Стал он слезать с дерева, а голод его так мучил, что он подумал: «Ах, только бы мне еще разок поесть удалось!» И что же? Чуть спустился, видит с изумлением, что под деревом стоит стол, и весь он заставлен кушаньями, от которых так и несется благоухание. «На этот раз, – сказал он, – мое желание исполнилось вовремя». И, не справляясь о том, кто принес это кушанье и кто его варил, он прямо подошел к столу и стал есть с наслаждением, пока не удовлетворил своего голода. Поевши, он подумал: «Было бы очень жалко эту тонкую скатерку бросить здесь, в лесу». Чистенько сложил ее уголок с уголком и спрятал в карман. Затем пошел он далее, и вечером, когда опять почуял голод, он задумал опять испробовать свою скатерку, разостлал ее и сказал: «Желаю, чтобы на тебе еще раз явились хорошие блюда в изобилии». И чуть только пожелал, как уж вся скатерть была заставлена блюдами с самыми лучшими кушаньями. «Ну теперь я вижу, в какой кухне для меня кушанье готовится! Эта скатерка мне милее будет, чем целая гора золота или серебра!..» Он понял, что в руках у него скатерка-самовёртка! Но и этой диковинки ему еще было недостаточно, чтобы вернуться домой на покой: он хотел еще побродить по белу свету и еще попытать счастья. И пошел дальше по лесу, и в одном из глухих уголков повстречал черномазого угольщика, который обжигал уголья в угольной яме; тут же стоял у него на огне котелок с картофелем, который он себе готовил на ужин. «Здорово, черномазый! – сказал он угольщику. – Ну что? Каково поживаешь в своем одиночестве?» – «Изо дня в день – все то же, – отвечал угольщик, – и что ни вечер, то картофель; коли хочешь его отведать – будь моим гостем». – «Спасибо, – отвечал путник, – я не хочу у тебя отнимать твоего ужина, тем более что ты на гостя ведь не рассчитывал; лучше я тебя приглашу с собою поужинать». – «А кто же тебе сготовит ужин? – спросил угольщик. – Я вижу, что у тебя нет с собою никаких запасов, а отсюда на два часа пути не сыщется вокруг никого, кто бы мог тебя хоть чем-нибудь снабдить». – «Ну а все же я тебя таким кушаньем угощу, какого ты еще никогда не едал». Тут он вынул свою скатерку-самовёртку, разостлал ее на земле и сказал: «Скатёрка, накройся!» – и тотчас явилось на скатерке и вареное, и жареное, и все было так горячо, как будто только сейчас из печки.
Угольщик и глаза вытаращил; но, впрочем, не заставил себя долго просить, а подсел к кушанью и давай себе набивать в свой черный рот кусок за куском. Когда они насытились, угольщик почмокал губами и сказал: «Слышь-ка, твоя скатёрка мне по вкусу пришлась; она была бы мне очень кстати здесь, в лесу, где никто не может мне сварить ничего вкусного. И я бы мог тебе предложить недурной обмен: вон в уголку висит моя котомка, бывший солдатский ранец, поношенный и неказистый на вид; а сила в нем таится немалая… Но как я в нем больше не нуждаюсь, то я и могу променять его на твою скатерку». – «Сначала я должен узнать, какая же это в нем сила-то?» – возразил путник. «Это могу тебе объяснить, – сказал угольщик. – Стоит тебе только по тому ранцу похлопать ладонью, как выскочат из него ефрейтор и шесть человек солдат, в полной амуниции и вооружении, и, что бы ты ни приказал им, они все исполнят». – «Ну что же? Я со своей стороны не прочь и поменяться». И он отдал угольщику свою скатерку, снял ранец с крючка, навесил на себя и распрощался. Отойдя немного, он захотел испытать чудодейственную силу ранца и похлопал по нему ладонью. Тотчас явилась перед ним команда из шести молодцов и ефрейтора, который спросил: «Что прикажет отец-командир?» – «Скорым шагом марш к угольщику и потребуйте от него мою скатерку-самовёртку». Те сейчас – налево-кругом и очень скоро выполнили приказание: взяли у угольщика скатерку, не спрашивая.
Он опять скомандовал им: «В ранец!» – пошел далее и думал, что его счастье ему еще-таки послужит. На закате солнца пришел он к другому угольщику, который суетился около огня, варил себе ужин. «Коли хочешь со мною поесть, – сказал закоптелый парень, – картофелю с солью да без сала, так к нам подсаживайся». – «Нет, – отвечал ему путник, – на этот раз ты будь моим гостем», – да и раскинул свою скатерку, которая тотчас заставилась превкусными кушаньями. Так они посидели, попили и поели и были очень довольны друг другом. После еды угольщик и сказал путнику: «Вон, видишь, лежит потасканная шляпёнка, и в той шляпёнке есть диковинные свойства: если кто ее наденет и повернет на голове задом наперед – разом грянут пушки, словно их двенадцать в ряд стояло, и все разом в пух расшибут, что бы там ни было. У меня эта шляпёнка висит без всякой пользы, а на твою скатерку я бы охотно променял ее». – «Ну что ж? Пожалуй», – сказал путник и поменялся с угольщиком. Но, пройдя немного пути, он похлопал по своему ранцу, и его команда должна была ему возвратить от угольщика скатерку-самовёртку.
«Ну вот! Это одно к одному подходит, – подумал он про себя, – и мне сдается, что счастье мое еще не оскудело». И он точно не ошибся. Пробыв еще день в пути, пришел он к третьему угольщику, который тоже стал угощать его картофелем с солью да без сала. А он угостил его со своей скатёрки-самовёртки, и это угощенье показалось угольщику в такой степени вкусным, что тот в обмен на скатерку предложил ему взять рожок, обладавший совсем особыми свойствами. Стоило только на нем заиграть – и падали разом высокие стены и укрепления, и целые деревни и города обращались в груды развалин. Он точно так же поменялся с угольщиком скатертью на рожок, но опять ее вернул себе при помощи своей команды, так что наконец оказался одновременно обладателем и ранца, и шляпёнки, и рожка. «Вот теперь, – сказал он, – теперь я всем обзавелся, и наступило время мне вернуться домой и посмотреть, как мои братцы поживают».
Когда он вернулся на родину, то убедился, что его братья на свое серебро и золото построили прекрасный дом и жили в свое удовольствие. Он вошел в их дом, но так как платье на нем было рваное и поношенное, на голове у него помятая шляпёнка, а за спиною потертая котомка, то они не хотели его признать за своего брата. Они осмеяли его и сказали: «Ты только выдаешь себя за нашего брата, который пренебрегал и серебром, и золотом и все искал для себя лучшего счастья! Тот уж, вероятно, вернется к нам во всем блеске, каким-нибудь королем, что ли, а уж никак не нищим!» – и выгнали его за двери.
Тогда он разгневался, стал хлопать по своему ранцу до тех пор, пока полтораста молодцов вытянулись перед ним во фронт. Он приказал им окружить дом братьев, а двоим из них – наломать пучок прутьев с орешника и обоих гордецов до тех пор угощать этими прутьями, пока они не признают его за брата. Поднялся шум, сбежались люди и хотели оказать помощь обоим братьям в их беде; однако же никак не могли с солдатами справиться. Донесли о случившемся королю, и тот, недовольный нарушением порядка, приказал капитану выступить со своей ротой против возмутителей и выгнать их из города. Но добрый молодец выхлопал из ранца команду гораздо помногочисленнее роты, побил капитана и заставил его солдат отступить с разбитыми носами. Король сказал: «Этого проходимца следует проучить!». И выслал против него на другой день еще больше людей, но и те ничего не могли поделать. Наш молодец выставил против него войско сильнее прежнего, да чтобы поскорее-то расправиться с королевскими солдатами, повернул на голове раза два свою шляпёнку: грянули пушки, и королевское войско было побито и обращено в постыдное бегство. «Ну теперь уж я до тех пор не помирюсь, – сказал молодец, – пока король не отдаст за меня замуж свою дочку и не передаст мне право на управление всею страной от его имени». Это было передано королю, и тот сказал дочери: «Плетью обуха не перешибешь! Ничего не остается более мне делать, как исполнить его желание… Коли я хочу жить в мире, и притом хочу удержать венец на голове, – так я должен тебя ему отдать».
Свадьбу сыграли, но королевна очень была разгневана тем, что ее супруг был человек простой, что он ходил в помятой шляпёнке и носил за спиною потертый ранец. Она бы очень охотно от него готова была отделаться, и день и ночь только о том и думала, как бы этого добиться. Вот и надумала она: «Уж не в этом ли ранце и заключается вся его чудодейственная сила?» И прикинулась она ласковой и, когда размягчилось его сердце, стала ему говорить: «Если бы ты, по крайней мере, откинул этот противный ранец, который так ужасно тебя безобразит, что мне за тебя становится совестно». – «Милый друг! – отвечал он. – Да ведь этот ранец – мое самое дорогое сокровище! Пока он у меня в руках, мне никто на свете не страшен!» – И открыл ей, какими он обладал дивными свойствами. Тогда она бросилась к нему на шею, как будто для того, чтобы обнять и расцеловать его, а между тем проворно отвязала у него ранец из-за спины и бросилась с ним бежать. Оставшись наедине с этим ранцем, она стала по нему похлопывать и приказала солдатам, чтобы они своего прежнего начальника захватили и вывели бы из королевского дворца. Они повиновались, и лукавая жена приказала еще большему количеству войска идти за ним следом и совсем прогнать его из той страны. Пришлось бы ему пропадать, кабы не его шляпёнка! Но едва только он высвободил руки, то сейчас же повернул ее – разок-другой… И загремели пушки, и все сразу сбили и смяли, и королева сама должна была к нему прийти и молить его о пощаде. Так-то она умильно просила, так горячо обещала ему исправиться, что он сдался на ее уговоры и согласился с ней помириться. Она стала к нему ласкаться, прикинулась очень любящей его и несколько времени спустя сумела так его одурачить, что он ей проговорился и высказал: «Против меня и с моим ранцем ничего не поделаешь, пока я своей шляпёнкой владею». Узнав эту тайну, она дала ему заснуть, отняла у него шляпёнку и приказала выбросить его самого на улицу. Но она не знала, что у него еще оставался рожок в запасе, и он в гневе стал в него трубить изо всей мочи. Тотчас рухнуло все кругом: попадали стены и укрепления, города и деревни обратились в груды развалин, и под ними погибли и король, и его дочка. И если бы он еще потрубил немного и не отложил бы своего рожка в сторону, то все бы было разрушено и во всей стране камня на камне не осталось бы… Тут уж никто не стал ему больше противиться, и он был признан королем над всей тою страною.
