Затем стал он другого также допрашивать: «Где был-побывал?» – «При дворе», – сказал сын. «Воробьям и прочим глупым птицам там не место; ты бы лучше поближе к конюшне держался, где много овса разбрасывают, или где молотят… Там, при счастье, можно спокойно добыть себе свой насущный хлеб…» – «Так-то так, батюшка! Да ведь и там конюха западни для нас ставят, петли да силки по соломе раскидывают – немудрено и там попасться!» – «А где ты это видел?» – «При дворе, у мальчишек». – «Ох уж эти мне дворовые мальчишки, злые мальчишки! Коли ты при дворе был, да около господ вертелся, и перьев своих там не оставил, так ты довольно учен и в свете пробьешь себе дорогу. Однако же оглядка не мешает: вол иногда и ловкую собаку убирает…»

Потом и до третьего доходит очередь: «Где, мол, ты искал счастья?» – «По большим дорогам да по проселкам; там зернышко, а там и червячка нахаживал». – «Что и говорить: хорошая пища, – сказал отец, – но только смотри, приглядывайся – особенно если увидишь, что кто-нибудь нагибается да хочет камень поднять, – тут и до беды недалеко!» – «Так-то так, – сказал сын, – да ведь есть и такие, что камни за пазухой, а то и в карманах носят». – «А ты где это видел?» – «У рудокопов, батюшка; те как выйдут из дома, всегда с собой камешки носят». – «Ох уж эти мне рудокопы, эти рабочие – самые зазорные люди! Коли ты около них повертелся, то уж кое-что знаешь и кое-что видел…

Наконец доходит очередь до младшего сына. «Ну ты, мой пригнездышек! Ты постоянно был самым глупым и самым слабым из моих деток! Останься со мною, ведь на свете так много злых и грубых птиц с кривыми клювами и длинными когтями, и того только и смотрят, как бы маленькую пташку заглотнуть! Держись больше своей братии, воробьев, собирай знай червячков и гусениц с деревьев да с домиков – так и не раскаешься». – «Батюшка, кто питается никому не во вред, тот долго прожить должен, и никакой коршун, орел, ни ястреб не причинят ему ущерба, особенно если он не забывает каждый вечер и утро за себя Богу молиться и о своем пропитании Его просить: – Он ведь всем птицам Творец и Вседержитель – Он и вороненка крик, и молитву слышит, и без Его воли не падает на землю ни один снегирек, ни один воробышек». – «Где ты такой премудрости научился?» И отвечал ему сын: «Как мы тогда с гнезда слетели, я залетел в церковь, и целое лето все поклевывал там мух да пауков по окошкам, и слышал, как все это там проповедовалось – там и пропитал меня общий наш Отец целое лето, и оберег от всяких бед и от хищных птиц». – «Ну, сыночек, коли ты по церквам попархиваешь, да подсобляешь там мух-жужжалок и пауков с окон прибирать, да и Бога не забываешь и предаешься на волю Создателя, – так я за тебя и бояться не стану, хотя бы даже весь свет был полнехонек диких и коварных птиц, потому что

Три женщины были обращены в цветы на поле; но одной из них было дозволено ночью домой уходить с поля. Вот и сказала она однажды своему мужу под утро, когда ей надо было к своим товаркам возвращаться и на поле красоваться: «Вот если ты сегодня перед полуднем придешь да меня-то сорвешь, так я буду от чар избавлена и навсегда при тебе останусь!» Все так и случилось. Вот теперь и догадывайся, почему муж жену узнал, когда все три цветка были во всем равны и без всяких отличий?

Ответ: «Да ведь она по ночам дома бывала, а не на поле. Ну вот роса-то на нее и не падала, как на два других цветка. Потому ее муж и узнал».

Рассказать вам, что ли, бывальщинку? Видел я, как две жареные курицы летели и все на них глядели, что они животом кверху, а спиной книзу летят – ничего знать не хотят. А еще я видел, как наковальня с двумя жерновами по реке плыла, тихохонько и легохонько; видел, как лягушка среди лета на льду сидела да от бороны железный зуб отъела. Видел, как три брата за зайцем в погоню пустились – на костыли да на ходули взмостились; один был немой, другой слепой, третий не владел ни одной рукой. И поймали – а знаешь ли как? Слепой первый зайца завидел, немой его криком спугнул, а безрукий его за шиворот притянул. А то еще слышал я, что захотели ребята на корабле по суше плыть и парус натянули, да ветры подули – они на горе и потонули. Рак, задом пятясь, рысака обогнал, а вол, на крышу избы забравшись, всю у мужика солому съел. А то вот еще у нас в деревне пчелы – каждая в кулак. Веришь ли» – «Как бы не так? Да вот погоди – трубу открою: выпущу ложь трубою».

Пришел я однажды в ту желанную сторонушку – да и рот разинул: вижу – у дерева на ветке, на тонкой шелковинке, висит каменный дом да каменный собор. Думаю: «Вот так диковинка!» А мимо меня бежит безногий человек, да так шибко, что за ним и рысаку не угнаться… Только хотел было я подивиться, вижу – человек отточил меч и пробует: мост одним взмахом перерубает! А вот осел бежит, нос у него серебряный, а сам он гонится по горячему следу за двумя зайцами разом; добежал до липы развесистой, видит, что на ней горячие оладьи растут, – и давай их уплетать… Хотел и я за них приняться, да вижу – мимо меня тощая да старая коза идет, сто пудов сала под шкурой несет да пудов шестьдесят соли в придачу! Все равно – совру наудачу – и так никто не поверит? А видел я еще и того чуднее: плуг в поле сам собою пашет, а годовалый ребенок мельничный жернов с ладошки в ладошку кидает, а коршун бойчее утки реку переплывает. Рыбы безголосые это увидели да такой крик подняли, что в небе от него зазвенело! Да и это не все, еще вот что послушай: иду, вижу – мед ручьем из долины в гору бежит – садись, да и кушай! Да! Сторонушка мудреная: там видел я, как две вороны лужайку косили, а два комара мост рубили, а два голубя волка разорвали, а два ребеночка козу вверх, вместо мячика, бросали, а две лягушки рожь молотили. Видел я там, как две мышки на колокольне звонили, а две кошки в лукошке медвежий язык варили. Да и этого мало: улитка на льва наскакала, карачун ему прописала. И того ли еще я там насмотрелся: иду, вижу – цирюльник женщине бороду бреет, а грудной младенец на свою мать кричать смеет! Дальше иду, вижу – две собаки на себе водяную мельницу из реки тащат, а кляча их работу хвалит, себе на спину мельницу валит. А вон во дворе две козы печь в избе топят, четыре лошади тесто месят, а рыжая корова хлебы в печь сажает. Вдруг петух закричал: «Мне твое вранье досаждает! Всего надо впору, а ты налгал с целую гору!» Не веришь? Так сам побывай в той стране небывалой.

Бедная вдовица жила одинокая в своей избушечке, а перед избушечкой был у ней садик, и в саду росли два розовых деревца; на одном из них розы были белые, на другом красные. И были у вдовицы две дочки, ни дать ни взять как эти два деревца: одну звали Белоснежкой, другую Розочкой. И были они такие добрые и славные, такие трудолюбивые и безобидные, что лучше их нельзя было себе детей представить: Белоснежка была только потише и помягче характером, чем Розочка. Розочка любила больше бегать по полям и лугам, цветы собирать и летних пташек ловить; а Белоснежка около матери дома сидела, в хозяйстве ей помогала либо с нею читала, коли нечего было больше делать. Обе девочки так любили друг друга, что всегда шли рука об руку, когда вместе уходили из дома, а если Белоснежка, бывало, скажет: «Мы не покинем друг друга», то Розочка ей отвечала: «Пока живы», а мать к этому добавляла: «Что у вас есть – все пополам делите». Часто бегали они вместе по лесу и собирали ягоды, и ни один зверь им зла не делал, и все доверчиво к девочкам подходили: зайчик из их рук съедал капустный листочек, дикая козочка спокойно паслась около них, олень весело прыгал, а птички не слетали с ветвей и пели, что умели. Никакой беды с ними не приключалось; когда, бывало, запоздают в лесу и ночь их там застанет, они преспокойно улягутся рядышком на мху и спят до утра, и мать это знала и нисколько не тревожилась. Однажды, когда они переночевали в лесу и заря их разбудила, то увидели, что рядом с их ложем сидит прекрасное дитя в белом сияющем одеянии. Оно поднялось со своего места, ласково на них посмотрело и молча удалилось в лес. А когда они огляделись, то оказалось, что они спали почти на краю глубокого оврага и конечно бы в овраг упали, если бы ступили еще шаг-другой далее. Мать, услыхав об этом, сказала, что сидел около них, вероятно, ангел, который охраняет добрых деток.