Но когда она начала говорить, остановиться уже не смогла. Рассказала всё без утайки: и как её выслали из-за доноса кухонной помощницы, хотя в доносе была лишь крошечная частичка правды, и как Альфия потом пыталась остановить Кортана и уговаривала его искать законный способ поехать в Четвёртую зону, и как Кортан её не послушался.

А после того как Эйна упомянула о Шестой зоне и обо всём, что знала о ней от своих друзей в Третьей, Зейд совсем расстроился.

– Я тебе очень сочувствую! Но как тебе помочь – даже не представляю.

– Видишь, – вздохнула Эйна, – у вас с Альфией хоть какой-то шанс есть. Хотя бы переписка! А у меня – совсем ничего.

Зейд положил руку ей на плечо.

– Не отчаивайся! Ты уже столько всего преодолела! Делала такие вещи, которые ещё ни у кого не получались. Может, ты и теперь что-нибудь придумаешь?

– Что тут можно придумать…

– Не знаю. И ты пока не знаешь. Но не сдавайся! Должен же быть какой-то выход! Ищи его.

Они попрощались, Эйна села на велосипед и, пока ехала по чистым улицам Первого, где в выходной почти не было машин, мысленно повторяла слова Зейда: «Должен быть выход. Не сдавайся. Ищи».

Путь Эйны лежал через Второй посёлок – почти такой же идеально чистый, как Первый, – потом по радиальному шоссе до Второго кольца, и только потом, когда надо было проехать самый длинный отрезок пути до Третьего кольца, Эйна съехала с шоссе на просёлочную дорогу, чтобы сэкономить немного времени. Вскоре полил дождь, земля размокла и разлеталась из-под колёс сырыми комочками. Одежда покрылась брызгами грязи, и Эйна подумала: «Неужели всего несколько дней назад я ходила по улицам Второй зоны?» – и рассмеялась, представив на своём месте Регулятора Стафена. «Вот если бы его самого… ну, не выслали, а пусть даже перевели работать в Четвёртую зону, и ему бы тут пришлось ездить по делам не на сверкающем автомобиле, а вот на таком велосипеде! Интересно, какое у него было бы лицо, когда его деловой костюмчик заляпало бы грязью?»

А с важного чиновника мысли Эйны переключились на его работу и на то, сколько судеб он поломал. Как он живёт с этим? Его не мучает вина? Или чувство вины знакомо только тем, кто умеет сочувствовать людям? Регулятор Стафен, конечно, не умеет. Иначе он бы не выполнял правила так буквально, а пытался бы помогать людям, которые от него зависели. Взять вот хотя бы Эйну: ведь по закону Стафен имел право оформить ей срочное разрешение на въезд в Третью зону! Почему же он не воспользовался этим правом? А просто потому, что ему нравится причинять боль. Эйна читала в старинных книгах про садистов. Сейчас это слово забыли; в мире, созданном Отцом-основателем, не предусмотрено такое явление. Но ведь если не говорят такое слово, это ещё не значит, что садистов нет?

Эйна стала вспоминать всех своих знакомых, кто пострадал из-за несправедливого и бесчеловечного применения законов. Она сама – дважды: сначала у неё отняли родителей, а потом отправили умирать в Безлюдные земли. Это ударило по Крии и Кортану, да и все друзья Эйны, оставшиеся во Второй зоне, потеряли хорошую подругу. Альфии это тоже добавило проблем: ей пришлось выполнять двойную работу – и за себя, и за Эйну, пока хозяева искали ей замену. Но хуже всего Альфии пришлось за восемь лет до этого, когда её разлучили с Зейдом.

А ещё родители Фризии, которых обвинили в нелояльности. И Сирина, которая тоже пыталась выступать против системы. И добрый продавец книжного магазина.

А ещё семья Армины в Третьей зоне! Жену Никоса объявили умершей, но близкие знали, что её выслали. А их подруга Елена, которая так много помогала Эйне! Что с ней теперь?

Всё это кажется жестоким и бессмысленным. Если избавляться от всех, кому не нравятся существующие порядки, жизнь в государстве не станет лучше. Эйна никак не могла понять: почему бы не использовать это недовольство простых людей для улучшения жизни? Ведь если они видят недостатки, то могли бы придумать, как всё исправить! Но им не дают это сделать. Их просто изгоняют из общества. И всё, что в нём есть плохого, так и остаётся плохим.

Эйна крепче вцепилась в руль велосипеда. Она злилась, её раздражала собственная беспомощность! Вот если бы у Эйны была власть! Если бы, например, Эйна работала регулятором в каком-нибудь комитете! Тогда она могла бы обдумывать каждый сложный случай и толковать законы в пользу людей, чтобы не мучить их понапрасну. Но Эйна понимала, что даже если бы это её желание сбылось – если бы она стала одним из регуляторов, – этого было бы слишком мало, потому что среди других регуляторов всё равно остались бы садисты, похожие на Стафена.

Тогда стоит ли стремиться к такой власти? Может, надо искать способы воздействовать на всю систему в целом, а не на работу отдельного комитета? Но как?

Текст основного закона, который Эйна затвердила наизусть за десять лет жизни в приюте, сам по себе казался разумным. В нём не было ничего такого, что выглядело бы жестоким и страшным. Значит, дело не законе, а в том, как его применяют? Эйна вспомнила много мелких случаев, когда охранители пользовались дополнениями к закону, чтобы что-нибудь запретить и кого-то наказать. Но вспомнила и другое: ещё в детстве ей часто удавалось найти лазейки в законе. Когда Эйна хотела сделать что-то, чего обычно никто не делал, а наставницы в приюте пытались ей это запретить, Эйна всегда находила в законе параграфы, относящиеся к её ситуации, и показывала наставницам: «Видите, здесь ничего не говорится о том, что нельзя так делать! Значит, если вы мне это разрешите, вы ничего не нарушите!»

Убеждать Эйна умела с ранних лет – пришлось научиться, ведь она была совсем одна. Позже Эйна догадалась, что это был не дар убеждения, а свойство, которое в старину называли «занудством»: она просто могла подолгу твердить одно и то же, по много раз обращаться с одной и той же просьбой, и в конце концов её собеседник сдавался – ему просто надоедало сто раз подряд отказывать.

А что, если и в более серьёзных вещах можно действовать похожим образом?

В это время впереди показались серые крыши Семнадцатого, и Эйна пообещала себе: «Сегодня же возьму текст закона и начну перечитывать! Чем мне ещё заниматься, когда все надежды на личную жизнь рухнули? Буду по вечерам конспектировать интересные пункты – может, у меня появятся идеи, как можно улучшить нашу жизнь» – а сам этот текст лежал в кабинете старосты, Тарий оставил Эйне все книги, которые могут ей понадобиться в этой должности.

Теперь Эйна могла отвлекаться от тяжких дум не только днём, во время занятий с учениками, но и по вечерам, когда она взялась внимательно изучать закон. Она попробовала читать его по-новому – не как ребёнок, которому велели заучить скучные параграфы, а как взрослый человек с немалым жизненным опытом. В школьные годы Эйна почти ничего не знала о жизни вне стен приюта, и многие параграфы были для неё пустым звуком. А сейчас она пыталась разобраться, как закон задаёт направление жизни конкретного человека, как определяет его судьбу. От чего зависит будущий выбор профессии и работы, что написано о месте жительства.

Эйна заметила, что в тексте закона много мелких несоответствий – то, что принято думать и говорить, не всегда совпадает с формулировками соответствующих пунктов. Она пока ещё не поняла, как этим воспользоваться, но решила не торопиться. Просто выписывала в тетрадь все найденные расхождения, чтобы обдумать и проанализировать их позже. Эйна знала, что сначала надо как будто бы забыть о какой-то важной задаче и совсем перестать о ней думать, а потом решение придёт само. Иногда даже во сне.

Но как только она позволила себе больше не думать о законе, сразу вернулись мысли о Кортане. Закон, система, государство – всё это мечты и фантазии. Эйна не слишком верила в то, что ей удастся совершить что-то важное.

А ведь у неё есть задача, которую не станет решать никто, кроме неё, – помочь Кортану. С тех пор как Эйна узнала, что он пытался её спасти, она постоянно чувствовала свою вину перед Кортаном. И ей очень хотелось загладить эту вину. А единственный способ это сделать – попытаться спасти его самого.