И вот наконец никого не осталось, кто бы решился подвергнуть себя страшной опасности. «Чудовище, – так говорили все, – одним своим дыханьем отравило и нанесло смертельную рану храбрейшему из нас, неужели же мы, остальные, дерзнем тут ставить свою жизнь на карту?» Стали совещаться, что им делать, чтобы не погубить всего народа. Долгое время совещание не приводило ни к чему, пока наконец бургомистр не пришел к превосходной мысли. «По-моему, – сказал он, – нам следует из общей складчины откупить у хозяина эту житницу со всем, что в ней хранится, – с зерном, с сеном и соломой, и, обеспечив его от убытков, сжечь эту житницу дотла! Тогда, по крайней мере, не надо никому свою жизнь подвергать опасности. Тут уж нечего и рассуждать, и скупость в данном случае была бы неуместна». Все согласились с ним. И вот житницу зажгли с четырех углов, и с нею вместе сгорела и сова. Не веришь? Сам туда сходи да хорошенько выспроси.

Давным-давно в далекой стране ночи всегда были темными, и небо простиралось над ней, как черная ткань, потому что луна никогда не восходила и ни одна звезда не сияла во мраке. Однажды четыре юноши из этой страны отправились в путешествие и попали в королевство, где после захода солнца над дальними горами на вершине дуба загорался сияющий шар, заливавший окрестности своим мягким светом. Благодаря этому свету можно было видеть все вокруг и различать лица, хотя он был не таким ярким, как солнечный. Путники остановились и спросили местного жителя, проезжавшего мимо на телеге, что это за свет.

– Это луна, – ответил он. – Наш мэр купил ее за три талера и прикрепил к верхушке дуба. Он ежедневно наливает в нее масло и держит ее в чистоте, чтобы масло горело ровно и хорошо. За это ему платят один талер в неделю.

Когда телега поехала дальше, один юноша сказал:

– Эта лампа может пригодиться у нас дома. У нас тоже есть большой дуб, куда мы можем ее повесить. То-то будет хорошо, если нам не придется ощупью пробираться в темноте по ночам!

– Я знаю, что нужно делать, – сказал второй. – Мы достанем повозку и лошадей и увезем луну, а местные жители купят себе другую.

– Я хорошо лазаю по деревьям, – сказал третий. – Я заберусь на верхушку и сниму ее.

Четвертый юноша достал повозку и лошадей, а третий забрался на дерево, просверлил в луне дыру, продел веревку и опустил ее вниз. Когда сияющий шар оказался в повозке, они накрыли его тканью, чтобы никто не заметил кражу, потом привезли в свою страну и повесили на верхушке большого дуба. Стар и млад возрадовались, когда новая лампа засияла над землей и дома озарились ее светом. Гномы вышли из своих каменных пещер, а крошечные эльфы в красных курточках устраивали хороводы на полянах. Четверо путешественников ежедневно заправляли луну маслом, чистили фитиль и получали по одному талеру за свои труды. Но потом они состарились, а когда один из них заболел и понял, что дни его сочтены, он распорядился, чтобы четвертинку луны положили к нему в могилу, потому что они владели луной поровну и каждый имел право на четвертую часть. Когда он умер, мэр забрался на дерево, отрезал четвертинку луны садовыми ножницами и положил в гроб. Свет луны уменьшился, но почти незаметно. Когда умер второй путешественник, вторую четвертинку луны похоронили вместе с ним, и ее свет потускнел. После смерти третьего стало еще темнее, а когда четвертый лег в могилу, воцарилась прежняя тьма, и люди сталкивались головами, если выходили на улицу без светильников.

Но когда четвертинки луны соединились в нижнем мире, где царил вечный мрак, мертвецы заворочались и очнулись от загробного сна. Они изумились, когда обнаружили, что снова могут видеть. Лунного сияния было вполне достаточно для них; их глаза так ослабели, что не могли выдержать солнечного света. Они с радостью поднялись из могил и вернулись к прежним привычкам. Некоторые из них стали веселиться и танцевать, а другие отправились в таверны, где требовали вина, напивались, ссорились, а потом хватались за дубины и колотили друг друга. Шум, который они поднимали, становился все громче и, наконец, поднялся до небес. Страж райских врат святой Петр подумал, что нижний мир взбунтовался, и созвал небесное воинство, которое некогда разгромило армию самого дьявола, штурмовавшую обитель блаженных. Но никто не нападал на небеса, поэтому святой Петр оседлал коня и спустился на землю. Там он утихомирил мертвецов, велел им снова лечь в могилы, забрал луну и повесил ее на небосвод.

Всемогущий Зевс, создавая мир и всех тварей, задумал всем им определить время жизни; тут пришел к нему осел и спросил: «Повелитель, как долго должен я жить?» – «Тридцать лет, – отвечал ему Зевс, – довольно ли с тебя?» – «Ах, это слишком много! – возразил осел. – Сам сообрази мое тягостное существование: с утра до ночи таскать тяжкие ноши, кули с зерном возить на своем хребте на мельницу, чтобы другим доставить муку для хлеба… А поощренье в чем же? Одни удары да пинки! Нет, уж ты поуменьши мне срок жизни!» Сжалился над ним Зевс и сократил его жизнь до восемнадцати лет. Осел ушел от него утешенный, а на его место явилась собака. «Как долго хочешь ты жить на свете? – спросил собаку Зевс. – Вот ослу показался тридцатилетний срок слишком большим, – а тебе довольно ли этого будет?» – «Воля твоя, господин, – отвечала собака, – но сообрази, сколько я должна бегать? Пожалуй, ноги мои так долго и не выдержат; а если при этом я еще и лаять перестану, и зубы у меня выпадут, тогда придется мне только без пользы слоняться из угла в угол да ворчать». Зевс признал, что собака права, и оставил ей всего двенадцать лет для жизни. Затем явилась обезьяна. «Ну ты уж верно пожелаешь жить тридцать лет на свете? – сказал Зевс обезьяне. – Работать тебе не нужно, как осел и собака работают, – тебе всегда привольно». – «Это только со стороны так кажется, – сказала обезьяна, – а в сущности, оно вовсе несправедливо. У меня тоже бывает, что к киселю ложки не хватает! Ведь я же все должна выкидывать разные веселые штуки, рожи корчить, чтобы смешить людей, а как дадут они мне за это яблоко – смотришь: оно оказывается кислым. Как часто за шуткою скрывается одна грусть! Нет, тридцать лет моей жизни мне не вынести!» Зевс смиловался и даровал ей только десять лет.

Наконец, явился к Зевсу и человек – здоровый, веселый и свежий – и просил определить ему время жизни. «Вот тебе тридцать лет, – сказал Зевс. – Довольно ли тебе?» – «Слишком мало! – воскликнул человек. – Чуть только я обзаведусь домком, чуть только запылает огонь в моем собственном очаге, чуть только зацветут и станут приносить плоды посаженные мною деревья, жить бы мне да радоваться, а тут и умирать изволь! Нет, милосердый Зевс, продли мой краткий век!» – «Ну хорошо. Я приложу к нему восемнадцать лет осла», – сказал Зевс. «Мало мне!» – возразил человек. «Ну еще двенадцать лет собачьего века». – «И все-таки мало!» – «Ну ладно же! – сказал Зевс. – Накину тебе еще десять лет обезьяньего века, больше и не проси!» Человек ушел, но все же очень недовольный.

И так с той поры человек живет семьдесят лет. Первые тридцать лет – цветущие годы его жизни – проходят быстро. Тогда он и здоров, и весел, и работает охотно, и наслаждается своим существованием. Затем следуют восемнадцать лет ослиного века, в течение которого тягость за тягостью наваливается ему на плечи: он должен таскать на себе мешки с зерном, питающим других, а пинки и удары нередко служат ему вознаграждением за его верную службу. Затем наступают двенадцать лет собачьего века, когда и он слоняется по углам, ворчит и, не имея зубов, не может никого укусить. А как минут и эти годы – десятилетний обезьяний век заканчивает его жизнь: человек становится слабоумным и глуповатым, занимается пустяками и является посмешищем даже для детей.

Давно-давно это было – вышел однажды великан на большую дорогу; и вдруг навстречу ему выскочил неведомый ему человек и крикнул: «Стой! Ни шагу далее!» – «Что?! – проговорил великан. – Ты, ничтожество, которое я могу расплющить между пальцами, – и ты вздумал мне загородить дорогу? Кто ты, что смеешь так дерзко говорить со мной?» – «Я – Смерть, – отвечал незнакомец, – никто не смеет мне противиться – и ты тоже должен повиноваться моим велениям». Но великан не захотел повиноваться и вступил в борьбу со Смертью. То была долгая и страшная борьба, в которой наконец великан одолел и кулачищем своим нанес такой страшный удар Смерти, что та пала наземь около камня. Великан пошел своей дорогой, а Смерть, пораженная им, все еще лежала и до того была обессилена, что даже не могла и приподняться с земли. «Что же из этого может выйти, – спрашивала она себя, – коли я тут и буду лежать в углу? Никто на свете умирать не станет, и он так переполнится людьми, что им наконец негде и стоять будет». Тем временем по той же дороге шел молодой человек, здоровый и свежий, весело напевал песню и посматривал по сторонам. Когда он увидел незнакомца, лежавшего почти без чувств, он сострадательно подошел к нему, поднял его, влил в его уста подкрепляющего напитка из своей фляжки и обогрел, пока к тому снова возвратились силы. «А знаешь ли ты, – сказал незнакомец, поднимаясь на ноги, – кто я таков и кому ты помог подняться?» – «Нет, – отвечал юноша, – я тебя не знаю». – «Я – Смерть! – сказал незнакомец. – Никого я не щажу и для тебя также не могу сделать исключения. Но, чтобы изъявить тебе благодарность, обещаю тебе, что я не внезапно нападу на тебя, а сначала еще пошлю к тебе моих предвестников, а потом уж сама к тебе приду и похищу тебя». – «Ну что же, – сказал юноша, – и на том спасибо; по крайней мере буду знать, когда ты ко мне придешь, и до тех пор буду считать себя обеспеченным…» Затем он пошел своей дорогой, был весел и доволен и жил со дня на день. Однако же юности и здоровья ненадолго хватило; вскоре явились болезни и страдания, которые и днем его мучили, и ночью не давали покоя. «Умереть-то я не умру, – говорил он сам себе в утешение, – ведь Смерть сказала мне, что пошлет вперед своих предвестников – вот только бы отделаться от этих несносных недугов!» И как только чувствовал себя здоровым, так тотчас снова начинал жить в радости. И вот однажды кто-то похлопал его по плечу – оборачивается и видит: Смерть… Та говорит ему: «Следуй за мною – настал твой час разлуки с миром». – «Как? – отвечал ей человек. – Да разве же ты не хочешь выполнить своего слова? Не ты ли обещала мне, прежде своего прихода прислать своих предвестников? А между тем ко мне никто не приходил». – «Замолчи! – сказала ему Смерть. – Разве я не посылала тебе одного предвестника за другим? Разве не приходила к тебе лихорадка, не потрясала тебя, не сшибала с ног? Разве головокружение не туманило тебе разум? Разве ломота не сводила тебе все члены? Или ты не замечал шума в ушах? Или не чувствовал боли в зубах и деснах? Разве не темнело у тебя в глазах? Разве же, наконец, сладостный сон, мой милый брат, не напоминал тебе каждый вечер обо мне? Разве, погрузившись в сон, ты не лежал уже, как мертвый?..» Человек не знал, что возразить, предался на волю своей судьбы и последовал за Смертью.