А может, и рано. Что для них, стихийников, прошедшие годы? Но Тьен все равно обещает младшенькому уши надрать, если обидит его воздух.

— Обидишь ее, — бурчит тот.

Но уши руками закрывает на всякий случай.

На третий день получилось встать.

Доковылял до детских спален. У Люка посидел немного. Потом у Клер.

Дошел до кабинета…

— Тебе что-нибудь нужно, пока я тут? — заглянул к нему брат.

— Да. Лента… Ленту чернильную для машинки еще до капсулы хотел заменить. Где-то в шкафах должны быть, я с запасом брал…

— Последняя, — Эйнар тряхнул найденной на полках коробкой. — Держи, я еще раздобуду. Тебе много надо?

— Много.

Чтобы на двадцать семь лет хватило…

«Здравствуй, Софи.

Пишу, чтобы рассказать, что вышло из нашей с Эйнаром задумки…»

Подбирает слова, но, не придумав ничего, печатает как есть:

«…А вышло, мелкая, что муж у тебя — дурак. Причем дурак самонадеянный и безответственный.

Но я усвоил урок и подобной глупости больше не повторю. Пусть все идет своим чередом, а я подожду. Теперь это не так сложно, как поначалу. И я не один.

Нет, друзья и родственники уже не сидят при мне неотлучно. И то, что эти годы вынуждены были бросать дела и менять планы из-за меня — тоже следствие моего эгоизма и безответственности. У меня нет права ничего от них требовать, я не желаю стать обузой. А в моем мире тишины и остановившегося времени, должно быть, не слишком приятно находиться тем, чей удел — жизнь.

Главное, я знаю, что они у меня есть. Обидно только, что понял это лишь сейчас…»

Но ведь понял же.

А жалеть о чем-либо бесполезно. Все, что он может — постараться оставить у них добрую память о себе. И не оставить горьких сожалений.

С последним сложнее, ведь привязываясь сам, он привязывает и их к себе…

«…Кеони пришел. Помнишь, как я переживал из-за него? Сейчас одним поводом для волнений меньше. Ему понадобилось время, чтобы принять мою правду и мою сущность, а еще, думаю, до него дошли слухи о том, что произошло, но все же надеюсь, что решение его проистекает не из сочувствия. Он повзрослел за минувшие годы, прошел обучение в одной из лучших целительских школ Итериана и теперь посвященный целитель. Серьезный такой. И на жизнь глядит не наивными глазенками ребенка, а с толикой здорового скептицизма и, я бы даже сказал, цинизма. В разумных пределах это совсем неплохо, поверь. А Кеони весьма разумен. Но когда вспоминали недавно старые времена, он усмехнулся вдруг и заявил, что все равно считает меня спасителем Итериана. Но эту историю я не успел тебе рассказать, так что шутки ты не оценишь.

Напишу о другом. Это ты оценишь точно!

Помнишь, когда Эйнар решил познакомиться с тобой без моего ведома, а Эсея пыталась ему помешать, он назвал ее своей женой? До сих пор понятия не имею, зачем он это сказал, но сейчас есть основания полагать, что те слова были пророческими. Ну и не могу не отметить, что тоже сыграл определенную роль в развитии их отношений. Довольно пассивную, впрочем: всего лишь изображал труп, который они то по очереди, то вместе охраняли, но все-таки, можно сказать, что поспособствовал их более частому общению.

А быть может, мне просто хочется верить в свою причастность ко всему, что случается у них. К тому же, как брат сказал, ничего между ними еще не решено. Дети стихий вообще не торопятся в подобных делах. Ничего удивительного — у них достаточно времени…»

Итерианцы иначе ощущают время. Холгер тоже говорит об этом, когда приходит.

Их партия еще не окончена, и они снова сидят на террасе и ведут игру, смысл которой, обоим уже понятно, — растянуть ее подольше…

— По сути, срок, установленный Огнем не так уж велик для стихийника, — произносит правитель, задумчиво глядя на доску. — Но ты воспринимаешь течение времени как человек. Это привычка. У тебя много людских привычек. Попробуй избавиться хотя бы от этой одной. Вспомни, что ты — шеар, и посмотри на жизнь и на время, как шеар.

— Боюсь, не получится, — отвечает Тьен. — от некоторых привычек тяжело отказываться.

Он слишком долго убеждал себя в том, что от человека в нем больше, нежели от стихийника, и на свою беду преуспел в этом.

— Тогда попытайся изменить свое отношение к происходящему, — дает новый совет Холгер. — Заполни ожидание тем, что тебе нравится. Пусть каждый день приносит хоть немного радости. Постарайся поверить в то, что не хочешь, чтобы этот срок заканчивался, и годы побегут быстрее: время капризно и часто действует нам назло.

— Спорная теория.

— Проверенная, — роняет негромко правитель. Думает долго, прежде чем сделать ход. В конце концов передвигает на одну клетку офицера, уводя того из-под удара черной пешки, и заканчивает так же тихо, не глядя на Тьена: — Я лишь сейчас получил шанс по-настоящему познакомиться со своим сыном. У меня осталось на это двадцать семь лет. Всего лишь двадцать семь. Время идет слишком быстро…

«Здравствуй.

Снова не писал целый месяц. Прости.

Уезжал из города. Машинку взять с собой не додумался, а писать от руки уже отвык.

Побывал все-таки в Галоре. Впечатления двоякие. С одной стороны, небольшой промышленный городок, грязноватый — все-таки два завода и большой торговый порт. А с другой — богатейшая история, памятники старинной архитектуры, музеи. Храм на южной окраине буквально потряс, а я, поверь, видел немало шедевров зодчества…

…И море, конечно же. Даже застывшее оно прекрасно.

Я привез открытки…»

После Галора — другие города.

Машинку он возит теперь с собой. А открытки, возвращаясь домой, складывает в большой альбом. Если где-то ему особенно понравилось, пишет на обороте для Софи: «Обязательно побывай». Однажды она решит навести порядок в кабинете и найдет этот альбом. Если захочет последовать его совету, сможет себе это позволить…

«…Добрался до столичной библиотеки.

Неделю только с каталогами разбирался. Путаница у них там страшная. Но книг очень много, и самые разные. С дворцовой библиотекой в Итериане не сравнить, конечно, но туда мне теперь путь заказан, а здесь беспрепятственно сижу уже второй месяц. Окопался в секции исторической литературы, читаю, делаю выписки…»

Гости находят его везде.

Подкармливают, развлекают историями из далекого Дивного мира.

С их рассказами приходит запоздалое сожаление, что за годы в Итериане, мало где успел побывать, если того не требовал долг шеара. Завораживающие красотой пейзажи, необыкновенные, рожденные магией растения и животные, волшебные города детей стихий… Те же библиотеки — он и в дворцовой не бывал, чтобы не встретиться лишний раз с Холгером…

— Вот это лучше почитай, — правитель швыряет на стол толстую кипу листов.

Бумага итерианская, тонкая, розоватая, чуть бархатистая на ощупь. Чернила золотые…

— Что это? — интересуется Тьен.

— Подробный протокол последнего собрания совета старейших. Почитай-почитай, интересно узнать твое мнение по одному вопросу.

«…Забавно, пока жил вынужденно в Итериане, сторонился, как мог, всех этих сборищ, на которых разбирают судьбы мира, а сейчас Холгер решил вдруг посвятить меня в тонкости этой кухни. Поначалу я даже заинтересовался, от скуки, видимо, а теперь несказанно рад, что никогда не придется участвовать в этом лично…»

У него еще одно новое увлечение: выискивать хорошие стороны в своем будущем… Вернее, в его отсутствии.

Пунктов набралось уже немало.

Его не ждет новая волна. Не грозит снова видеть дышащие пустотой разрывы, разрушения и смерть.

Не предстоит терять одного за другим близких людей… сначала — людей, а там, могло статься и стихийников. Йонела напугала как-то долгим отсутствием, и Холгер признался, что матери нездоровится. Пусть дети Итериана не страдают от недугов, подобно людям, но к старости подвержены приступам тяжелой слабости. А бабуля, как ни крути, очень стара…