Работницы на нашей фабрике говорили, что часть продуктов идёт на пайки улучшенного типа, для руководителей. Некоторые думали, что туда входят даже непереработанные продукты, какие-нибудь яблоки или огурцы, которые мы изучали на ботанике. Но я в это не верила. Ведь в сырых продуктах очень сложно измерить содержание каждого вещества. Может, вообще невозможно. Вряд ли правительство стало бы кормить руководителей непроверенными продуктами.

И оказалось, что я была права. Никаких экзотических продуктов у Никоса в кухне я не обнаружила. В шкафу лежали аккуратные упаковки концентратов – с виду такие же, как у нас в приюте. Только уровень переработки отличался. Нас кормили почти бесцветными смесями, всегда одинаковыми: зерновой или витаминный брикет, белковая или витаминная паста, концентраты для напитков. А здесь я нашла много разных брикетов и паст, и можно было чередовать их. И, конечно, хлеба руководителям выдавали намного больше, чем нам. Поэтому за обедом у Армины я могла спокойно взять второй кусок, и всё равно оставалась ещё почти полная упаковка.

В другие дни, перед вечерней сменой на фабрике, мне удавалось выкроить четыре с половиной часа между школой и швейной мастерской, минус двадцать минут на дорогу. Но для этого опять пришлось идти к Дарителю Кириану. Я надеялась, что он согласится. Как я уже говорила, в школе меня любили за упорство, хорошие оценки и отличное поведение. Раньше я бы добавила, что любили «все, кроме учеников», но теперь я и с учениками наладила нормальные отношения. И всё благодаря моим поддельным письмам.

Дарительница Лианора пошла со мной. Сначала она вошла в кабинет одна, а мне велела подождать в коридоре. Не знаю, как ей удалось убедить директора, что мне требуется работа, но, когда меня позвали, я только объяснила, что надо написать для Наставницы Фламии. На этот раз у меня было две просьбы: во-первых, отменить час занятий с нулевой группой. Там и без меня хватало старших воспитанниц, обычно кто-то один рассказывал малышам про фабрику, а остальные просто сидели на скамейках в дальнем конце комнаты и болтали. А во-вторых, разрешить мне отработать полтора часа в швейной мастерской не днём, как остальным, а вечером, перед ужином. Мастерская в это время всё равно была открыта, там шила младшая группа. Я не сомневалась, что Наставница Фламия выполнит распоряжение директора. Она его побаивалась. В другие годы, когда в приюте жили школьницы, для них всегда составляли особое расписание. Мне об этом рассказала Наставница Гиса, самая старая у нас в приюте. Она говорила, что я тоже имею право требовать поблажек, но мне не хотелось лишний раз сердить Наставницу Фламию – справляюсь, и ладно.

Никос согласился, чтобы я приходила к Армине четыре раза в неделю, два раза перед дневными сменами и два раза перед вечерними. В другие дни и по вечерам дежурили ещё две помощницы. Теперь я четыре раза в неделю обедала с Арминой, а два раза мы с ней успевали ещё и выпить чаю перед тем, как я уходила. А в приюте я договорилась с девочками, что мои обеды в эти дни будет забирать Сара. Она маленькая и худая – дополнительная порция ей не помешает. Саре всего тринадцать лет, она только прошлой осенью перешла в нашу группу.

Но я ещё не сказала самое главное! Моя хозяйка, Армина, до катастрофы успела окончить не только школу, но и университет. Сейчас в нашем городе таких людей почти не осталось, ведь прошло уже больше пятидесяти лет после того, как рухнул привычный мир с его изобилием, о котором мы знаем только из книг. Выжившим, когда они нашли безопасные земли, пришлось строить всё с нуля. Кое-где уцелели небольшие предприятия и даже склады с товарами, которые помогли людям продержаться первые месяцы, пока не организовали новую систему распределения.

Отец-основатель всё продумал. Раньше, в старом мире, он руководил крупным городом, поэтому знал: чем меньше людей обладают властью, тем проще принимать мудрые решения. Ему приходилось делать всё самому – у него была лишь небольшая группа надёжных помощников. Сначала даже не требовалась армия охранителей порядка: люди устали, они нуждались в сильной руке и охотно подчинялись всем распоряжениям. А потом, когда жизнь наладилась, все привыкли к новым порядкам и не хотели ничего менять.

К тому времени уже сложилось распределение граждан по зонам. Инженеры с хорошим старым образованием ценились очень высоко: им сразу доверили руководство заводами и фабриками в промышленной зоне, нашей, Третьей. А чтобы готовить молодых инженеров им на смену, организовали новый университет в технологической зоне, Второй. И промышленность тогда же поделили на несколько крупных секторов. Инженерам Третьей зоны поручили создать такие предприятия, чтобы для работы не требовались сложные знания. Вот почему в нашей зоне, кроме обычных восьмилетних школ, были только курсы мастеров. И ещё, как я недавно узнала, курсы по некоторым другим специальностям на Бирже – например, все наши школьные дарители знаний получили работу после таких курсов. Если же кто-то из мастеров в нашей зоне отличался большими способностями, то ему назначали наставника-инженера, который сам давал ученику все нужные знания. Так у нас была устроена система образования.

И до знакомства с Арминой я никогда не встречала людей, которые учились в настоящем университете. Мне это казалось чем-то волшебным. Примерно как если бы Армина училась в школе магов, о которой я читала в одной старинной сказке.

Армина успела поработать дарительницей знаний ещё в том, старом, мире, о котором мы знаем только из книг. Потом она оказалась в лагере для выживших и познакомилась с будущим мужем. Он тоже успел выучиться до того, как всё рухнуло. А через год, когда людей начали распределять по зонам, их семья попала в Третью. Мужа Армины сразу назначили начальником крупного цеха на машиностроительном заводе. Армину взяли работать в школу. Как раз в ту, где я теперь училась. Там Дарительница Лианора и познакомилась с Арминой, ещё когда была школьницей.

В самом начале Никос пообещал, что будет мне платить по одному жетону в час. Я не знала, сколько обычно платят за такую работу, – мне некого было спросить. Но я выведала у Марты, что нарядные платья на тайном рынке стоят не меньше тридцати жетонов. Значит, примерно через месяц я смогу купить платье, а до конца учебного года заработаю ещё и на туфли.

После обеда я быстро прибирала в квартире, и у меня ещё оставалось время перед вечерним чаем. Никос велел мне делать всё, что Армина попросит, и я была готова к любым заданиям. Я ожидала, что это будет помощь по хозяйству. Я и постирать могла, и штопать умела – сама научилась, в приюте нам редко перепадала новая одежда, приходилось чинить ветхое старьё. В первые дни Армина действительно придумывала для меня дела. Я отдраила два балкона у них в квартире от зимней копоти, начистила до блеска плитку в ванной и в кухне, вымыла все окна. Но после этого в квартире больше не осталось таких сложных работ, а повседневную уборку я делала очень быстро. Армина сажала меня на стул перед собой и расспрашивала о моей жизни, а когда я настойчиво просила дать ещё какое-нибудь задание, она только улыбалась:

– Сиди спокойно. Ещё успеешь наработаться.

– Но ведь нехорошо получается! Я же обещала… Никос же просил всё для вас делать.

– А ты и делаешь. Я тут целыми днями одна сижу, соскучилась по новым людям. Другие две сиделки уже пять лет ко мне ходят, я всё про них знаю. А про тебя – нет.

Армина стала первым человеком, кому я честно всё про себя рассказала. Каждый день я устраивалась напротив неё и, утирая слёзы рукавом, говорила и говорила. Про родителей, которых потеряла десять лет назад. Про приют с его суровыми правилами. Про одноклассников, которые меня презирали за то, что я приютская. И про девчонок, которые не давали мне делать уроки, потому что злились на меня из-за школы – из-за того, что я отличаюсь от них.