— Я те дам, дядя Вова, — рэпер получил воспитательный подзатыльник, и «свесил буйну голову ниже плеч» — как поётся в популярной русской былине… — Я тебе разрешал из Москвы отлучаться? Говори! Разрешал?..

— Нет, но…

— Никаких «но». Мы сейчас же едем назад! У тебя же испытательный срок.

Чумарь засопел. Я даже испугался: вдруг он сейчас заплачет?

— Вообще-то, — кашлянул Алекс. — Нам бы ваша помощь не помешала.

Глаза рэпера вспыхнули надеждой.

— И моя тоже?..

— Ну, маны ты читать горазд, — пожал плечами шеф. — Да и Антигоне по хозяйству помочь некому…

— Хрен вам, а не хозяйство, — заявила девчонка, решительно поднимаясь с колен и захлопывая печную дверцу.

— Что с тобой, звезда моя? — ласково удивился Алекс. — Белены объелась?

— Хотите хозяйство — обеспечьте техникой, — отрезала Антигона. — Индукционная плита, кофемашина, холодильник… А иначе — бичпакеты жрите. Ой! Я забыла: здесь и воды-то не вскипятишь, полдня печь не протопив.

— Вот что блага цивилизации с людьми делают, — тихо посетовал шеф.

— Сергеич, вообще-то она права… — неожиданно поддержал Антигону московский дознаватель. — У тебя тут… каменный век. Ни электричества, ни нужника тёплого…

— Эх, молодёжь, — вздохнул Алекс. — Избаловала вас цивилизация. А в наше-то время… — он махнул рукой. — А может, я здесь душой отдыхаю? У меня, может, от электричества под черепом чешется. А?.. Я-то эти ваши «блага» терплю круглый год! И ничего, — отвернувшись к окну, он сложил руки на груди. — Можете все уходить, — неожиданно рявкнул шеф. — Я и один справлюсь.

Я понял, что с ними, с Антигоной и шефом, происходит. Всё то же Лихо. Оно добирается до нас самыми разными способами, и вот теперь решило попросту рассорить. Разделяй и властвуй.

На Владимира это не действует потому, что он здесь недавно. Чумарь так робеет перед авторитетом московского дознавателя, что подавляет все остальные чувства.

А вот почему это не действует на меня?.. Мешочек ведьмы Настасьи здесь ни при чём — у всех, кроме Владимира, они есть.

Я вспомнил о чётках из драконьего жемчуга. Всё возможно… В свои так называемые «магические способности» я верил меньше всего.

Всё-таки сложно человеку, воспитанному на диалектическом материализме, верить в магию-шмагию. Это ведь не призраки и вурдалаки, в конце концов… Трудно объяснить, в чём разница.

Возможно, всё дело в мифах и сказках: нам ещё в детстве как бы намекают на то, что существует удивительный мир волшебных зверей, предметов и чудовищ, и он совсем рядом. Волшебная палочка, меч-кладенец, говорящий волк и богатырский конь… И в то же время сказки недвусмысленно говорят: это мир потаённый, он доступен лишь Избранным. Нужно знать волшебное слово, владеть хитрым амулетом, жениться на принцессе, на худой конец…

Воображать, что я избранный — только курам на смех. Дохлый принц на коне-скелете.

Ссора тем временем набирала обороты. Антигона обвинила Алекса в том, что он-де развлекается, — по лесам скачет, рыбку полавливает — в то время как на ней лежит всё бремя домашней работы. Шеф же упирал на то, что киндер, кюхе и кирхе — это святая женская обязанность, и что более ей лезть никуда не надо.

— Волос долог — ум короток, — мрачно вещал шеф. — От этого все ваши бабьи трудности. Хотите с мужиками сравняться, а сами и печи растопить не умеете.

Антигона, уперев руки в бока и гневно сверкая глазами, на это заявила, что печь-то она растопит, со всем удовольствием, а топливом отлично послужат шефовы павлиньи костюмы и шелковые блузки с кружевами, которые в наше время любая баба надеть постесняется…

— Посмотрю я, как вы в одном исподнем подвиги совершать будете, — глумилась чертовка.

Алекс аж задохнулся. На святое покусилась!

— Во-о-он! — указующий перст упёрся в заднюю дверь, которая выходила на мостки к озеру. — Все выметайтесь! Чтобы духу здесь вашего не было.

Мечта выпить законную кружку кофе испарилась, как соляное озеро в жаркий солнечный день.

Я сгрёб брыкающуюся Антигону подмышку — девчонка пыталась расцарапать Алексу физиономию — и донеся её до края мостков, швырнул в воду.

Понимаю: жестоко. Вода ледяная. Но была надежда, что благословение отца Онуфрия распространилось, и чёрный морок раздора попросту смоет.

Чумарь выкатился за нами. Без грозного ока наставника он приободрился и принялся вылавливать подуспокоившуюся Антигону — мне она руки не подала.

— Все вы, мужики, за одно. Ходишь за Алексом, как собачонка, и в рот ему заглядываешь…

В чём-то она права. Приехав в Ненарадовку, мы без зазрения совести бросили девчонку одну, в тереме, вспоминая о ней лишь в самые критические моменты. И если бы не Лихо, она бы терпела. Понимая, что не за ради развлечения мы «по лесам скачем». Но под влиянием артефакта всё тайное становится явным.

В каждом есть дурные мысли и наклонности. А доброта человеческая заключается в том, чтобы не выпускать их наружу и не сваливать свои проблемы на окружающих. Лихо этой возможности лишало.

Владимир остался в тереме. Возможно, у него имеется способ справиться с безумием, накатившим на шефа…

Когда я вернулся в дом, оставив Антигону на берегу, сохнуть под присмотром Чумаря — или Аники, как он просил себя называть, — Шеф с Владимиром корпели над какими-то бумагами, разложенными на столе.

Среди бумаг были чужой телефон, планшет в переплёте из кожзаменителя и допотопный плейер с наушниками.

— Что это? — вспоминать ссору не хотелось. Да и есть ли в этом смысл? Алекс и сам прекрасно всё понимает.

— Бумаги и вещи покойных, переданные майору Котову отцом Онуфрием, — не отрываясь от чтения пожелтевшего листа, пояснил шеф. — Настоящих протоколов нет. Записки о времени смерти и причине оной составлены неким старцем Нестором, архивариусом при скитской канцелярии.

Я взял один из листков. Он был плотным, рифлёным, и буквы попадали в выемки этого рифления. Они были начертаны крупно, но строчки набегали одна на другую. Знаков препинания не было, и если бы не содержание, можно думать, что это развлекался ребёнок — учился правописанию, например.

— Странные письмена, — пробормотал я, силясь прочесть первую строчку.

— Архивариус Нестор ослеп тридцать лет назад, — пояснил шеф. — Должности он не оставил, и пользуется специальной бумагой для слепых.

— Кажется, я его видел, — я отложил лист и принялся перебирать вещи: телефон, плейер, планшет… — Высокий старик. Седые волосы ниже плеч, борода до пояса… Словно сошел с картины Васильева. Ну помните?.. Старик со свечой и филином.

Алекс с Владимиром переглянулись, но промолчали.

— Немного же после покойников осталось, — продолжил я, вертя в руках крошечный плейер с флэш-картой.

— В скиту не дозволяется иметь личные вещи, — сказал Владимир. — Молитвенники, одежда — всем этим обеспечивает церковь.

— Значит то, что мы видим, монахи держали у себя незаконно, — уточнил я.

— Скорее, против правил, — Алекс встал из-за стола, зачерпнул ковшиком холодной воды из фляги и принялся пить.

Вода-то святая, — вспомнил я. — Перед выездом в детский лагерь отец Онуфрий благословил…

Я заметил, что образ сержанта Щербака у меня в сознании всё больше замещается преподобным отцом Онуфрием. Всё правильно. Уж такой он человек, что везде — на своём месте. Позавидовать можно.

А как быть с мертвецом вроде меня? Смогу ли я отыскать своё место?..

— В гробу, — сказала бы Антигона. — Если не перестанешь ныть и рефлексировать по каждому поводу.

И была бы совершенно права. Может, если поменьше зацикливаться на том, кем я являюсь — жить станет легче?.. Впрочем, это уже оксюморон.

— Интересно, если пошукать: чего ещё можно отыскать в скромной обители? — задумчиво спросил я. Почему-то набор вещей не давал покоя. Словно чего-то не хватало.

— Наверняка это исключение из правил, — пожал плечами Алекс. — В скит люди вступают по своей воле, никто их туда не толкает. А значит, и правила принимают. Отречение от благ цивилизации — один из приёмов терапии больной души. А мы должны согласиться, что нормальный здоровый человек в скит не пойдёт.