– Хрена с два, – прохрипел Гор, потирая горло, темное от синяков. – С чего ты взял, что для меня это не позор?

Конечно, Гор мог бы уйти. Уйти сейчас и автоматически выбыть из турнира. Уйти и выбыть из турнира живым. Вернуться в отель, чтобы потом снять ошейник, сбежать, попытаться вернуться домой.

Но какого черта? Тысячи лиц вокруг смотрели на него, не дыша. Среди них были Бранд и Трэйт, Никий и даже бивший его резиновым шлангом за не послушание лавзейский габелар Крисс.

Их глаза молча сверлили его.

А потому в звенящей тишине были слышны только хрип из глотки Гора, с поврежденным удушением кадыком и тяжелое дыхание его измученного ранами врага.

– Если ты не понял, – произнес Гордиан, – я не уйду.

– Ты дурак, – устало прошептал Касиус, но слышал его только Гор, ибо сказано было тихо. – Я тяжелее тебя в два раза. Без оружия я сильнее – ты умрешь.

Расставив руки, он коренастым медведем двинулся на кадета.

Точность…

Гор взвился в воздух и с разворота, простым молодецким ударом, который в его мире отбил бы любой мало-мальски знакомый с техникой кик-боксинга боец, вбил пятку в челюсть своему противнику.

Хряск! Что-то хрустнуло под ногой.

Сраженный жестоким «джебом», окровавленный консидорий с выбитой челюстью и с превращенным в кисель содержимым своей головы вылетел с помоста.

Прямо в толпу – мертвым.

Лорд Хавьер Арес Садиат Кари Фор-Фатар, герцог де Катрюшен, племянник Его величества и бессмертный лорд-шательен, полковник Гвардии и коннетабль Королевства сидел почти напротив помоста в роскошном кресле из красной тисненой кожи с подлокотниками в виде сфинксов.

– А он не плох, – сказал знаменитый лорд-консидорий, кивая на Гора, который в это время сходил с помоста, весь запачканный кровью.

– Вы про лавзейца, милорд? – спросил его специалист по дуэлям, консидорий Школы де Катрюшен Гартаг Сантиний.

Он являлся рабом, но в этот ответственнейший момент турнира стоял рядом с Хавьером, хотя свиту лорда составляли двадцать королевских гвардейцев, таких же шательенов, как он, не настолько богатых, чтобы оплатить себе бессмертие, но в то же время достаточно знатных, чтобы быть зачисленными в Гвардию.

Гартаг был высок, при этом немного горбат, носат, коротко стрижен и страшен. Не уродлив, а именно страшен волчьим взглядом холодных и умных глаз, блистающих на почти эбеновой от загара коже. Страх, исходящий от него, усиливался спокойным выражением лица, достойным лика тигра, собравшегося для прыжка, как в пружину, и невидимой аурой зла, излучаемой откровенными и неистовыми убийцами.

Именно он и задал вопрос своему господину.

Лорд Хавьер повернул голову.

– Да, про него, – кивнул он своему серву. – Интересный экземпляр, я бы сказал. Интересная техника.

– И интересное прозвище, мой господин. Вы слышали – его зовут фех-то-валь-щик!

– Ты полагаешь, что он…

– Да, господин, других вариантов нет. Я наблюдал за ним последние два поединка, и сомнений у меня не осталось. Он владеет техникой фехтования, которую в моем мире называют «французской». Техникой иной вселенной, господин. Вселенной, из которой явился к нам Хепри и в которой когда-то вы отыскали меня.

Герцог задумался.

– По твоему мнению, это означает что-то серьезное?

– Вряд ли… – Гартаг успокаивающе покачал головой. – Просто в своем безумии храмы выдернули из пространства матрицу человека из иного мира, обученного этому искусству. Это всего лишь клон. И раб к тому же.

– Справишься с ним?

Гартаг не стал врать.

– Как вы только что изволили заметить, милорд, – сказал он прямо, – парень не плох. Ничего серьезного, обычный клон, но боец хороший. Кто из нас лучше, покажет только бой. – Он развел мозолистыми руками: – Справлюсь ли я с ним? Не знаю.

Хавьер кивнул.

Именно Гартаг был его претендентом в легком весе. Претендентом, который только что прошел все отборочные бои, убив (как, впрочем, и Гор) четверых человек на смазанном кровью помосте.

Претендентом, который завтра должен был сойтись с лавзейцем в багровом финале разгулявшейся в Бронвене жестокой феерии человеческих жертвоприношений.

– С другой стороны, – продолжил темнокожий боец, – щенок прилично ранен. И завтра, с ободранной правой рукой, показать свой лучший класс ему будет тяжеловато. Поэтому, если мы хотим честно убрать его на турнире, то завтра – лучший момент. Пацану от силы лет шестнадцать, он дохлый как моль, однако уже протыкает бравых консидориев словно безобидные мешки с песком. В следующем году он подрастет, возмужает и, конечно, станет еще сильнее. Он опасен для нас, сэр, и это не подлежит сомнению.

Лорд Хавьер злобно оскалился:

– Тогда завтра тебе придется расстараться, мой друг! Пока он не в форме, его нужно убрать. Я не хочу на следующий турнир иметь такого опасного претендента.

Говоря так, шательен несколько раз моргнул, наблюдая, как ликует толпа, пропускающая сквозь свои ряды победившего Гордиана, а также его дациона с сопровождением из лавзейских консидориев, и пожевал губами, размышляя.

– Да, угроза реальна, – сказал он наконец, еще раз оценивая про себя достоинства претендента.

– А может, прирезать щенка во время гуляний? – спросил консидорий. – Никто и не обратит внимания на пьяную драку…

Хавьер поморщился.

– Фу, Гартаг, нет! Какая глупость! Опять пойдут сплетни про нечестную игру. Про Хавьера, убирающего претендентов. Пока маленький ублюдок ранен, воспользуйся этим, слышишь? Подготовься к поединку, подбери оружие и прикончи его на ристалище. Это – лучший вариант.

Гартаг кашлянул в кулак, словно спрашивая – лучший для кого?

– Да, сэр, – сказал он вслух, поскольку знал, что спорить с лордом было просто бесполезно. – Но в этом смысле у ранения есть и неприятная для нас сторона. Ведь в связи с травмой его могут снять с соревнований.

– А кто на замене?

– Замены у лавзейцев нет, он дерется без пары.

– Значит, либо он, либо никто?

– Значит, так.

Лорд Хавьер задумался.

– Шанс не следует упускать, – сказал он затем. – Если вдруг его снимут, то на следующий турнир мы увидим его здоровым и с заменой. Я слышал их собаковод, этот стихоплет Брегорт, приезжает сегодня? Это так?

– Так, милорд.

– Тогда вышли наблюдателя за стены. Как только наш лейб-бард, дурашка, проедет дальний пост, дай мне знать. Я хотел бы поговорить с господином… – Хавьер состроил рожу, как будто наступил на что-то мерзкое, – с господином литератором тет-а-тет. Приватно, так сказать.

– Сделаем, милорд, – Гартаг склонил кучерявую голову, – не сомневайтесь.

В этот поздний вечерний час главные ворота города бывали обычно закрыты, однако сегодня, на второй день великих Боссонских авеналий (как, впрочем, и в предыдущий, и в последующий дни знаменитого «дуэльного» турнира), створки меж двух огромных надвратных башен оставались распахнуты широко, словно днем, приглашая в Бронвену и местных жителей, и гостей знаменитой боссонской столицы.

В это вечернее время толпы народа ломились в город как днем, спеша на бесплатное угощение, выставленное префектом, на выступления ночных жонглеров, полуобнаженных танцовщиц в открытых ночных тавернах и жаркие обсуждения предстоящих или прошедших сегодня многочисленных кровавых боев.

Люди шли разные – в основном сервы, но какое разнообразие одежд и лиц, положений и состояний понималось здесь под коротким словом «серв»!

Шли рабы-купцы и рабы-купчики, шли рабы-землепашцы и рабы-рабочие, рабы-огородники и рабы-провилики, шли рабы-ткачихи и рабы-лесорубы, рабы-строители и рабы-рыбаки.

Конечно же верхом на лошадях в город ехали рабы-габелары и рабы-консидории, а в роскошных каретах следовали на праздник приближенные рабыни-наложницы со свитой из ухоженных наперстниц и запуганных битьем гувернанток.