третий вслед за ними спустила и подумала: «Может быть, они третьего поджидают и не хотят возвращаться одни». Но и три сыра не возвращались; тогда она решила: «Видно, третий-то не нашел к ним дороги и заблудился на пути – пошлю-ка я четвертый за ними, пусть позовет их». Но и с четвертым то же случилось, что с третьим. Тогда женушка рассердилась – швырнула под гору и пятый и шестой сыр, так что у нее сыру уж и совсем не осталось. Однако она их некоторое время поджидала еще и прислушивалась; но так как сыры не возвращались, она на них махнула рукой и проворчала: «Вас хорошо бы за смертью послать! Ждать вас не стану, захотите, и сами меня нагоните!» Пошла женушка дальше и сошлась с мужем, который остановился и поджидал ее, потому что ему есть захотелось. «Ну-ка давай сюда, что у тебя там есть в запасе!» Та подала ему один сухой хлеб. «А где же масло и сыр?» – «Ах, муженек, маслом я колеи на дороге вымазала; а сыры наши скорехонько вернутся; один у меня из рук выкатился, а другие я сама за ним вслед послала, чтобы его обратно привели». – «Ну женушка, могла бы ты этого и не делать! Эка что выдумала – маслом дорогу смазывать, а сыры с горы скатывать!» – «Так-то так, муженек, да все ты же виноват: зачем не предупредил меня».