— Вот знаешь, меня это раздражает. Твоему брату совершенно безразличны чувства окружающих.

Элеон сидела с каменным лицом: «А ты точно говоришь о Хаокине?!»

— Разбудить нас посреди ночи только потому, что ему захотелось побеситься.

«Прямо как ты, когда послала его за очередной безделушкой в город».

— И это под дождем! Он даже не спросил, хотим ли мы этого или нет.

«Что-то не похоже, что ты была против. По-моему, ты за любую драку».

— А потом, нас могло убить молнией. Мы могли заболеть. Нет — ему лишь бы повеселиться. И так всегда. Мне порой кажется, что он делает это нарочно. Нарочно выбешивает меня. То есть, знаешь, он весь такой веселенький, обходительный. А на самом деле только и думает, как бы тебя убить, все наследство себе оставить, а меня бросить. Сбылась его мечта — его родители мертвы.

«Мечта? Ты совсем слепая?»

— Наверняка он их и убил.

«Ты ведь была с ним в момент их смерти».

— А еще, знаешь, он не ест нарочно.

— Как это не ест? — спросила Элеон.

— Так это. Ты не замечала, что он почти не сидит с нами за столом?

«Может, потому что он не дома, а едет в город за очередной твоей шляпой!»

— И когда он отсутствует, я не чувствую, чтобы он ел. Потому что он не ест. А потом у него спрашиваешь: «Обедал ли ты?» А он: «Не помню». Я в него еду каждый раз, считай, пихаю. А он изображает из себя такого дурочка. Мол, не помню, не знаю. Потому что ему нравится видеть, как я бешусь. Только он мог придумать такой бред — не есть, чтобы меня побесить.

«Вообще, это придумала сейчас ты».

— Но, знаешь, что меня больше всего в нем бесит? Эта его мания всё контролировать, управлять людьми. Спросить у нас — да ни за что. Он сначала делает, а потом сообщает. Не женское это дело — думать. Мой отец такой же. Никогда не спрашивал, чего я хочу. Я была лишь хорошим товаром, который нужно выгодно продать. А какая там любовь? О чем вы? Ему не пришло бы в голову спросить меня о моем же женихе. А пока замуж не продана, я — его личная посудомойка. — Элеон загнула один палец. — Личная подносилка чая. — И второй палец. — И слово мне нельзя сказать, и, как бы я ни поступила, всегда я плохая. — И еще два пальца. — Зачем ты это делаешь? — спросила Ариадна вдруг.

— А, это. — Элеон опомнилась. — Вспомнила фразу, которую как-то прочла: «Рабы желают не свободы, а взять в руки кнут». Так. Почему-то вспомнилось.

Ариадна сощурилась, но тут услышала входную дверь. Девушка вскочила с места и с радостным криком: «Это Хаокин!» — кинулась к двери. Элеон тоже встала и пошла встречать брата. Если это, конечно, еще он. Это был Хаокин. Ариадна уже повалила его на пол.

— Ну поймала ты меня и что дальше? — улыбался он. — Прошлый раз тоже схватила и не знала, что делать с таким отличным мужчиной.

— Мужчина? Ха. Да и еще отличный? Насмешил. Какой-то худенький, неказистый мальчишечка, который какую-то травку курит. Фи. Кому нужен?

— Теб-е-е, — протянул он, а затем улыбнулся настолько влюбленной улыбкой, что Элеон не выдержала:

— Меня сейчас от вас стошнит, голубки.

— Назвать нас голубками, я умоляю! — Ариадна поднялась. — Какой из него герой-любовник? Во, вспомнила. Историю тебе расскажу, как он от меня сбежать пытался. Типа, знаешь, как бывает в романах. Когда парень не может быть вместе с девушкой и несет: «Дело не в тебе, а во мне», «Так будет лучше для нас обоих». Особенно нравится — «Это не то, о чем ты подумала». Мы минуты две с ним болтали, и он реально засунул в разговор все эти клишированные фразочки. Любовных романов начитался, да?

— Если ты знаешь, какие фразы использованы в клишированных любовных романах, вероятно, это ты их читала, — сказал Хаокин.

— Ха, ха, ха! — иронично произнесла Ариадна.

— На друзей вы не похожи, — сказала Элеон. — Они себя так не ведут. Вы друг другу нравитесь. Это же очевидно. К тому же, как я поняла, вы уже признавались друг к другу в симпатии. На поминках.

— Это тебе Хаокин сказал? Он, как всегда, всё переврал. Не «мы», а «он». И да, он уже за это извинился, и я его простила. Меня устраивает его использовать. Это прекрасно чувство, когда тебя любят и тобой восхищаются. Вот это мне нравиться, а не он. А у него самого, думаешь, лучше чувства? Да знаю, о чем он думает своим маленьким… умом. Кабель. Кто угодно мог быть на моем месте.

— Я? Кабель? — спросил Хаокин и приподнялся.

— А кто еще? Я, что ли? За время, как мы общаемся, ты был с тремя бабами.

— Это с кем это, интересно узнать?

— Ой, а ты их и не помнишь. И меня, наверное, забудешь сразу же. «Фи. Какая-то Ариадна. Да кто она мне? Да никто она мне». Те три бабы. Первую, что я к тебе подослала, вторую ты сам нашел в баре, с ней еще в обнимку лежал, и Юлька эта.

— Ну ты даешь. То есть мои бабы: это моя собутыльница, которую ты и прислала, девушка, которую я даже не помню, потому что был вообще в хлам, и Юля, с которой я просто общался?

— Ой, не надо мне твоих отмазок! Кабель, бабник.

— Ну да, ну да. Что еще придумаешь?

— Алкоголик.

Хаокин кивал головой.

— Преступник. Убийца. Грабитель. Вор. Наркоман. Трансвестит. Стриптизер. Фрик, — почти скороговоркой произнесла Ариадна.

— Извини, хотел уточнить: трансвестит и стриптизер — это два моих разных альтер-эго или это через дефис?

— Второе, — быстро ответила Ариадна.

— Спасибо, — рассмеялся Хаокин.

Ариадна ушла к столу.

— Не понимаю, как ты ее терпишь, — сказала Элеон. Хаокин встал. — Она же просто унижает тебя. Неужели и в моих отношениях было всё так же? Юджин каждый раз давал мне знать, что без него я ни на что неспособна и должна быть благодарна небесам за то, что он у меня есть.

— Хреново. Но здесь другое. — На лице его появилась улыбка. — Разве тебя не забавляет все ее старания подколоть? Она ж как маленький обиженный ребенок. И так еще серьезно это всё воспринимает. Злится, фыркает. Это ж мило!

Элеон приподняла бровь и пошла к столу. Хаокин через некоторое время тоже присоединился к девушкам, сел напротив Ариадны и тут же рассказал все последние новости. Ариадна бесилась на него за то, что он медленно ест. Элеон витала где-то в облаках.

— И какая же, по-твоему, самая страшная смерть? — спросила Ариадна. Элеон словно опомнилась.

— Такая, какая была у Сандры Найс. — Хаокин качался на стуле и смотрел на девушку.

— Кто это? — спросила Ариадна. — Я ее знаю?

— Не-е-ет. Девушка из Академии. Самая красивая, очаровательная девушка, которую я когда бы то видел. — Хаокин злорадно улыбнулся и мельком взглянул на Ариадну. — В нее все влюблялись, включая Вельзи и меня. Думаю, и ты бы влюбилась в ее очарование. — Он уже открыто посмотрел на Ариадну.

Она усмехнулась — будто такая провокация может на нее подействовать!

— Или выцарапала бы глаза от зависти, — добавил Хаокин.

— Ну и что же с ней случилось? — спросила Ариадна.

— Она умерла, — резко ответил Хаокин и, видя на лице Ариадны неудовлетворение, сказал: — Да, да, знаю — логично ж… Ла-а-адно. Мы праздновали поступление в Академию. Это было для нас как билет в новую жизнь. Но выпускники решили сделать нам прощальный «подарок», чтобы мы не расслаблялись. Они добавили в один из пуншей яд. И те, кто не пил алкоголь, через несколько дней вдруг оседали, ослабевали и умирали в мучениях. Противоядия не было. И никто точно не мог сказать, пробовал ли он отравленный пунш или нет. Через пару недель, когда скончался последний больной, мы вздохнули. Но дело в том, что за Академией и в Академии время идет по-разному. Ты сама знаешь об этом, Элеон. — Элеон перевела взгляд на брата. С чего он вдруг заговорил с ней? — И это влияет не только на твое психическое состояние, но и физическое. А когда мы с Вельзи праздновали поступление в Академию, мы вышли за ее пределы и выпивали, а потом долго страдали от похмелья. Это не смешно, Ариадна. Сандра Найс отмечала с нами. И поэтому не скончалась в первые недели.

Она всегда была такой жизнерадостной, но вдруг стала грустной, ни с кем не разговаривала. «Я просто устала», — говорила она. Затем как-то упала в обморок. Кровь из носа пошла. Это были одни из симптомов отравления. Мы сразу поняли. Но из-за неправильного течения времени Сандра не умерла сразу. Она мучилась долгие и долгие месяцы. Ходила на занятия, общалась с людьми, пела, рисовала… Хотела сделать последние дни как можно ярче. А мы смотрели, как она погасает, и не могли помочь. Разум начал ее подводить. Порой Сандра не понимала, где находится, звала родителей, а потом вспоминала, что они мертвы, и плакала. Ей померещился монстр, и она погналась за ним с топором. А это был десятилетний мальчишка. Она его ранила тогда.