Я моргнула.

— Ничего там нет. Показалось тебе.

И тут из глубины двора донёсся крик…

Горло перехватило. Я глянула на Рамзеса: что делать?

Но светлый хвост лишь мелькнул, и пропал в тёмной подворотне, и я бросилась за ним.

Через секунду остановилась и посмотрела на Геньку.

— А ты куда?

— Как куда?.. — он вылупился своими зелёными глазищами. — Там же кричали.

Там Тварь. И судя по крику, она до кого-то добралась…

Но ведь Генька! Но ведь Тварь…

А, ладно, некогда щас разбираться.

И я сорвалась с места. Генька за мной.

Я чувствовала: Тварь где-то рядом.

Из глубины души поднялось возмущение: оборзели вконец. Уже и по подвалам не тихарятся, внаглую рыщут!

Оказалось, всё просто: в глухой, запущенный двор выходили двери чёрных лестниц. Они были заколочены, досками крест-накрест.

Напротив — гаражи.

С десяток ржавых ворот глядело на пустырь, в заросший бурьяном двор. Машин в них давно никто не держал — трава росла повсюду, никаких следов шин.

Тварь была там.

Рамзес уже стоял передними лапами на одной из створок, издавая утробный инфразвуковой рык.

Неожиданно дверь подалась, её толкнули изнутри, и прямо на нас, издавая тот самый истошный крик, рванул кто-то с синей мордой, прямо на четвереньках.

Сунув руку под куртку, я рванула из кобуры Бараша… Я ж не дурочка, совсем без оружия на улицу выходить, Бараш всегда со мной. У меня и кобура специальная, на эластичных ремнях…

Палец уже лежал на спусковом крючке, но я вовремя остановилась.

Это был алкаш. Он так и припустил через двор, на четырёх мослах, и исчез где-то за бурьяном.

— Фух, — глаза Геньки, как приклеенные, следили за Барашем в моей руке. — Кажись, пронесло. Это просто пьяница. Назюзюкался до зелёных белочек, и давай орать.

Но я не спешила убирать пистолет. Там, в гараже, всё ещё была Тварь. Я её чувствовала, Рамзес её чувствовал… И Генька её чувствовал: он всё время косился в темноту, потом нервно сглатывал.

Просто Генька ещё не знал, что именно чувствует. И потому не боялся.

— Геня, — сказала я, вставая так, чтобы видеть и пса, и вход в гараж и пацана рядом с собой. — Генечка… А не пошел бы ты домой, а? Бабушка ждёт, пирожков, поди, напекла… — Я чувствовала, что порю чушь. Щас она начнёт визжать и вырываться… — Это просто пьяница, ты же сам видел. Так что ты иди, а мы тут…

— Фиг тебе.

— А?.. — я боялась даже посмотреть на него, Тварь могла прыгнуть в любой момент.

Умница Рамзес встал с другой стороны — чтобы её перехватить, если что.

— Я же чувствую, — сказал Генька. — Там, в гараже, ЧТО-ТО. И ты, Машунья, знаешь, ЧТО. И готова его УБИТЬ.

Блинский ёж. Ну что теперь делать?..

— Если ты сейчас уйдёшь, я потом всё тебе расскажу. Стопроцентов.

— Врёшь. Не расскажешь. Лапши навешаешь, я тебя знаю.

Блин. Блин, не время щас торговаться!

— Ладно, стой здесь, — сказала я. — И не вздумай сунуться за нами, понял? — Я позволила себе бросить на Геньку ОДИН внушительный взгляд.

— С фига ли?

— У тебя нет оружия. И ты не знаешь, что делать.

Это его срезало.

Главное, говорить уверенно, и всё будет норм.

— Ладно. Я подожду.

— Чудненько. Пошли, Рамзес.

В груди тикала бомба. Я всё время думала: почему Тварь не выходит? Ведь алкаш сбежал, она должна броситься за ним… Но почему-то не бросается.

— Стой.

Это Генька сказал.

— Чего ещё?

— Фонарик возьми.

— Спасибо.

Я видела в темноте. И Рамзес видел. Но фонарик всё равно был полезен. Как учил Алекс, я взяла Бараша в левую руку, крепко обхватив её правой. Фонарик зажала в зубах, направив его в ту же сторону, куда смотрел прицел.

Твари света не выносят. Фонарик её ослепит, это даст нам с Рамзесом пару лишних секунд.

Я вошла первой, сразу встала к стене, давая место Рамзесу, прикрывая его, круглое пятно света металось по замусоренному полу, по ржавому запорожцу, он стоял на кирпичах, без колёс, потом упёрся в дальнюю стенку, которая вся была в потёках крови, как в ужастике, а под стеной…

Вот почему она не побежала за алкашом.

Тот был не один — стоило догадаться. Они забрались сюда, чтобы без помех раздавить поллитру, а тут — она. Тварь. Устроила себе лёжку: темно, тихо и мухи не кусают.

Когда круглый пятак света выхватил её из тьмы, Тварь подняла голову и посмотрела на меня.

Из пасти её капала тягучая кровавая слюна, она только что вырвала второму алкашу горло, пустьземляемубудетпухом.

Мордой она походила на гиену, только ростом с тот самый запорожец, от света она потеряла ориентацию, и тогда я присела на корточки и принялась стрелять.

Пистолет я держала крепко, и отдачи почти не чувствовала, просто после каждого выстрела кто-то толкал меня в руку, приподнимая её вверх, но я возвращала прицел на место и стреляла в эту мерзкую слюнявую харю, и я точно попала — у неё словно разверзся третий глаз промеж ушей, но Тварь почему-то не падала, её просто вжимало в заднюю стенку, и лапы дёргались судорожно, когтя неподвижное тело, а хвост дёргался и хлестал по бокам…

Как только прозвучал шестой выстрел, Рамзес прыгнул.

Могучие лапы толкнули Тварь в бок, челюсти сомкнулись на шее и перекусили её пополам. Хруст, который я услышала, был самым мерзким, и одновременно самым приятным звуком на свете.

— Охренеть не встать!

Генька стоял рядом и глазел на Тварь.

— ЧТО ТЫ ЗДЕСЬ ДЕЛАЕШЬ? — заорала я так, что он аж присел.

Тварь может быть ещё жива.

Обычному человеку нельзя находиться рядом: даже раненная, она начнёт сосать из него энергию. ОСОБЕННО раненная — в попытке восстановиться.

— Я хотел помочь…

Фонарик я давно выплюнула, и теперь он валялся на полу, и по закону подлости, луч его упирался в тело алкаша и упавшей на него Твари…

Рамзес отошел в сторону, но стоял поблизости на случай, если Тварь дёрнется.

Подойдя к Геньке, я с силой толкнула его в грудь.

— Убирайся! Тебе здесь не место! А ну пошел вон!..

Я ТАК ИСПУГАЛАСЬ.

Не за себя. За Геньку.

Он увидел свою первую Тварь, и теперь его будут мучать кошмары.

Меня мучали.

Когда я увидела СВОЮ первую Тварь — на чердаке заброшки, куда я забралась с чисто исследовательскими целями, честно-честно… Я не спала неделю. Хорошо, писаться в кровать не начала.

Кошмары прошли после того, как я её убила.

Стащила у Сашхена связку колов, канистру со святой водой — ею бесперебойно снабжал Прохор, святая вода у него — крепче серной кислоты, правда-правда.

Хорошая Тварь — мёртвая Тварь, так я считаю. Никогда не могу успокоиться, пока не увижу, как её размазывает тонким слоем…

От моих воплей Генька совсем растерялся. Зрачки у него были огромные, как колодцы, совсем без радужки, он открывал и закрывал рот, словно хотел что-то сказать, и никак не мог: заикание напало.

Выручил Рамзес.

Вразвалочку подошел к Геньке, осторожно, наклонив голову, подтолкнул к выходу и парень подчинился. Опустил руку, зарылся пальцами в тёплую собачью шерсть… Всегда помогает. По себе знаю.

Когда они вышли, я устало опустилась на корточки и прижала руки к лицу. Щеку обдало холодом: я и забыла, что держу пистолет.

Как же я за него испугалась… Ну почему он не послушал меня, не остался за дверью, не пошел домой?

И тут я похолодела. Брякнулась на попу и раззявила варежку.

Так вот что он делал.

Сашхен пытался меня ЗАЩИТИТЬ.

Когда он орал на меня, как потерпевший, когда грубил и не хотел брать с собой на охоту… Он за меня БОЯЛСЯ.

Это был настоящий инсайт.

Если Сашхен всякий раз испытывает те же чувства, которые испытала сейчас Я…

А Генька? Ему-то каково, а?

Увидеть самый страшный ужас в своей жизни, а потом на тебя ещё и орут, словно ты в этом и виноват…

Собрав себя в кучку, я поднялась на ноги и бросилась к двери в гараж. Остановилась, посветила на тварь… Сдохла, точняк. Рамзес бы ни за что не ушел с поста, будь она жива.