«Вот у меня и есть все, чего душа желает!» – сказал сам себе парень. Вскоре после того повстречался ему на пути человек с длинной козлиной бородкой; он стоял и прислушивался к пению птички, сидевшей очень высоко, на самой верхушке дерева. «Истинное чудо! – воскликнул он наконец. – У такой маленькой твари и такой голосище! Эх, кабы она была моей! Жаль, что ей никто не может на хвост соли насыпать!» – «Коли только за этим дело стало, – сказал парень, – так птицу мы оттуда сейчас спустим!» – прицелился и так ловко попал, что птица упала с дерева в терновник. «Ступай, плутишка, – сказал парень человеку, – вынимай оттуда свою птицу». – «Ну что же? Я подберу свою птицу, коли уж вы в нее попали!» – сказал тот, прилег на землю и давай продираться внутрь тернового куста. Когда он залез в самую середину кустарника, вздумалось парню подшутить – взялся он за свою скрипку и давай на ней наигрывать. Тотчас же начал и человек этот поднимать ноги вверх и подскакивать, и чем более парень пилил на своей скрипке, тем шибче тот приплясывал. Но шипы терновника изодрали его дрянное платьишко, растеребили его козлиную бороденку и перецарапали ему все тело. «Да что же это за музыка! – крикнул наконец плут. – Что за музыка! Пусть господин перестанет играть – я вовсе не хочу плясать!» Но парень не очень его слушал и думал про себя: «Ты довольно людей помучил – пусть-ка теперь тебя терновник поцарапает!» – и продолжал наигрывать, а плут все выше и выше подскакивал, и лохмотья его одежды то и дело оставались на иглах терновника. «Ай вей! – взмолился плут. – Лучше уж я дам господину что он желает – дам целый кошелек с золотом – лишь бы он играть перестал!» – «О! Если ты такой щедрый, – сказал парень, – то я, пожалуй, и прекращу мою музыку; однако должен тебя похвалить – ты под мою музыку отлично пляшешь!» – затем получил от жидка кошелек и пошел своей дорогой.

Плут остался на том же месте и все смотрел вслед парню, пока тот совсем не скрылся из глаз; а тогда и начал кричать что есть мочи: «Ах ты, музыкант грошовый! Ах ты, скрипач из пивной! Погоди уж: дай мне с тобой с глазу на глаз встретиться! Так тебя пугну, что во все лопатки бежать от меня пустишься». И кричал, и ругался сколько мог. А когда он этою бранью немного пооблегчил себе душу, то побежал в город к судье. «Господин судья – ай вей! – извольте посмотреть, как на большой дороге какой-то злодей меня ограбил и что со мной сделал! Камень и тот должен был бы надо мною сжалиться! Извольте видеть: платье все в клочья изорвано! Тело исколото и исцарапано! И весь достаточек мой вместе с кошельком у меня отнят! А в кошельке-то все червонцы, один другого лучше! Ради бога, прикажите злодея в тюрьму засадить!» Судья спросил: «Да кто же он был? Солдат, что ли, что тебя так саблей отделал?» – «Ни-ни! – сказал плут. – Шпаги обнаженной при нем не было, только ружье за спиной да скрипка под бородою; этого злодея немудрено узнать!» Выслал судья свою команду, и его посланные легко отыскали парня, который преспокойно шел своей дорогой; да у него же и кошель с золотом нашли. Призванный в суд, он сказал: «Я к этому человеку не прикасался и денег у него не брал – он сам по доброй воле мне деньги предложил, лишь бы только я перестал играть на скрипке, потому что он не мог выносить моей музыки». – «Никогда! Как можно! – закричал плут. – Все-то он лжет!» Но судья и без того парню не поверил и сказал: «Плохое ты нашел себе оправдание – не может быть, чтобы этот человек тебе по доброй воле деньги дал!» – и присудил добродушного парня за грабеж на большой дороге к повешению. Когда его повели на казнь, плут не вытерпел, закричал ему: «А, живодёр! А, собачий музыкант! Теперь небось получишь заслуженную награду!» А парень преспокойно поднялся с палачом по лестнице на виселицу и, обернувшись на последней ступеньке, сказал судье: «Позвольте мне обратиться к вам перед смертью с некоторой просьбой!» – «Ладно, – сказал судья, – дозволяю, не проси только о помиловании». – «Нет, прошу не о помиловании, – отвечал парень, – а о том, чтобы мне напоследок дозволено было еще раз сыграть на моей скрипке». Плут закричал благим матом: «Ради бога, не дозволяйте, не дозволяйте ему!» Но судья сказал: «Почему бы мне ему этого не дозволить? Пусть потешится перед смертью, а затем – и в петлю». Но он и не мог отказать ему вследствие особого дара, который был тому дан человечком… Плут же стал кричать: «Ай вей! Ай вей! Вяжите, вяжите меня покрепче!» Тогда добродушный парень снял свою скрипку с шеи, настроил ее, и чуть только первый раз провел по ней, все стали шаркать ногами и раскачиваться – и судья, и писцы его, и судейские, и даже веревка выпала из рук того, кто собирался скрутить плута. При втором ударе смычка все подняли ноги, а палач выпустил добродушного парня из рук и приготовился к пляске… При третьем ударе все припрыгнули на месте и принялись танцевать – и судья с жидком впереди всех, и выплясывали лучше всех. Вскоре и все кругом заплясало, все, что сбежалось на базарную площадь из любопытства, – старые и малые, толстяки и худощавые, даже собаки и те стали на задние лапы и начали прыгать вместе со всеми. И чем долее играл он, тем выше прыгали плясуны, так что даже головами стали друг с другом стукаться, и напоследок все подняли жалобный вопль. Наконец судья, совсем выбившись из сил, закричал парню: «Дарю тебе жизнь, только перестань играть!» Добродушный парень внял его голосу, отложил скрипку в сторону, опять повесил ее себе на шею и сошел с лестницы. Тогда подошел он к плуту, который лежал врастяжку на земле, не будучи в силах перевести дыхание, и сказал ему: «Негодяй! Теперь сознайся, откуда у тебя деньги, не то сниму скрипку и опять стану на ней играть». – «Украл я, украл деньги! – закричал плут в отчаянии. – А ты честно их заработал». Услышав это, судья приказал вести плута на виселицу и повесить как вора.

Некогда жил на свете молодой парень, и обучился он слесарному мастерству, а затем сказал отцу, что хочет пойти побродить по белу свету и попытать свои силы. «Что же? – сказал отец. – Я против этого ничего не имею». – И даже дал ему сколько-то денег на дорогу. Пошел он всюду бродить и стал искать себе работу. Немного спустя не полюбилось ему слесарное мастерство, и задумал он поступить в егеря. Вот и попался ему навстречу егерь в зеленом платье, и спросил его, откуда он и куда направляется? «Да вот был в подмастерьях у слесаря, – отвечал молодец, – а теперь не понравилось мне это мастерство, захотелось в егеря поступить; так не возьмешь ли ты меня к себе в ученики?» – «О да, охотно! – сказал тот. – Если только ты захочешь за мною следовать». Вот и пошел с ним молодец, нанялся к нему на многие годы и выучился егерскому делу. Затем ему захотелось опять-таки повидать белый свет и самостоятельно попытать свои силы, и старый егерь за все годы службы дал ему в вознаграждение только духовое ружье, но такое, что он мог из него стрелять без промаха. Пошел молодец далее и пришел в очень большой лес – шел по нему целый день, а конца лесу все не было видно. Когда завечерело, он вскарабкался на высокое дерево, чтобы обезопасить себя от диких зверей. Около полуночи ему показалось, что вдали мерцает маленький огонек, и он высмотрел его сквозь ветви деревьев и запомнил, как к нему пройти. Снял он с себя шляпу и швырнул ее с дерева по направлению к свету, чтобы по ней и направиться, как слезет с дерева. Слез с дерева, направился к шляпе, надел ее опять на голову и прямехонько пошел вперед. Чем далее он шел, тем больше становился этот свет, а когда он к нему приблизился, то увидел громадный костер и около него трех великанов, которые жарили на вертеле целого вола. Один из них и сказал: «Попробую, можно ли уже есть мясо?» – отодрал кусок мяса и хотел было его в рот сунуть, но егерь выстрелом вышиб у него кусок мяса из руки. «Ну вот еще, – сказал великан, – ветром у меня кусок из рук вырвало!» – и взял себе другой. Чуть только он хотел его положить на зубы, егерь опять у него кусок изо рта выстрелом выбил; тогда этот великан, рассердившись, дал оплеуху другому великану, сидевшему с ним рядом, и проговорил: «Зачем ты у меня кусок изо рта вырвал?» – «И не думал вырывать, – отозвался тот, – это у тебя какой-нибудь меткий стрелок выстрелом изо рта его вышиб». Великан попытался было взять и третий кусок, да и тот егерь у него из руки вышиб. Тут стали говорить великаны между собою, что, «верно, хорош должен быть этот стрелок, который чуть не изо рта кусок вышибать может…» – «Такой-то стрелок и нам бы мог быть полезен, – решили они и стали громко его кликать: «Эй ты, меткий стрелок! Выходи к нам, садись к нашему огню и наедайся досыта – мы тебе никакого зла не сделаем; а коли не выйдешь, вытащим мы тебя силою из леса – тогда ты погиб». Услышав это, молодец выступил из леса и сказал им, что он ученый егерь и уж если на что нацелит ружье, в то попадает верно и без промаха. А они ему на это сказали, что если он с ними решится пойти, то ему хорошо будет, да притом же и рассказали: «Там, за лесом, большая река, а за рекой стоит башня, и в той башне сидит красавица-королевна, которую бы им очень хотелось похитить». – «Да, – сказал парень, – эту королевну я скорехонько добуду». А великаны и добавили: «Тут еще кое-что припомнить надо – есть там собачонка маленькая, которая тотчас начинает лаять, чуть только кто-нибудь к той башне приблизится, а как она залает, все на королевском дворе и поднимется; вот почему мы туда и не можем проникнуть… Так вот, не возьмешься ли ты пристрелить ту собачку?» – «Да это для меня сущий пустяк». Затем он сел в лодку и переправился на тот берег; подплывая к берегу, он увидел собачонку, которая к берегу бежала и собиралась уже залаять; но он выхватил свое ружье и застрелил ее. Когда великаны это увидели, то обрадовались и думали, что королевна уж у них в руках; однако же егерь хотел сначала своими глазами убедиться, как в башню пройти, и сказал великанам, чтобы они обождали за воротами, пока он их кликнет. Потом сам вошел в замок, в котором царствовала полнейшая тишина и все спало мертвым сном. Когда он отпер первую комнату, то увидел на стене саблю из чистого серебра, и на той сабле была насажена золотая звезда и начертано имя самого короля; рядом с саблей лежало на столе запечатанное письмо, которое он вскрыл, и в том письме было написано: «Кто тою саблей владеет, тот всех порубить может, кто бы против него ни выступил». Тогда он взял саблю со стены, опоясался ею и пошел далее; и вот пришел в комнату, где спала королевна… Она была так прекрасна, что он приостановился и залюбовался ею, притаив дыхание. При этом он про себя подумал: «Могу ли я эту невинную девушку отдать во власть дикарей-великанов, у которых что-то недоброе на уме?» Он стал осматриваться и увидел под кроватью пару туфель: на правой стояло имя короля со звездочкой, на левой – имя королевны со звездочкой. На шее у королевны был большой платок, вытканный из шелка с золотом, и на правой стороне платка было вышито имя короля, а на левой – ее собственное, и все это золотыми буквами. Вот и взял егерь ножницы, отрезал у платка правую часть и сунул ее в свою котомку; да туда же сунул и правую туфлю королевны с именем ее отца. А девица-красавица все спала да спала, вся окутанная своею сорочкою; наш молодец и из ее сорочки ухитрился вырезать кусок и припрятал его в котомку – и все это сделал, не коснувшись даже спящей королевны. Затем он ушел и оставил ее спящей, и когда вновь пришел к воротам, то увидел, что великаны все еще стоят за воротами и ждут его, вообразив себе, что он уж прямо вынесет им королевну на руках. Он крикнул им, чтобы они входили, что девица-красавица уже в его руках; но так как он не может им отворить двери, то указал им дыру в стене, через которую они могли пролезть. Первого, сунувшегося в дыру, он ухватил за волосы, одним взмахом сабли отрубил ему голову и затем уже втащил в дыру все его тело. Подозвав к дыре второго великана, он точно так же отрубил и ему голову, а за ним и третьему и от души порадовался, что он избавил девицу-красавицу от ее врагов; на память об этом он обрезал троим великанам языки и сунул их в свою котомку. Тут и подумал он: «Пойду-ка я к отцу своему да покажу ему, что я успел сделать, а потом опять отправлюсь странствовать по белу свету; коли мне от Бога назначена счастливая доля, так она меня везде сама отыщет».