Крысолов пришел за обещанными деньгами, но горожане поскупились и под разными предлогами стали оттягивать выплату. Незнакомец рассердился. 26 июня, в день святых Иоанна и Павла, в семь часов утра (по другим рассказам – в полдень) он снова появился на улицах Гамельна, на этот раз в обличье охотника и в причудливой красной шляпе, и заиграл на своей дудочке. И тотчас из домов выбежали – не мыши и крысы, а детишки, мальчики и девочки, начиная лет с четырех. Была среди них и дочь бургомистра, уже подросток. Они собрались большой толпой и, как завороженные, пошли за крысоловом. Играя на дудочке, он вышел из города, и дети за ним. Он направился к одной из гор и исчез в ней вместе с детьми. Это видела одна нянька, она шла поодаль с ребенком на руках и первая принесла в город печальную весть.

Родители в панике бросились к городским воротам и стали звать своих детей, матери подняли крик и плач. По всей округе и вдоль по реке разослали людей, чтобы разузнать, не видел ли кто-нибудь пропавших детишек. Все было напрасно. Дети исчезли, а было их сто тридцать человек. Рассказывали, что двое малышей опоздали и подошли к горе, когда все уже в ней скрылись. Один из них ослеп, а другой онемел, поэтому слепой не мог показать место, где исчезли дети, а немой ничего не мог рассказать. Один мальчуган выскочил из дому в рубашонке и вернулся, чтобы надеть курточку, и благодаря этому уцелел: пока он одевался, остальные ушли.

Улица, по которой дети шли к воротам города, еще в середине XVIII века называлась Тихой, на ней были запрещены музыка и танцы. Даже когда шла свадебная процессия, на этой улице музыканты переставали играть. Возле горы, где скрылись дети, поставили два больших каменных креста. Некоторые утверждали, что исчезнувшие прошли подземными пещерами и вышли наверх по ту сторону гор[25].

Горожане Гамельна, занося в городскую книгу памятные события, долгие годы вели отсчет времени со дня исчезновения детей.

[26]

В старину Швейцария входила в состав Австрийского государства.

Однажды в швейцарский кантон Ури прибыл Грисслер, наместник австрийского императора. Сначала при нем жизнь текла по-прежнему, а затем Грисслер приказал на самой людной площади города поставить под липой шест, наверх водрузить его, наместникову, шляпу и приставить стражника. Глашатаи огласили приказ, что всякий проходящий должен поклониться шляпе, словно самому господину наместнику, ослушникам же грозит суровая кара.

Один местный житель, по имени Вильгельм Телль, прошел мимо шляпы, не поклонившись. Страж донес об этом наместнику. Тот повелел привести Телля и спросил его, почему он нарушил приказ и не поклонился шляпе. Вильгельм Телль отвечал: «Господин, это случилось ненароком, я не думал, что Ваша милость придает этому такое значение. Я не любитель шуток».

Вильгельм Телль замечательно стрелял из лука, никто по всей стране не мог с ним в этом сравняться. У него были дети, которых он очень любил. Наместник велел привести детей и спросил Телля, кого из них он больше любит. Телль ответил, что любит всех одинаково.

Грисслер сказал: «Вильгельм, говорят, что ты знаменитый стрелок. Докажи это, сшиби стрелой яблоко с головы своего сына. Тогда и я признаю тебя хорошим стрелком».

Телль испугался и стал просить: «Смилуйтесь, господин! То, чего вы требуете, выше человеческих сил. Избавьте меня от этого, я охотно исполню любое другое ваше приказание!» Но Грисслер был неумолим, велел воинам окружить Телля и сам положил яблоко на голову ребенку.

Телль увидел, что уклониться невозможно, взял стрелу и сунул за пазуху, вторую наложил на тетиву и напряг лук. Он тщательно прицелился – и сшиб яблоко с детской головки.

Грисслер признал, что это мастерский выстрел, и спросил: «А теперь признайся, зачем ты сунул за пазуху первую стрелу?»

Телль ответил: «Такой обычай у нас, стрелков».

Наместник не поверил и продолжал допытываться. Наконец Телль согласился сказать правду, если наместник сохранит ему жизнь. Тот поклялся, и Телль сказал: «Если бы я промахнулся и убил собственное дитя, то другая стрела предназначалась бы для вас!»

Услышав это, Грисслер произнес: «Я обещал сохранить тебе жизнь, зато я упрячу тебя в такое место, где ты до конца дней своих не увидишь ни солнца, ни месяца!» Он велел схватить Телля, связать и бросить на корабль, в котором он собирался плыть в кантон Швиц.

Они поплыли по озеру и только миновали Аксен, как поднялась буря, волны стали швырять корабль, как щепку, им грозила гибель, так как никто на судне не умел править против волн. Один из слуг сказал наместнику: «Господин, велите развязать Телля. Он опытный корабельщик и один может нас спасти».

Грисслер крикнул Теллю: «Если ты пообещаешь привести корабль в безопасное место, я прикажу тебя развязать!»

Телль ответил: «Постараюсь, ваша милость!» Его освободили, он встал к рулю и повел судно, приметив, где на палубе лежит его лук, и поджидая подходящей минуты. Телль вел корабль вдоль берега, увидел удобный уступ в скале (его с тех пор называют «площадкой Телля») и решил, что настал нужный момент. Он бодро призвал всех не падать духом, сказал, что скоро они будут в безопасности, и как только судно поравнялось с уступом, схватил свой лук и сильным прыжком достиг площадки. Волны подхватили корабль наместника и отдалили от берега.

Вильгельм Телль, пробираясь глухими местами, пересек кантон Швиц, добрался до Кюсснахта, опередив наместника, и затаился в переулке. Вскоре туда прибыл и Грисслер. Когда он со свитой проезжал мимо, Телль стоял за кустами и слышал, что они рассуждают о том, как бы его поймать. Он напряг лук и выстрелил в наместника. Тот упал мертвым.

После этого Вильгельм Телль ушел в горы, присоединился к другим борцам против австрийского господства и вместе с ними поднял на борьбу за свободу всю Швейцарию. Он стал национальным героем своей страны.

В старину между швейцарскими кантонами Ури и Гларус постоянно возникали споры из-за пограничных земель[27]. Однажды дело даже дошло до настоящей битвы. Наконец, обитатели кантонов решили раз и навсегда установить границу и сделать это следующим образом: в день осеннего равноденствия, как только на рассвете прокричит петух, с каждой стороны должны выбежать навстречу друг другу двое самых сильных, крепких мужчин, привычных к ходьбе по горам. В том месте, где они встретятся, и пройдет граница.

Самых крепких мужчин выбрать было нетрудно, споры начались о том, как содержать петуха, чтобы он не проспал и закукарекал пораньше.

Жители Ури, выбрав петуха, посадили его в корзину и стали кормить впроголодь, в надежде, что голод не даст ему разоспаться. Жители Гларуса, наоборот, холили и ублажали своего петуха, чтобы он приветствовал утро радостный и полный сил.

Пришла осень, и настал назначенный день. В самую рань, когда рассвет еще чуть брезжил, закричал голодный петух в кантоне Ури, и бодро пустился в путь выбранный бегун. А напротив, в гларусском Линтале, и заря уже горела в полнеба, и звезды погасли, а разжиревший петух спал да спал. Печально стояла вокруг него вся община. Наконец он трепыхнул крыльями и кукарекнул. Теперь гларусскому бегуну нужно было напрячь все силы, чтобы отыграть то преимущество, которое получил над ним соперник.

Он побежал что было мочи и все посматривал в сторону соседей. Глядь, там на гребне перевала появился человек и начал спускаться в их долину. Гларусцу стало обидно уступать соседям свою землю, и он припустил во весь дух. Скоро бегуны встретились, и тот, что из Ури, закричал: «Здесь граница!»

– Сосед! – взмолился бегун из Гларуса. – Будь справедлив и уступи мне часть земли, что ты оттягал!

Сосед не соглашался, но гларусец просил и молил, пока тот не сказал: «Ладно, я дотуда отодвину границу, докуда ты донесешь меня на своей спине».