— Остров хранит себя от зла.

— То есть, вы по определению считаете, что на Валааме не может быть ничего скверного, злого?

— Всё зло находится в людях, — ответил епископ. — Там и ищи. А остров, сиречь — творение Господне, здесь ни при чём.

— Хотя бы не откажите в освящении озера, отче.

— Это можно. Через несколько дней праздник Иоанна Предтечи. Тогда и сподобимся.

— Через несколько — это когда?

— Стыдно, сын мой, святцев не знать.

— Запамятовал, отче. Простите грешного. Столько дел…

Послышался стук отодвигаемых стульев.

— Отче, можно я всё-таки наведаюсь в книгохранилище?

Повисла пауза.

— Не возражаю, — наконец раздался всё ещё спокойный, хотя и чуточку недовольный голос епископа Фотия. — Если Нестору ты понравишься — пустит в архив.

— Э… Насколько я помню, старец Нестор слеп вот уже лет тридцать как, — произнёс Алекс.

— Господь сказал: кто дал уста человеку? Кто делает немым, или глухим, или зрячим, или слепым? Не Я ли, Господь?

На этом аудиенция у епископа, я так понимаю, закончилась. Хлопнула дверь, раздались негромкие шаги…

— Не будем подслушивать дольше, чем позволяют приличия, — ведьма Настасья вытащила иголку из клубка.

— Как у вас получилось? — я был чрезвычайно удивлён. А ещё — чувствовал себя шпионом, слушающим запись с жучка.

— Не обессудь, Сашенька, а только иголки заговоренные я вам ещё в прошлый приход сунула, — подмигнула Настасья.

— Нам? Куда?..

— Тебе — в воротник. Алексу — в сапог.

Мне показалось это как-то… неэтично, что-ли.

— И что, вы нас всё время слушали?

— Больно надо, — усмехнулась ведьма. — Не всё, что вы, мужики, делаете, нам, бабам, интересно. На всякий случай сунула. Дела опасные кругом творятся, — она поводила пальчиком по кромке хрустальной рюмки. — Волнуюсь я за вас. Чай, не чужие люди…

— А мне зачем сказали?

Я прекрасно понимал: подслушать, что поделывает Алекс, ведьма могла и сама. Необязательно было афишировать.

— Сестра хотела продемонстрировать преимущества нашего Искусства, — вместо старой ведьмы ответила молодая. — Вам, как магу, это должно показаться интересным.

— Да никакой я не маг.

— А жаль, — вздохнула Настасья, и поднялась из-за стола, показывая, что разговор окончен. — Ведь мог бы быть.

— Мне пора.

Чувствуя неловкость, я поднялся и направился в прихожую.

— Подожди, — Алевтина тоже встала. — Я с тобой. Куртку только возьму…

Настасья провожать не вышла. Скрылась в кухне и загремела посудой. Обиделась. А чего она хотела? Чтобы я бухнулся на колени и умолял взять меня в ученики?.. Не знаю. Пока-что эта магия-шмагия представляется мне большим геморроем.

Алекс ведь тоже маг — если подумать. Как и Владимир, и даже непутёвый гопник Чумарь. Они владеют Словом — и могут ворочать стихиями, двигать горы, разрушать города… Но знание это накладывает на них прочные оковы. За несанкционированное использование Слова следует наказание.

Ведьмам проще. Они владеют предметной магией: заговоренные иголки, волшебные клубочки, свечки-ножики… Сил у них в десятки раз меньше, чем у тех, кто наделён даром сочинять маны.

А я? Настасья сказала, что мой голубой шар — это мудра. Насколько я помню, на санскрите мудра — это печать, жест или знак. Ритуальный язык жестов, способный привлекать различные энергии… Когда-то, ещё до учебки, была у меня подружка, любительница йоги. Она показывала различные мудры — образно говоря, фигуры из пальцев рук… Кое-что я ещё помню. Надо будет поэкспериментировать.

Я был рад, что Алевтина пошла со мной. Что может быть лучше ночной прогулки, под луной, под ручку с красивой девушкой?..

Правда, всё было не так романтично, как если бы мы гуляли по питерской набережной. Канавы, лопухи, мягкие кочки и колючие плети дикого шиповника романтику убивали напрочь. При том, что я-то прекрасно всё видел — одно из преимуществ быть стригоем. А вот Алевтина всё время спотыкалась. Мило краснела, извинялась за свою неуклюжесть, смущаясь, принимала мою помощь, выбираясь из очередной канавы…

В конце концов, я не выдержал и взял девушку на руки. Алевтина удивлённо пискнула, но тут же обвила мою шею руками и положила голову на плечо. Это было так здорово!

Я тут же расправил плечи, втянул живот и почувствовал себя Суперменом, купающим Лоис Лейн в облаках над Нью-Йорком. И пожелал, чтобы эта прогулка не прекращалась никогда.

— Не обижайся на сестрицу, — сказала Алевтина, дыша мне в шею. Её глаза, губы были совсем рядом. Стоило повернуть голову — и я мог её поцеловать…

— За что?

— За то, что подслушивала твоего наставника. И за то, что пыталась тебя переманить.

— А она пыталась?

— Мудрый маг — огромная редкость. Говорят, две тысячи лет назад почти все маги были мудрыми. Этому нужно долго учиться. Контроль, обуздание энергий, концентрация силы… Потом появилось Слово — и стало намного проще.

— Для того, чтобы придумать ману, нужен особенный талант, — сказал я. — У меня вот, сколько Алекс ни бился, не получается.

— Хватает тех, кто умеет это делать от природы.

— Но ведь им запрещено произносить маны вслух.

— Да. Но ведь можно пользоваться чужими. Это гораздо легче: кто-то придумывает, записывает, а ты — читаешь.

— Заклинания! — до меня дошло. — Это маны, придуманные кем-то другим.

— Странно, что наставник тебе этого не говорил.

— Да мы как-то на другом специализируемся. Он дознаватель.

— Если не пользоваться магическим даром, он выжжет тебя изнутри, — в глазах Алевтины отражались звёзды. Зрачки её были тёмными, глубокими… Как колодцы. В которых я совсем не против был утонуть.

— Я стригой. Всё, что в моей душе могло выгореть — уже выгорело.

Неожиданно я споткнулся и чуть не упал. Руки разжались сами собой, Алевтина легко соскочила на землю. А потом обняла меня за шею и прижалась всем телом.

— Ты многого о себе не знаешь, — прошептала она возле моих губ. Я чувствовал биение её сердца, её горячее дыхание. — Тебя убедили, что ты — ходячий мертвец. А это вовсе не так… — её губы были мягкими, чуть солёными и податливыми. У меня закружилась голова.

— Я — нежить, — сказал я, когда смог восстановить дыхание. — Временами я становлюсь холодным, словно труп. И тогда мне нужна кровь. Лишь она поддерживает во мне видимость жизни. Тебя это не пугает?

— Я убила родителей, когда мне было девять, — сказала Алевтина.

Я вздрогнул и чуть не разжал объятий. Но вовремя посмотрел ей в глаза: в них было столько вызова, и в то же время — страха. Страха того, что я её оттолкну. Да и в конце концов! Кто я такой, чтобы судить?

— Как это произошло? — в горле пересохло, но я с собой справился.

— Отец был алкоголиком, — она высвободилась сама и сделав шаг в сторону, отвернулась.

Мы стояли на опушке. Невдалеке поблёскивали воды озера, чуть ближе светилась лампада на веранде нашего терема. В остальном было темно. Тот предрассветный час, когда луна уже скрылась, и звёзды потускнели, но рассвет ещё не пришел. И на некоторое время — на полчаса, на час — становится темно, как в самой преисподней.

— Однажды он пришел домой очень поздно, был сильно пьян. Я уже спала… Но он вломился в мою комнату и попытался… Попытался… Он сорвал с меня одеяло и хотел содрать пижаму, я испугалась и закричала. Прибежала мама и начала его оттаскивать. Отец её ударил, а потом повернулся ко мне…

Алевтина обхватила себя руками за плечи — я видел бледные кончики пальцев. Волосы её подрагивали, когда девушка говорила.

Сделав шаг, я обнял её, очень осторожно, и прижал к своей груди.

— От страха у меня случился выброс, — сказала она, стоя ко мне спиной.

— Что это такое?

— Спонтанный магический всплеск. Я не знала, что у меня есть дар… Никто не знал. Я — стихийница.

— Ты — огненная богиня, — прошептал я Алевтине в ухо.

— Тогда сгорела вся наша квартира. Мама… Она пыталась меня защитить, но я… не смогла справиться. Она была не виновата, она любила меня. А я…