— Шурка, очнись, Шурка! — я почувствовал, как меня бьют по щеке.

— Ты чего дерёшься?

Антигона сидела вцепившись в рулевое колесо, бледная, даже веснушки пропали. На меня она не смотрела.

— А ты зубом не цыкай, так я и драться не буду, — рявкнула она и крутанула руль, чтобы объехать выбоину.

— Зубом?

Она молча повернула ко мне зеркало заднего вида, и я отшатнулся.

В зеркале был не я. Во всяком случае, существо, которое в нём отражалось, со мной имело сходство лишь отдалённое.

Белые волосы, давно не стриженные, разметались по плечам, обрамляя белый же, туго обтянутый кожей лик. Глаза запали, став двумя тёмными, с рваными краями дырами, губы слились с бледной кожей… Неприятней всего были синие, выступившие по всему лицу, вены. Словно наведённая синей тушью карта рек.

Махнув рукой, я отвернул зеркало от себя и насупился. За окном мелькали всё те же ели.

— О чём ты думал?.. — спросила Антигона.

— О волках, — простодушно ответил я.

— Кровь, дурак! Ты должен был выпить крови перед тем, как ехать!

— Извини, я забыл, — сказал я после паузы.

Я и вправду забыл. Мысль об отпуске, сборы, чемоданное настроение, так меня увлекли, что я и думать забыл об обязательной утренней дозе.

— Жопу свою лучше бы забыл, — буркнула Антигона. Неудобно скорчившись, одной рукой она вела Хам, а другой шарила за своим сиденьем. — На! — наконец выпростав руку, она бросила мне на колени стальной термос.

Накатила волна благодарности. Сам я даже не подумал, что мне придётся чем-то питаться в дороге, да и на месте тоже…

Дома кровь мне поставляли из нескольких фермерских хозяйств — свиную, свежую. Хрюшки не очень переживали, когда у них забирали литр-другой в неделю. К тому же, свиная кровь по составу наиболее близка к человеческой…

Редкая болезнь, — наврал фермерам Алекс. — Гемоглобиновое голодание. Недостаток собственных кровяных телец.

Те вошли в положение — за немаленькую мзду.

— Мне остановиться? — спросила Антигона, когда я принялся отвинчивать крышку термоса.

— Не надо. Я справлюсь.

Марать пластиковую чашку из походного набора я не стал, отхлебнул прямо из горлышка. В нос ударил кислый запах меди, на языке образовалась сладкая горечь.

Чувствуя, как отпускает, я завинтил термос и не глядя сунул его в сетку за спинкой своего кресла.

— Спасибо.

— Думай в следующий раз, — Антигона всё ещё была сердита. — А если на тебя жор нападёт?

— Я никогда не причиню тебе вреда, — тихо сказал я. — Слышишь? Я скорее умру.

— Зарекалась свинья в грязь не лезть.

Она права, — думал я. — Надо уже как-то самому привыкать заботиться.

Разумеется, о человеческой крови не могло быть и речи. По совету Алекса я научился питаться эфирными телами, но ведь рядом со мной постоянно — только близкие люди, а быть паразитом я не желал.

Совет был прав в одном: мы, стригои, причиняем вред одним своим существованием.

Питиё свиной крови я выбрал, как меньшее из зол.

Алекс назвал это вынужденным мазохизмом, и в чём-то он был прав: каждый раз, когда я делал глоток, что-то внутри восставало против. Сознание кричало, что пить кровь животных — мерзко, а главное — унизительно.

Ты — вершина пищевой цепочки — уверяло гнусное подсознание. — Ты — царь среди людей, Владыка. Так почему ты довольствуешься малым?

Видимо, ещё и поэтому я каждый раз оттягивал неприятный момент насыщения как можно дольше.

Но Антигона права. С этим надо кончать. В конце концов, принимать опеку девчонки почти на десять лет моложе себя — тоже унизительно.

Хам свернул с дороги на совершенно неприметный просёлок. Если б я ехал один — ни за что бы не догадался, что за разросшимися кустами шиповника скрывается вполне современный тракт с электрическим освещением и бетонкой.

— Деревня зовётся Ненарадовкой, — Антигона оттаяла и принялась меня просвещать. — Она чуть в стороне от озера, почитай, среди леса. А господский терем — на самом берегу. Шесть спален, гостиная, столовая и кабинет. Я в прошлый приезд просила кухню перестроить — провести электричество, поставить современное оборудование… Но не знаю. По-моему, шефу моя идея не понравилась.

— Почему?

— Он считает, что иногда полезно отвратиться от благ цивилизации, дабы вкусить незамутнённой пасторальной жизни. То есть, обходиться без света, горячей воды и пользоваться нужником во дворе. Так что везу с собой походный кофейный набор, а пропитаться придётся за счёт селян.

— В смысле? — вкус крови на языке вызвал у меня нездоровые ассоциации.

— Кушать, что Бог послал, с деревенскими передал. Шаньги с грибами, сметана с мёдом, копчёный омуль, белужья икра…

— Ну, меня — то ваши мирские дела не касаются, — как мне казалось, незаметно вздохнул я. — Мне бы хлев поближе и свинку почище.

Перед мысленным взором встала, как живая, вислоухая хавронья. Масляный пятачок, крохотные добрые глазки и жесткая щетина на розоватом боку… Замутило.

— Скотоложцем обругают, — пригрозила Антигона.

— Ну, тогда в лес буду ходить, — мне показалось, я это очень хорошо придумал. — Наверняка тут водятся лоси…

— Лесной дяденька скотинку обижать не позволит, — отбрила Антигона. — В болото заведёт, в трясине утопит. И будешь ты утоплик: зелёный, поросший мхом и с перепонками между пальцев.

— Добрая ты.

Внезапно перспектива провести пару недель в глуши показалась не такой уж и привлекательной.

Долгий будет отпуск, на голодном пайке. О-очень долгий.

— А чего? — не унималась вредная девчонка. — Ундинку какую-никакую приманишь, хозяйство заведёте, детишек настрогаете…

По-моему, она перешла некую грань. Но я был Антигоне должен, так что возбухать не стал, а постарался свести подколки в более безопасное русло.

— Ундины — это те же русалки, верно?

— А вот и неверно. Ундины — это девки с хвостом вместо ног. А русалки — обыкновенные утопленницы. Как какую парень бросил накануне свадьбы — та сразу топиться. Из таких русалки и получаются… Не люблю я их. Не уважаю.

— Это ж за какие грехи?

— Вместо того, чтобы топиться, надавали бы изменщикам между рог, и жили бы себе припеваючи. Я вот, например, никогда замуж не выйду.

Я тут же улыбнулся — все девчонки так говорят. А потом испугался: здоровая девчонка. Не красавица, но с интересной придурью. Рано или поздно встретит она парня, и бросит нас, грешных, на произвол судьбы…

А как же мы с Алексом? — мыслишка была подленькая, эгоистичная. Девчонки — Антигона, Афина и Амальтея — вились вокруг нас, как орлицы над драгоценными птенчиками. Пылинки сдували. Еду прямо в клювики запихивали. Я к этому привык, я принимал это, как должное. И даже ни разу не поинтересовался: а чем они живут вне работы?..

Возможно я исходил из того, что у меня самого, кроме «Петербургских Тайн», ничего не было… Особенно с тех пор, как я расстался с Мириам. Но ведь, как я уже упоминал, все три были молодые, здоровые девахи. Им бы по клубам. И кавалеров, как перчатки, менять.

Но развить тему я не успел: мы приехали.

— Шеф! — протянув руку назад, Антигона потормошила разоспавшегося Алекса. — Мы приехали, шеф. Вставайте.

Дорога привела прямо к воротам усадьбы. Они были распахнуты, внутрь вела поросшая бурьяном колея, а невдалеке, за купами берёз, угадывался терем с гнутой под луковку крышей.

Деревня располагалась справа: через обширное вытоптанное поле виднелись крытые шифером и тёсом крыши, торчал колодезный журавль и кричали петухи.

По пустырю носились белоголовые ребятишки: увидев Хам, они оставили игры и сбежались смотреть на приезжих. Один, что был повыше других, опрометью бросился в деревню, победно выкрикивая на бегу: — Барин приехал!.. Барин!..

Антигона заглушила двигатель, и пока Алекс потягивался на заднем сиденьи, я полез наружу.

Здесь было больше лиственных деревьев. Как потомственный городской житель, я различал берёзу, осину, клён, вяз и хвойные вечнозелёные. Остальная флора сливалась в сплошную лесную массу…