– Простите, уважаемый, за небольшой беспорядок, жена третий день гостит у родственников в Качуге, – проблеял Акакий Иванович.

Гость, отведав угощения, не отказался от стопки водки, закусив крупной ягодой «кулубники».

Пашка, а это был именно он, отсканировав память бывшего городского головы, узнал имя и должность человека, с которым контактировал и которому подчинялся опальный чиновник. Им оказался майор ФАБ, некий Снегирев Федор Ипатьевич.

– Деньги в доме есть? – спросил он хлебосольного хозяина.

– Есть, конечно. – И довольно быстро предоставил Чернову плотный пакет, перевязанный бечевкой.

Опер небрежно отодвинул наличные на край стола.

– А теперь займемся делами нашими скорбными. Вызывай сюда свою банду в полном составе.

Акакий Иванович молчком схватил с серванта мобильник и лихорадочно принялся набирать номер.

– Паленый, есть дело, собирай всех своих и срочно ко мне! Обещались скоро быть. Какие дальнейшие указания? – Расхититель госсобственности, сложив руки на колени, уставился на Чернова преданным собачьим взглядом.

– Сидеть и ждать, – буркнул опер.

Спустя короткое время у ворот коттеджа остановились две потрепанные иномарки – прибыла местная гопота. В дом зашел только главарь Паленый – остальные топтались на крыльце. Здоровенный амбал с недельной щетиной и в черных очках почтительно поздоровался с хозяином. Пашка с ходу взял инициативу в свои руки.

– Крикни своим пацанам, пусть зайдут!

Вскоре шестерка бандитов застыла у порога.

– Всем стоять, не двигаться. – Ментальный приказ действует лучше всякой дубины по голове. – Тебя, Паленый, не касается. Нож есть?

– Не-а, у Тулы найдется, он без пера никуда не ходит!

– Возьми нож и убей эксплуататора, он вашу долю зажилил.

Паленый, достав у компаньона «холодняк» из внутреннего кармана куртки, хладнокровно засадил его в печень Акакию Ивановичу. Тут рухнул со стула на пол, пуская кровавые пузыри.

– Теперь кончай бывших корешей, сдали они тебя ментам.

Главарь резво расправился с шайкой и застыл в ожидании приказа.

– Ствол есть?

– Да.

– Бросай нож и приготовь пистолет.

Паленый с готовностью вытащил ствол, снял с предохранителя и передернул затвор.

Павел подошел к бандиту с правой стороны.

– Так, а теперь открой рот и дуло туда! Нажимай на курок, не бойся.

Чернов прекрасно знал, что загипнотизированный человек вряд ли совершит суицид по приказу, но он не собирался оставлять дело на самотек. Потому взял кисть Паленого и надавил своим указательным пальцем на палец татя. Грохнул выстрел – труп с большой дырой в затылке повалился на ковер. Аккуратно вытерев предметы и вещи, за которые брался, бумажной салфеткой, опер пошел на выход, стараясь не вляпаться в лужи крови, впитываемые ковром. Порталом отправился к своей команде, которая заканчивала оборудование тайника. Отдав Жилину свои сто тысяч рублей, а также трофеи, взятые у Исмаила и Акакия Ивановича, стал прощаться.

– Отбываю на неделю, может, чуть больше. Твоя задача, Евгений Петрович, найти базу и вплотную заняться огневой подготовкой парней. После моего возвращения займемся освобождением невольников. Так что готовьтесь. – Чернов исчез в густом перелеске тихо и бесшумно, словно привидение. Жилин даже протер глаза.

– Был человек, и нет его. Человек ли? Впрочем, неважно, главное – он наш и стоит на правой стороне.

Майор Снегирев, толстенький крепыш, в понедельник мучился с похмелья на конспиративной квартире. Отметившись с утра на службе, предупредил шефа о встрече с агентом и с легким сердцем и тяжелой головой приехал сюда – Тополиный проезд, дом тридцать четыре, квартира двадцать два. Выпив две банки пива из холодильника с таблеткой аспирина, завалился спать на тахту. Проснулся от яркого солнечного света – забыл задвинуть плотные шторы. Как был в трусах, поплелся на кухню ставить на газ чайник. Самочувствие заметно улучшилось, но до нормы недотягивало. Черт понес его вчера в ресторан поужинать. Горяченького, видишь ли, захотелось. В «Ангаре» нос к носу столкнулся с давним дружком и коллегой по нечистому промыслу – подполковником Петиным, эдаким бегемотом в пиджаке.

– Федя, тыщу лет, тыщу зим не виделись.

«Ага, тыщу лет! Только третьего дня назюзюкались в хлам». Но поскольку подполковник Петин возглавлял транспортную полицию, являлся нужным человеком, Снегирев сказал: «А, Геннадий, большой привет», огорченно думая: «Накрылся ужин, опять пьянка».

Полицай Петин жрал водку в три горла, практически не пьянея. Во всяком случае, Снегирев по пальцам мог посчитать те немногочисленные моменты, когда зеленому змию удавалось сокрушить доблестного подполковника.

– Давай, Федя, к нам за столик, я таких цыпочек снял!

Зал ресторана к восьми вечера оказался заполнен посетителями. Среди негромкой музыки раздавался гул массовки – некий щурум-бурум. Смазливые девицы встретили Снегирева поощрительными улыбками – дальнейшее Федор Ипатьевич помнил смутно и урывками.

«Не Петин, а сплошная головная боль, – думал угрюмо Снегирев. – Посажу печень, как пить дать, и не отвертишься ведь».

Пересекаться приходилось регулярно по работе, Снегирев лицемерно называл свою противоправную деятельность работой.

Федор Ипатьевич, поддернув сатиновые трусы, с кружкой купецкого чая выкатился из кухни, гнусавя нечто бравурное:

– Тарам-там-там, тилим-бом-бом, – и замер на пороге зала.

В комнате, бесцеремонно сбросив его одежду со стула на пол, сидел некий молодой человек, закинувший ногу на ногу:

– Присаживайтесь, гражданин Снегирев, только наденьте штаны.

Почувствовав мягкий удар по мозгам, Федор Ипатьевич поставил кружку с горячим чаем на стол и, путаясь в штанинах, принялся облачаться. Присев на краешек стула, несмело глянул на незваного гостя, тот ответил ласковым и добрым взглядом анаконды. Внутри майора все заледенело.

– Федор Ипатьевич, вот вам блокнот и ручка, законспектируйте самые важные моменты своей нелегальной деятельности. Не забудьте упомянуть имя местного Хозяина.

На Снегирева вдруг нашло вдохновение. Ухватив ручку, писал и писал, изредка морща низкий лобик. В порыве откровенного творчества Федя от усердия высовывал язык, чиркая по нему ручкой. Через час непризнанный писатель Федя Снегирев закончил свое творение, в котором честно сдал своих подельников. Особо досталось Хозяину – заместителю начальника управления ФАБ полковнику Менахему Абрамовичу Иванову. Его Федя смешал с грязью, обвиняя во всех существующих грехах, выложил на него собранный компромат и именно начальника ругал нехорошими словами за свое моральное падение. А сам он хороший, просто белый и пушистый зайка. Опер, прочитав исписанный блокнот, хмыкнул и вырвал последний чистый лист.

– Пиши записку «в моей смерти прошу никого не винить», дата и подпись.

Затем Пашка вскочил на стол и, вытащив из кармана куртки капроновый шнур, привязал его к крюку, который торчал из потолка. Сотворив петлю, приглашающе махнул рукой:

– Залазьте, Федор Ипатьевич, не стесняйтесь.

Снегирев заторможенно встал рядом. Чернов надел петлю ему на шею, заботливо поправив воротничок рубашки, чтобы не помялся. Соскочив на пол, приказал:

– Стойте спокойно и прощайте.

Затем, словно пушинку, выдернул стол из-под Снегирева. Федя, дернувшись несколько раз в агонии, затих. Положив блокнот в карман, Павел недовольно глянул на откатившуюся кружку и лужицу разлитого чая.

– М-да, довольно неуклюже получилось.

Задержавшись на пять минут для уничтожения своих следов пребывания, опер с легким сердцем покинул конспиративную квартиру.

Нелегальных приисков оказалось не пять, а семь – новая информация только больше разозлила Чернова. «Столько народа в рабстве держат, уроды, они у меня сдохнут все без исключения», – думал опер, садясь в остановившееся такси. Доехав до улицы со странным названием Рабиновича, 43, наладился в транспортное управление полиции. Спустя пятнадцать минут начальник, подполковник Петин, покончил жизнь самоубийством, выстрелив себе в висок из табельного оружия.