Теперь им стало ясно, зачем хозяйка ест заколдованный хлеб и откуда берутся яйца. Слуга проболтался соседкам, и никто больше не стал покупать у крестьянки яйца, а жителей Яртхайма прозвали несушками.

Во Фрайбурге[62] на Швабских воротах изображен крестьянин-шваб возле телеги, запряженной четверкой лошадей. На телеге стоят две бочки, а рядом бежит кошка. Говорят, здесь запечатлен такой случай.

Один богатый шваб много слышал о красоте города Фрайбурга и решил его купить. Он заполнил две бочки деньгами, приехал во Фрайбург и стал громко спрашивать: «Почем городок?» Он был очень удивлен, когда ему назвали сумму, в тысячи раз превосходящую его капиталы. Жителей Фрайбурга позабавила эта история, но еще больше они развеселились, когда открыли бочки, а там оказался песок. Выяснилось, что жена крестьянина высыпала тайком деньги и наполнила бочки песком, доказав, что и в Швабии попадаются смышленые люди.

В те времена, когда в Берлине начала распространяться лотерейная игра, жил на улице Валлштрассе один бедный сапожник. У него была большая семья, и как он ни трудился, все равно едва сводил концы с концами. Его преследовали неудачи, заказов становилось все меньше, и всего, что удавалось заработать, не хватало даже на пропитание.

Сапожник совсем пал духом. Тут его жену осенила идея – не попробовать ли счастья в лотерее?

Этой игрой увлекались и богатые, и бедные, и, по слухам, она многим помогла встать на ноги. Жена рассказала о ней мужу и посоветовала на первый же заработок купить лотерейный билет.

Бедняк решил, что все равно терять нечего, и на деньги, вырученные за очередную пару ботинок, купил билет. «Купил за большие деньги маленькую надежду», – сказал он, придя домой. Жена и дети обрадовались и наперебой стали рассматривать маленький нарядный листок бумаги.

И тотчас же появился заказчик с выгодным заказом, словно с появлением лотерейного билета к сапожнику вернулась удача. Он ушел в мастерскую, его жена ушла на кухню – в надежде на выигрыш она решила устроить маленький праздник. Дети остались одни и стали думать, куда бы пристроить этот листочек, такой важный для родителей. Старший сын, который уже ходил в школу и начинал помогать отцу в работе, отобрал билет у братьев и сестренок, прочел по буквам, что на нем написано, а потом взял клей и тщательно приклеил билет на дверь, чтобы он не потерялся.

Детишки толпились вокруг и с восторгом глядели то на билет, то на умного брата, который гордился своей выдумкой. Вдруг в комнату ворвался отец, бледный от волнения, и спросил: «Где билет? Вы его не потеряли?!» И тут лицо его побагровело от гнева, и он закричал: «Кто посмел приклеить на дверь счастье всей моей жизни?! Наш билет выиграл, а как я его теперь предъявлю, чтобы получить деньги?»

Отклеить билет от двери было так же невозможно, как и успокоить разъяренного сапожника. Но старший мальчик вдруг сообразил, что сделать. Он сказал: «Подожди, папа, не кричи, вот твой билет, иди получай выигрыш!» – и стал снимать дверь с петель. Сапожник с ворчаньем взвалил ее на плечи. Он совсем согнулся под ее тяжестью, но радость придавала ему сил, и он без отдыха донес до ратуши свой увесистый билет. Люди на улицах оборачивались ему вслед, а его появление в ратуше было встречено всеобщим смехом.

На выигранные деньги сапожник построил себе на Валлштрассе новый дом под номером 25, а на двери велел изобразить, как он идет получать свой знаменитый выигрыш.

Самым дорогим и изысканным предметом одежды, из-за которого разорилось немало усадеб в XVI столетии, были прорезные штаны, или штаны с плерезами. Мода на них пришла из Нидерландов, в те годы вся Европа получала оттуда шерстяные ткани и сукно. Голландцы хорошо знали, для чего нужна такая мода, быстро распространившаяся по Европе, они едва ли могли бы придумать лучший способ избежать простоев на своих фабриках, так как прорезные штаны требовали неимоверного количества ткани. Они были длиной до башмаков и шились как можно более широкими. И чем больше употреблял на них портной роскошных и ценных тканей, тем они считались великолепнее. И по длине, и по ширине штаны во многих местах прорезались, и в прорези вытягивалась подкладка из прекраснейшего шелка, собранная в бесчисленные складки. Чтобы соответствовать вкусу тогдашних записных модников, для штанов требовалось до 130 локтей ткани.

Сначала, когда такие штаны были еще внове, их еще шили из сукна, только подкладка в прорезях была шелковой. Но чем нелепей становилась мода, чем обширнее шились штаны, тем они становились тяжелее, и наконец их стали шить только из чистейшего шелка. Соответственно росла их цена, и поскольку шелк дороже сукна, то стоимость пары штанов иной раз равнялась стоимости хорошего имения.

Иные господа тратили целые состояния на то, чтобы великолепием своих штанов с плерезами затмить всех своих приятелей.

Прорезные штаны вызывали гнев у разумных людей, их бранили и критиковали, однако их носил весь свет. Даже могущественное в те времена слово духовенства было бессильно против всевластной моды. Когда архиепископ Франкфурта-на-Одере произнес нравоучительную проповедь по поводу безобразия штанов с плерезами, студенты устроили злую проказу: вывесили к следующему воскресенью в церкви напротив кафедры проповедника пару здоровенных штанов.

Это было уже серьезное государственное преступление, намеренное кощунство, и дело взял в свои руки достопочтенный генерал-суперинтендант доктор Мускулюс, считавший прорезные штаны дьявольской выдумкой. Он разразился серьезнейшей проповедью по поводу этого безобразия, которое он заклеймил как «чертовы штаны», и пророчил, что на модников обрушится сильнейший Божий гнев, если они не откажутся носить греховную одежду.

Проповедь была очень хороша и стала широко известна, но результатов не дала: прорезные штаны остались.

Мускулюс рассказал одну историю, назвав ее совершенно истинной:

«Некий благочестивый человек пришел к художнику и заказал ему правдоподобное и устрашающее изображение Страшного суда. Художник с прилежанием взялся за работу, и чтобы черта показать как можно отвратительнее, нарисовал его одетым в прорезные штаны. Но это оказалось для черта слишком сильным оскорблением. Он выскочил из ада и отвесил художнику мощную пощечину, потому что тот нарисовал неправду, таким ужасным и отвратительным, как фигура в плерезных штанах, он никогда не был!»

Курфюрст Иоахим II[63], при всей своей любви к великолепию, терпеть не мог безвкусные штаны с прорезями. Он запретил их ношение, но многие дворяне и щеголи из богатых бюргеров, несмотря на запрет, продолжали их носить, поэтому он принимал драконовы меры, чтобы запрет стал действенным.

Однажды три богатых бюргерских сынка обзавелись прорезными штанами особенной красоты и великолепия. Они гордо прогуливались в них по улицам Берлина и Кельна, а чтобы еще пуще привлекать внимание окружающих, наняли сопровождать себя двух скрипачей.

Их желание исполнилось, из всех домов выглядывали горожане и их прелестные жены и дочери и рассматривали щеголей, весело шествовавших вслед за скрипачами. Когда же они пришли на дворцовую площадь, их счастье стало полным, потому что во дворце тоже отворились окна, и юные господа с удивлением и завистью взирали оттуда на прекрасные штаны с плерезами.

Счастливые обладатели великолепных штанов гордо шествовали дальше, но вскоре им пришлось остановиться. Их окружили стражники курфюрста и повели в пивной погребок. При нем существовала «каморка глупцов», в которую приводили отоспаться пьяниц. Ее двери раскрылись перед модниками, и они получили вежливое приглашение зайти внутрь.

Таким малоприятным образом был прерван их триумфальный проход по городу. Напрасно уверяли все трое, что они совершенно трезвы. Напрасно просили и молили стражу пощадить их, не оставлять в отвратительной «каморке глупцов». На все мольбы они получали один ответ: «Приказ курфюрста».