– Воспитанница Эйна, что вы знаете?

– Ничего, – твёрдо сказала я.

– Врёт, – заявил охранитель. – Смотрите, она вся трясётся.

Я подтянула край одеяла ещё выше, чтобы прикрыть дрожащий подбородок, и сказала:

– Здесь холодно. Простите, я всегда мёрзну спросонья.

Он грубо схватил меня за скулу и потянул вверх, уставился мне в глаза и прошипел:

– Что ты знаешь?

– Ничего, – всхлипнула я. – Пустите, мне больно!

Он отошёл, наклонился к уху Наставницы Фламии и заговорил. До меня долетали только обрывки слов, но я почти всё поняла.

Охранитель твердил, что часы покоя введены в нашей зоне не просто так, это важно для безопасности государства. Никто не может находиться на улице в запретное время, если у него нет специального разрешения. Воспитанницы приюта могут отсутствовать на месте только по одной причине: если работают в ночную смену. Но и тогда они возвращаются в приют в первые полчаса после полуночи. А сейчас уже два часа ночи.

Наставница Фламия только кивала, пытаясь расправить воротничок платья бледными трясущимися пальцами.

Она велела нам разойтись по кроватям и засеменила к выходу, охранители пошли за ней. Свет погас, дверь захлопнулась, и мы услышали, как шаги удаляются по коридору в сторону лестницы. Девчонки не торопились ложиться; меня обступили подруги Валиты, начали расспрашивать: что случилось, где Валита, как её теперь накажут. Я только пожимала плечами и твердила, что ничего не знаю, но, кажется, никто мне не поверил. Все знали, что мы с Валитой часто проводим время вместе, иногда исчезаем вдвоём, иногда опаздываем на ужин или в швейную мастерскую.

Но я не собиралась выдавать тайну Валиты. Постепенно все разбрелись, стало тихо; по ровному дыханию моих соседок я поняла, что они заснули, а сама лежала с открытыми глазами и смотрела на потолок. Что теперь будет?

Снаружи не доносилось ни звука, как я ни напрягала слух. Я даже подкралась к двери и осторожно выглянула в коридор, но ничего не увидела. Вернулась в кровать и не заметила, как задремала. За завтраком все молчали, рядом со мной стоял пустой стул Валиты, а её тарелка с кашей и стакан с витаминным напитком так и остались на столе, когда я уходила в школу.

На крыльце, как всегда, меня уже ждал Торлан, и я крикнула издали:

– Сармат пришёл?

– Пока нет. А что?

Я взбежала по ступенькам, подскочила к Торлану и выпалила:

– Валита пропала!

– Как пропала? Когда?

– Ночью. Ушла и не вернулась. Охранители её искали, всех разбудили.

– Погоди… А Сармат-то тут при чём?

У меня вытянулось лицо: неужели он ничего не знал? Значит, это я сейчас всё разболтала? Но отступать было поздно. Ни с кем, кроме Торлана, я не могла этим поделиться.

– Прости, что раньше не сказала. Они встречались.

– В каком смысле?

– В прямом. Сначала просто вместе гуляли после школы, потом стали ходить на поле телесного здоровья. А недавно Валита стала по ночам из приюта убегать.

– Куда? В часы покоя? Это же опасно, везде патрули!

– Я не знаю, где они прятались от патрулей. Я специально попросила Валиту ничего мне не рассказывать. Боялась, что могу случайно проговориться.

Торлан сжал кулаки, нахмурился и зашагал по крыльцу взад-вперёд.

– Надо что-то делать! – выкрикнул он. – Надо им помочь!

– Как мы им поможем? Мы даже не знаем, где они!

В это время к школе подъехал чёрный фургон охранителей, из него вышли трое громил в чёрном – не те, что были ночью в приюте, но очень похожие на них. Не взглянув в нашу сторону, они быстро поднялись по лестнице и скрылись за дверью школы.

Мы с Торланом поспешили за ними. Они без стука вошли в кабинет директора, а мы немного постояли у двери, но ничего не услышали и побрели в свой класс. Альвин, Питан и Патан вошли перед самым звонком, посмотрели на пустой стол Сармата, потом на Торлана. Он пожал плечами: ничего не знаю.

В конце последнего урока по классам прошёл Даритель Кириан, велел всем идти в зал собраний. На сцене уже сидели те самые охранители, которых мы видели утром. Директор стоял к ним спиной и ждал, пока все соберутся. Потом прокашлялся и громко сказал:

– У меня плохие новости. Один ваш товарищ, ученик восьмого класса Сармат, вчера нарушил правила. Все вы хорошо знаете, что в часы покоя школьник может появиться на улице только по уважительной причине и только в сопровождении одного из родителей. Но у Сармата не было никакой причины, и он был без провожатого. Его застали на улице после полуночи. Хуже того, есть подозрение, что он гулял с сообщниками. К сожалению, больше никого поймать не удалось.

– Что с ним будет? – крикнул кто-то из задних рядов.

Даритель Кириан поднял руку:

– Тихо! Всем молчать. Сармата отправили в комнату смирения. С ним ещё будут беседовать. Возможно, он выдаст своих сообщников. Если кто-то из вас замешан в этом, предлагаю признаться прямо сейчас. Это облегчит вашу участь.

Даритель Кириан обвёл глазами ряды школьников, но никто не встал. Тогда он продолжил:

– Напоминаю, что правила составлены и приняты для всеобщего блага, для нашей с вами безопасности. Нарушители должны быть наказаны. У меня всё. Вы свободны.

Захлопали откидные сиденья стульев, толпа потекла к выходу. Наша компания отделилась от остальных, мы зашли за угол у гардероба, где уже никого не было, и стояли, молча переглядываясь. Первым не выдержал Альвин:

– Вы что-то знаете?

Торлан помотал головой, незаметно толкнул меня в бок и сказал:

– Всё, расходимся. Подождём до завтра. Может, что-то прояснится.

Мне не терпелось поскорее вернуться в приют, я надеялась выяснить что-нибудь про Валиту. Девчонки из нашей группы сказали, что новостей нет, но после полдника ко мне подошла Думара, завела меня под лестницу, где нас никто не мог увидеть, и рассказала, что утром Наставница Фламия вызвала её к себе в кабинет. Фламия никому не могла рассказать о скандале со своей родственницей – только Думаре, второй своей племяннице. А Думара, хоть и ревновала ко мне Валиту, решила, что я тоже должна это узнать. Может быть, она подозревала, что я знаю больше других. Может, даже надеялась выслужиться перед Наставницей Фламией, если я проболтаюсь. Но это у неё не получилось.

Вот что я услышала от неё. Ночью, после проверки спален, охранители начали обыскивать все подсобные помещения, и уже под утро нашли Валиту в бельевой. Дверь была не заперта; Валита сидела на корточках в углу за стеллажами и плакала.

Охранители утверждали, что видели её на улице – будто бы они ехали в патрульной машине, а какая-то девушка перелезла через забор и скрылась за углом нашего здания. Но Валита не призналась. Сказала, что на улицу она не выходила, а просто пряталась от всех в бельевой, потому что ей надо было поплакать, и она боялась разбудить девочек в спальне.

Наставница Фламия подтвердила, что воспитанницы иногда грустят и уходят поплакать, например в туалет или в пустой холодный зал гигиены, хоть это и запрещено правилами. Окно бельевой было накрепко закрыто. Следов на подоконнике не было, снаружи тоже. Ключа у Валиты не нашли – значит, она действительно могла случайно наткнуться на незапертую дверь и войти внутрь. Наставница Фламия убедила охранителей, что проступок Валиты ничем не грозит безопасности общества, и поклялась сурово наказать её по нашим правилам.

За уход из спальни после отбоя полагалось отправить воспитанницу в изолятор. Будь на её месте кто-то другой, Наставница Фламия могла бы назначить долгий срок. Но для Валиты она ограничилась одними сутками. Следующей ночью её выпустят, и она вернётся в группу. А до того Наставница Фламия сама будет передавать ей воду и хлеб.

Я не подала виду, что это отличные новости. Всё могло быть гораздо хуже! Теперь осталось узнать, что с Сарматом. Но за прогулку в часы покоя – в одиночестве, без Валиты – вряд ли его могло ждать суровое наказание. К школьникам, живущим в благонадёжных семьях, закон был не так суров, как к сиротам.