Дверь «каморки глупцов» закрылась перед ними. Они сидели в клетке за решеткой, и гуляющий народ рассматривал их, как редкостных диких зверей. Скрипачи сидели прямо перед решеткой. Они получили от курфюрста приказ играть беспрерывно день и ночь, чтобы привлекать побольше людей. Ну и толпа там собралась! Да и когда берлинская публика оставалась в стороне, если выпадала возможность увидеть что-нибудь интересное?! Уличные мальчишки резвились перед решеткой каморки. Они удивлялись роскошным штанам пленников, они ликовали и издевались. Говорят, они даже швыряли через решетку гнилые яблоки, отчего на драгоценной шелковой ткани оставались ужасные пятна.

Полные двадцать четыре часа оставались там трое модных дурачков, подвергаясь насмешкам, пока наконец их не выпустили. Потеряли ли для них привлекательность штаны с прорезями после сидения в «каморке глупцов», наша хроника не сообщает.

Для одного юного дворянчика, который щеголял в паре прорезных штанов на дворцовой площади перед собором и был замечен курфюрстом, дело кончилось еще хуже. Курфюрст прислал к нему соборных сторожей, чтобы они в нескольких местах перерезали пояс его штанов. Вся огромная масса ткани шурша упала на землю, и молодой щеголь оказался посреди улицы в одной рубашке, окруженный насмешливыми зеваками. Он старался снова натянуть штаны и придерживать их руками, но это удалось ему лишь частично, при попытке идти его ноги путались в бесчисленных складках спадающего шелка, поэтому он, окруженный пляшущими и ликующими мальчишками, добрался до дома очень не скоро.

На скалистом, изрезанном ущельями и пропастями Ойбине[64] и теперь еще показывают путешественнику теснину под названием Девичий прыжок. Об этом существует легенда:

В 1601 году на Иванов день большая толпа людей из Циттау и окрестных деревень по обычаю отправилась на Ойбин. Среди них была одна бойкая девушка, захотевшая вместе с подружками тоже посмотреть на гору.

Люди веселились, шутили, и девица на спор отважилась прыгнуть через глубокую трещину.

В те времена многие женщины, даже из состоятельных, носили домашние туфли. В прыжке ноги девушки выскользнули из гладких туфель, и она упала вниз. Но на ней было, по тогдашней моде, платье с кринолином, широкий подол замедлил падение, так что девица словно спланировала в пропасть и не получила никаких повреждений.

Во Фризских землях рассказывают чудесную историю о необыкновенном корабле.

Тысячу и еще сколько-то лет тому назад, когда Шотландия еще примыкала к Норвегии, а море только-только прорыло себе канал между Дувром и Кале, из Атлантического океана приплыл очень-очень большой корабль. Он был такой огромный, что если капитан со шканцев отдавал приказ в носовую часть корабля, то специальный курьер скакал туда бешеным галопом четырнадцать суток. Если нужно было передать на бак матросам срочный приказ, его передавали несколько сотен трубачей, расставленных по кораблю цепочкой.

Матросы, работавшие в носовой части корабля, за всю жизнь не видели кормы, а те, что находились у руля, никогда не бывали на баке. Большая толпа матросов постоянно жила на мачтах, таких высоких, что целая жизнь уходила на то, чтобы залезть туда и спуститься. Мачт было больше, чем деревьев в лесу, и в каждой мачтовой корзине были выстроены обширные дома вроде казарм, в которых жили матросы. Каждую постройку окружал широкий луг, на нем паслось стадо из нескольких сотен голов скота, служившего для пропитания матросов. В огромном котле варился питательный эликсир под названием «бульон». По котлу от одного края до другого можно было плыть восемь дней.

Однажды повар хватился уже ошпаренного быка, из которого намеревался приготовить особенно вкусный обед. Пустились на поиски, снарядили лодку и, обыскав напрасно добрую половину котла, нашли тушу быка за одной из многочисленных заклепок, возвышавшихся, как холмы, над железной равниной дна.

Огромный корабль при попутном ветре вошел в узкий конец моря возле Кале. Поскольку он мчался под всеми парусами, его нос с разгону благополучно достиг Северного моря, но средняя часть прочно застряла, потому что была шире канала. Однако капитан нашел выход из положения. Он приказал намылить борта, матросам вооружиться шестами и отталкиваться от берегов, а паруса туго натянуть. И – ура! – пошло! Мыльная пена взметнулась высоко вверх и осела, загустев, на английском берегу, отчего и образовались знаменитые меловые утесы.

Однако корабль вместо Северного попал в Балтийское море. В один прекрасный день старший офицер заметил, что киль задевает за грунт. Коку было приказано выбросить за борт скопившиеся в камбузе уголь и золу, чтобы облегчить нос корабля. Уголь и шлак выбросили, и из моря поднялся остров Борнгольм. Но принятых мер оказалось недостаточно, снова стали выбрасывать балласт за борт, но так неудачно, что подступы к берегу оказались завалены, речные устья закупорены, а земля так засыпана пылью, что и поныне весь Бранденбург покрыт холмами.

Много чего можно порассказать об этом корабле. Были там, например, матросские кабачки, запрятанные среди снастей, и другие диковинки. Но точных сведений у нас нет, потому что корабль уплыл в Утопию и больше не возвращался.

Горы Гарца[65]

По преданию, уже много столетий в горе Кифхойзер на Гарце дремлет со своей свитой славный император Фридрих Барбаросса[66]. Он ждет, когда наступит его час снова явиться своему народу.

В давние времена на склоне горы Кифхойзер пас стадо один пастух, хорошо игравший на пастушьей дудке. Как-то раз в полдень, наигрывая разные мелодии, он подумал: «Может быть, сейчас император как раз обедает под мою музыку».

Когда он заиграл в четвертый раз, из горы вышел служитель с серебряной трубой в руках. Он подошел к пастуху и сказал: «Любезный пастух, император посылает тебе серебряную трубу. Он велел передать, что за все то время, что он тут в заточении обедает за каменным столом, до сегодняшнего дня еще ни разу его слух не услаждала музыка».

– Спасибо, – сказал пастух. – Но ведь я умею играть только на дудке. Играть на трубе я не умею.

– Скоро ты научишься играть и на трубе, – ответил ему служитель.

– Я бы тотчас начал учиться, – начал уверять обрадованный пастух, – да мои овцы слишком разбрелись. Но завтра в обед я попытаюсь что-нибудь сыграть для императора, чтобы отблагодарить за подарок.

Пастух попробовал играть на новом инструменте, и дело пошло так успешно, словно его обучал какой-то дух. Он упражнялся возле стада всю ночь и все утро. В полдень он уже играл для императора на трубе. После четвертого наигрыша из горы опять вышел служитель и передал пожелание императора, чтобы эта труба принесла пастуху счастье.

Вскоре после этого пастух бросил пасти скот и прославился как замечательный музыкант.

Два музыканта из Олдислебена, старый и молодой, шли однажды через Кифхойзер. В одном месте старик остановился, начертил мелом на земле круг и ударил в середине волшебной лозой. Вдруг они очутились на великолепном дворе. Отворилась дверь, и они вошли в большой зал. На троне возле стола сидел кайзер Фридрих.

– Летают ли еще вороны вокруг замка? – спросил он.

– Летают, как не летать, – ответил старик.

– Значит, еще сто лет я должен тут сидеть! – вздохнул кайзер.

Старый музыкант получил в подарок кучу золота, а молодой – золотой инструмент. Когда об этом проведали другие музыканты, им тоже захотелось золота, и они один за другим отправились на Кифхойзер. Но никому не удалось попасть внутрь горы.