Однажды сидели хозяин с хозяйкою перед своим домиком, и стояла перед ними на столе жареная курица, за которую они собирались приняться. Вдруг увидел хозяин, что идет к ним старик, отец его; он тотчас курицу припрятал, чтобы тому нисколько не уделить. Старик подошел, выпил стаканчик и отправился далее. Вот сын-то и задумал вновь поставить жареную курицу на стол, но когда за нее взялся, то увидел, что она обратилась в большую жабу, которая ему прыгнула в лицо и с него не сходила; а когда кто-нибудь хотел ее согнать, то она, бывало, так злобно взглянет, словно в лицо тоже вцепиться хочет, – так никто и не решался к ней притронуться. И эту жабу неблагодарный сын должен был каждый день кормить, а не то она начинала терзать его лицо; и так он до конца своего, не зная покоя, маялся по белу свету.

Двое было братьев, и оба были солдаты, и один из них был богат, а другой беден. Вот и задумал бедный от своей бедности отделаться, бросил службу и пошел в землепашцы. Вспахал, взборонил свое поле и засеял его репным семенем. Семя взошло, и выросла на поле между другими одна репина пребольшая, прекрепкая и претолстая – и все еще росла да росла… Ну право, ее можно было бы назвать царицей над всеми репами, потому что такой другой еще никогда не бывало, да вряд ли и будет. Под конец она уж так разрослась, что одна могла собою завалить целую повозку, и ту два вола еле тащили, и поселянин сам не знал, что ему с тою репою делать и на счастье ли ему или на несчастье она такою уродилась? Стал он раздумывать: «Продать ее – немного за нее получишь, а самому ее есть – так я и от других, мелких реп сыт буду… Разве вот что? Не поднести ли мне ее королю в подарок?» Вот и взвалил он ее на повозку, впряг двух волов, привез репу ко двору и подарил королю. «Что это за диковина такая? – спросил король. – Видал-таки я много дивного на своем веку, но такого чудища никогда не видывал. Из каких семян такая репища уродиться могла? Или уж это тебе только одному удача – и ты уж такой счастливчик?» – «О нет, – сказал поселянин, – счастливчиком я никогда не был: я просто бедняк солдат; нечем мне было питаться, вот и покинул я службу и принялся землю пахать. Есть у меня и еще брат, богатый, и вам, государь, он известен; а у меня ничего нет, вот и забыт я всеми». Король над бедняком сжалился и сказал: «С бедностью своею ты расстанешься и так будешь мною одарен, что сравняешься со своим богатым братом». И подарил ему много денег, земель, луга и стада и таким богачом его сделал, что другой брат с ним по богатству и равняться не мог. Когда этот богатый-то прослышал, что удалось его брату одной репиной зашибить, позавидовал он брату и стал думать, как бы ему тоже добиться такого счастья. Но только он задумал дело гораздо лучше сладить: захватил с собою золото и красивых коней и все это свез королю в подарок, думая, что тот его за это отдарит как следует: «Ведь уж если брату так много за одну репу получить пришлось, так, верно же, я внакладе не останусь?» Король принял подарок и сказал, что не знает, чем его отдарить, – разве уж подарить ему диковинную репину. Вот и вынужден был богатый брат взвалить репину своего брата на телегу и везти ее домой. Дома он уж не знал, на ком бы ему излить свою злобу! И вот надумал он своего брата убить: нанял убийц, посадил их в засаду, а сам пошел к брату и говорит: «Братец, я знаю место одного клада, пойдем вместе, откопаем его и поделим пополам». Брат согласился и пошел без всякой опаски. Когда же они дошли до засады, наемные убийцы на него бросились, связали его и собирались уже вешать его на дерево, как вдруг раздалось вдали громкое пение и топот копыт… Разбойники перепугались, сунули свою жертву в мешок, вздернули мешок на дерево и бросились бежать сломя голову. Очутившись в мешке, поселянин бился, бился и добился того, что проделал в мешке дыру и высунул из нее голову. А тот, что по дороге ехал и что так напугал разбойников, был не кто иной, как странствующий студент – молодой малый, который, весело напевая свою песенку, ехал через лес по дороге. Когда поселянин увидел, кто по дороге проезжает, он и крикнул: «Приветствую тебя, желанный друг». Студент стал озираться, не зная, откуда это послышался ему голос, и наконец спросил: «Кто меня зовет?» Тогда тот из мешка отвечал ему: «Взгляни наверх – я здесь сижу, в мешке премудрости: в короткое время я здесь успел приобрести дивные знания – и перед теми знаниями все школы в мире ничто! Еще немного – и я закончу свою науку, сойду вниз и буду всех людей мудрее. Я разумею звезды, и небесные знамения, и веянье ветра, умею исчислить песок морской, умею лечить все болезни, знаю силу всех трав, знаю названия всех птиц и всех камней. О, если бы ты мог хоть на миг здесь очутиться, ты узнал бы, какая сладость проистекает из мешка мудрости!» Студент, услышав это, рот разинул и говорит: «Благословен тот час, когда я тебя встретил! Нельзя ли мне хоть ненадолго побыть в мешке мудрости?» А тот, наверху, сделал вид, что пускает его в мешок неохотно, и сказал: «Ненадолго я тебя, пожалуй, сюда и пущу, за деньги и за доброе слово; но тебе придется прождать еще час – мне еще кое-чему осталось поучиться». Прождав немного, студент соскучился и стал проситься в мешок – уж очень велика была его жажда знания. Тут наш хитрец прикинулся, будто он наконец сдается на его просьбы, и сказал: «Чтобы я мог выйти из вместилища мудрости, ты должен бережно спустить мешок по веревке – тогда и войдешь в него». Студент спустил его, высвободил из мешка и крикнул: «Ну теперь живее вздергивай меня наверх!» – и тотчас хотел в мешок вступить. «Стой! – крикнул наш хитрец. – Не так ты лезешь!» – сунул его в мешок головою, завязал накрепко и вздернул на дерево; а потом встряхнул его, приговаривая: «Ну что, каково, приятель? Небось уж чувствуешь приток мудрости и за опыты чай принялся? Так и посиди же там, пока поумнеешь!» Сел на лошадь студента, поехал домой, да через часок уж прислал кого-то спустить глупца с дерева.

Давно было – очень давно; зашли однажды вечером к кузнецу двое странников, и кузнец их радушно принял к себе на ночлег. Как раз в это время бедняк нищий, старый и хилый, пришел в дом кузнеца и стал просить у него милостыни. Один из странников над ним сжалился и сказал другому: «Ты все можешь – так вот облегчи ты этому бедному его долю, дай ему возможность свой насущный хлеб заработать». Другой странник очень добродушно обратился к кузнецу и говорит: «Дай мне твоих щипцов да подложи углей в горн, чтобы я мог этого старого и хилого человека помолодить». Кузнец тотчас все изготовил, младший странник стал работать мехами, и, когда угли запылали, старший странник взял нищего, вложил его в клещи и сунул в самый жар, так что он вскоре накалился там докрасна, словно пунцовый розан. Затем он был вынут из жара и опущен в лохань с водой, так что вода зашипела; а когда он там поостыл и был из лохани вынут, он стал на ноги, прямой, здоровый, помолодевший, словно двадцатилетний юноша. Кузнец все это внимательно высмотрел и затем пригласил всех к ужину. А была у кузнеца старая, подслеповатая и сгорбленная теща; подсела она к юноше и стала его выспрашивать: очень ли больно жег его огонь? «Никогда я себя лучше не чувствовал, – отвечал тот, – я там в жару сидел, как в прохладе».

Эти слова юноши запали в душу старухи и всю ночь не давали ей покоя, и вот когда оба странника поутру удалились, поблагодарив кузнеца за ночлег, тому пришло в голову, что он тоже может помолодить свою старую тещу: он ведь все так отлично высмотрел, да и на искусство свое надеялся. Позвал он ее и спросил, не желает ли и она из его горна выйти двадцатилетней девушкой. Та отвечала: «Еще бы не желать!» – ведь юноша-то рассказал ей, как ему хорошо в жару было. Вот и развел кузнец большое пламя в горне и сунул туда старуху, которая стала биться и кричать благим матом. «Сиди, старая! Что ты так орешь и мечешься – я только теперь и поддам тебе жару!» И давай работать мехами, так что на ней все ее лохмотья сразу истлели. Но старуха не переставала кричать, и кузнец подумал: «Ну неладно дело!» – вытащил ее и бросил в лохань с водой. Тут уж она стала реветь и вопить, что и кузнечиха, и ее невестка заслышали крики в доме и обе сбежали в кузницу: видят, лежит старуха в лохани вся скрюченная, вся сморщенная, еле живая и вопит благим матом. Дожила до старости – не гонись за младостью!