На другой день птичка заупрямилась и не захотела больше дров таскать, ссылаясь на то, что уж довольно она у своих товарищей в слугах была да в дурах, – не хотят ли они, мол, с нею делом поменяться и попытать свои силы на ее работе. И, как ни упрашивали ее мышка и колбаска, птичка все же настояла на своем! Делать нечего, надо было испробовать – бросили жребий, и выпал жребий колбаске дрова таскать, мышке – стряпать, а птичке – воду носить.

Что же случилось? Колбаска направилась в лес, птичка развела огонь, мышка горшок в печку сунула, и стали выжидать, когда вернется колбаска с запасом дров на следующий день. Однако же колбаска так долго не возвращалась, что на них обеих скука напала, и птичка вылетела колбаске навстречу. И что же? Невдалеке от дома, при дороге, видит, как собака преспокойно уплетает колбаску. Птичка накинулась на собаку и стала прямо-таки укорять эту хищницу в насилии; но слова ее так и остались словами: собака оправдывалась тем, что отыскала будто бы у колбаски какие-то секретные письма в сумке, а потому и решилась лишить ее жизни.

Птичка опечалилась, подхватила вязанку дров на себя, полетела домой и рассказала все, что видела и слышала. Обе они с мышкой очень горевали, однако все же уговорились не расставаться и делать все возможное для их общего блага. Вот и пришлось птичке стол накрывать; а мышка вздумала готовить и захотела подражать колбаске: «Вот покатаюсь по овощам да поваляюсь, так они и посолятся, и промаслятся». Но чуть только она забралась в овощи, кто-то сцапал ее, и должна была она с жизнью расстаться.

Когда птичка пришла и вздумала подавать на стол, то у печки и повара не оказалось. Птичка, растерявшись, всюду стала разбрасывать принесенные из лесу дрова, стала звать и разыскивать, но все же нигде повара не разыскала. А между тем по неосторожности дрова как-то вспыхнули, пожар разгорелся, птичка бросилась за водой – заливать, да ведро-то у ней в колодец упало, и она за ним туда же; ведра не вытащила, да и сама не выплыла.

У одной вдовицы было две дочери-девицы; одна-то была и красива, и прилежна, а другая и лицом некрасивая, и ленивая. Но эта некрасивая да ленивая была вдовице дочь родимая, а к тому же она ее и любила, а на другую всю черную работу валила, и была у нее та в доме замарашкой. Бедняжка должна была каждый день выходить на большую дорогу, садиться у колодца и прясть до того много, что кровь выступала у нее из-под ногтей. Вот и случилось однажды, что веретено у ней было все перепачкано кровью; девушка наклонилась к воде и хотела веретено обмыть, а веретено-то у нее из рук выскользнуло и упало в колодец. Бедняжка заплакала, бросилась к мачехе и рассказала ей о своей беде. Та ее так стала бранить и такою выказала себя безжалостною, что сказала: «Смела веретено туда уронить – сумей и достать его оттуда!» Пришла девушка обратно к колодцу и не знала, что ей делать, да с перепугу-то прыгнула она в колодец – задумала сама оттуда веретено добыть. Она тотчас потеряла сознание, и когда очнулась и снова пришла в себя, то увидела, что лежит на прекрасной лужайке, что на нее и солнышко весело светит, и цветов кругом множество. Пошла девушка по этой лужайке и пришла к печке, которая была полнешенька хлебами насажена. Хлебы ей крикнули: «Вынь ты нас, вынь скорее, не то сгорим: мы давно уж испеклись и готовы». Она подошла и лопатой повынимала их все из печи. Затем пошла она дальше и пришла к яблоне, и стояла та яблоня полнешенька яблок, и крикнула девушке: «Обтряси ты меня, обтряси, яблоки на мне давно уж созрели». Стала она трясти яблоню, так что яблоки с нее дождем посыпались, и трясла до тех пор, пока на ней ни одного яблочка не осталось; сложила их в кучку и пошла дальше. Наконец подошла она к избушке и увидала в окошке старуху; а у старухи зубы большие-пребольшие – и напал на девушку страх, и задумала она бежать. Но старуха крикнула ей вслед: «Чего испугалась, красная девица?! Оставайся у меня, и если всю работу в доме хорошо справлять станешь, то и тебе хорошо будет. Смотри только, постель мне хорошенько стели да перину мою взбивай постарательнее, так, чтобы перья во все стороны летели: когда от нее перья летят, тогда на белом свете снег идет! Ведь я не кто иная, как сама госпожа Метелица». Речь старухи поуспокоила девушку и придала ей настолько мужества, что она согласилась поступить к ней в услужение. Она старалась угодить старухе во всем и перину ей взбивала так, что перья, словно снежные хлопья, летели во все стороны; зато и жилось ей у старухи хорошо, и бранного слова она от нее не слышала, и за столом у ней было всего вдоволь. Прожив некоторое время у госпожи Метелицы, девушка вдруг загрустила, и сначала-то сама не знала, чего ей недостает, наконец догадалась, что просто стосковалась по дому; как ей тут ни было хорошо, а все же домой ее сильно тянуло. Наконец она созналась старухе: «Я по дому соскучилась, и как мне ни хорошо здесь у тебя под землею, а все же не хотелось бы мне долее здесь оставаться, и тянет меня вернуться туда, со своими повидаться». Госпожа Метелица сказала: «Мне это любо, что тебе опять домой к себе захотелось, а так как ты мне служила хорошо и верно, то я сама укажу тебе дорогу на землю». Тут взяла она ее за руку и подвела к большим воротам. Ворота распахнулись, и, когда девица очутилась под сводом их, просыпалось на нее дождем из-под свода золото, да так облепило ее, что она вся была золотом сплошь покрыта. «Вот это тебе награда за твое старание», – сказала госпожа Метелица, вернула ей и веретено, упавшее в колодец. Затем ворота захлопнулись, и красная девица очутилась опять на белом свете, невдалеке от мачехиного дома; и когда она вступала во двор его, петушок, сидя на колодце, распевал:

Тогда вошла она к мачехе в дом, и так как на ней было очень много золота, то и мачеха, и сестра приняли ее ласково.

Рассказала им девица все, что с нею приключилось, и когда мачеха услыхала, как она добыла себе такое богатство, то задумала и другой своей дочке, злой и некрасивой, добыть такое же счастье. Она ее усадила прясть у того же колодца; а чтобы на веретене у дочки кровь была, та должна была уколоть себе палец и расцарапать руку в колючем терновнике. Затем та бросила веретено в колодец и сама за ним туда же спрыгнула. И очутилась она точно так же, как прежде сестра ее, на прекрасной лужайке и пошла той же тропинкою далее. Пришла к печке, и закричали ей хлебы: «Вынь ты нас, вынь скорее, не то сгорим: мы давно уж испеклись». А лентяйка им отвечала: «Вот еще! Стану ли я из-за вас пачкаться!» – и пошла далее. Вскоре пришла она и к яблоне, которая крикнула ей: «Обтряси ты меня, обтряси поскорее! Яблоки на мне давно уж созрели!» Но лентяйка отвечала: «Очень мне надо! Пожалуй, еще какое-нибудь яблоко мне и на голову грохнется», – и пошла своей дорогою. Придя к дому госпожи Метелицы, она ее не испугалась, потому уж слыхала от сестры о ее больших зубах, и тотчас поступила к ней на службу. В первый-то день она еще кое-как старалась переломить свою лень и выказала некоторое рвение и слушалась указаний своей госпожи, потому что у нее из головы не выходило то золото, которое ей предстояло получить в награду; на другой день она уже стала разлениваться, на третий – еще того более; а там уж и вовсе не хотела поутру вставать с постели. И постель госпожи Метелицы она постилала не как следовало, и не вытряхивала ее так, чтобы перья летели во все стороны. Вот она вскоре и надоела своей хозяйке, и та отказала ей от места. Ленивица обрадовалась этому: думает, вот сейчас на нее золотой дождь просыплется! Госпожа Метелица подвела ее к тем же воротам, но, когда ленивица под ворота стала, на нее просыпалось не золото, а опрокинулся целый котел, полнешенек смолы. «Это тебе награда за твою службу», – сказала госпожа Метелица и захлопнула за нею ворота. Пришла ленивица домой, с ног до головы смолою облеплена, и петушок на колодце, увидав ее, стал распевать: