Здесь я слегка покривил душой, казнь Марьям для Руси не зер гут. У Толгат-хана под рукой крупное воинское соединение — факт, который пришлось учитывать.

За столом пировали часа три, затем культурная программа. На первый тур вальса я пригласил Алену.

— Вы прекрасно танцуете, княжна.

— Благодарю вас, Государь, в пансионе нам хорошо давали уроки танцев.

— Аленушка, переселяйся в Кремль, хватит тебе у Сашки на выселках жить.

— Не могу, Государь, грех это, при живой жене нельзя.

— Хорошо, а когда она исчезнет, переедешь?

— Поживем, увидим, Государь — и улыбнулась своей мягкой неповторимой улыбкой.

Несмотря на тяжесть в своей душе, мне от ее улыбки стало легче дышать, появилась реальная надежда на счастливую семейную жизнь. Хорошо, хоть совесть помалкивает, а то совсем хана.

Сев за стол, сказал Аленке:

— Я тебя не тороплю и ни к чему не принуждаю — не имею права. — Твое слово последнее.

— Спасибо, Государь.

Да, любовь такой девушки заслужить большое счастье. Все же меня гложут сомнения — за что ей меня любить, да и старше я ее. Все, не буду морочить себе голову, гулять будем.

В конце пира подозвал слугу.

— Не забудь всем гостям с царского стола угощения при отъезде вручить?

— Сделаем, Государь, не сумлевайся.

В двенадцать ночи закончили, со мной остался лишь Скуратов, да тигры дрыхли за спиной. Мы посидели немного, выпили с устатку мальвазии.

— Семен, на следующей неделе я поеду в Уфу, ты остаешься. — Присмотри за оружейкой, Юрий с Никитой начнут ее восстанавливать. — Напряги их на основное, государству нужны деньги, пусть ищут заготовки и штампы, да найдут немца художника Франца Бергера.

— Сделаю, Владимир.

— К Толгат-хану дочь отвезу, заодно озадачу монастырь построить. — Обязательно вытащу Карчи, хватит ему в тенечке торчать — он мне здесь нужен. — Работы непочатый край.

— Эт точно, командир, кстати, вы с Аленкой такая красивая пара, глаз не оторвать.

— Да будет тебе.

На этом тяжелый день закончился. В трудах и заботах время летело незаметно — прошла неделя.

С утра запрягли лошадок в карету — я решил посетить ближайшие деревни. Картина поразительная, подворья голые, ни живности, ни птицы. Спрашиваю старосту — куда все подевалось?

— Мытари все забрали в счет долгов.

— Сколько сейчас ваш налог.

— Дык, почитай все и отдаем девять-десятых, сейчас лето — хорошо, лебеду варим, скоро грибы, ягоды пойдут.

Я выматерился про себя, вот же суки драные, до чего народ довели.

— Василий, пиши указ — все прежние налоги отменить, с крестьян брать натуральный налог по осени, размер — пятьдесят процентов. — По таможне — десять процентов от стоимости товара. — Приедем домой подробно поработаем по всем налогам. — Староста, вот тебе двадцать рублев серебром, живность купите и семян разных, картошку не забудьте.

Василий сунул деньги очумевшему мужику, и мы понеслись дальше. На сегодня запланировано посетить семь деревень — в четырех уже побывали и картина один в один. Я уже устал зубами скрипеть. Вот б…ди доруководились, люди лебеду едят.

Несмотря на последующие выходные, вызвал в Кремль канцелярию в полном составе — потребовал отчет за последние пятнадцать лет. Мой приказ для них оказался шоком, они не смогли предоставить конкретных документов, грубо говоря, расход-приход отсутствовал.

— И что с вами делать, отправить всех на виселицу? — Наверное, это будет правильное решение.

После моих слов несколько чернильных душ упали с лавок в обморок. В воздухе нехорошо запахло. Начальник канцелярии Шпак с мордой сушеной воблы, проблеял, дескать, за короткое время все бумаги найдутся и отчет будет предоставлен.

— Даю вам три дня, иначе веревка. — Пошли вон.

Вызвал Семена.

— Сеня, мне нужно смотаться к Людмиле в 2028 год по делу. — Не корчь рожу, отставить смешки. — Оттуда притащу золота, серебра и меди — монету станем чеканить. — Кстати, напиши заявление о разводе, по пути в ЗАГС закину.

Скуратов тут же уселся строчить бумагу.

В воскресенье объявил Василию:

— С субботы до пятницы у дома Сашки Кота, должна дежурить крытая повозка с возницей и двумя конными гвардейцами. — Я отлучусь на неделю по делу.

Все это мелочи — я не мог решить главную проблему — тигры. Они не отходили от меня ни на шаг. Уговаривал их часа два, без толку. Пришлось подключать Аленку.

— Сделай с ними что-нибудь — взмолился я. — Нельзя мне никого с собой брать, лишний вес ни к чему.

— Далеко ли собрался, Государь?

— Ай, через неделю буду. — Аленушка, придержи их на минуту дома.

— Попробую.

Я собрался и на боевом режиме выскочил из дома. У забора оружейки остановился. Включил хронопередатчик, вспышка в глазах — я на месте.

Военный аэродром, дежурный самолет — через полчаса я выходил из черного лимузина, перед Императорской дачей. В руках держал букет роз, купленный по пути.

Вставшего на пути охранника смел рукой и побежал по песчаной дорожке на чьи-то голоса, раздававшиеся в глубине посадок. На лужайке, в тени от натянутого тента сидела Людмила, читавшая книгу моему маленькому сыну Александру. У меня вдруг ослабли ноги. Вот уж не вовремя. Я подошел к ним и рухнул рядом — ноги не держали.

— Здравствуйте, родные мои.

Букет рассыпался у Людмилиных ног, она, молча, смотрела на меня и только слезинки капали из ее прекрасных глаз.

— Прости меня, не мог раньше вырваться.

— Мама, это папа?

— Да, сынок, наш папа приехал.

Я сгреб их в охапку, поцеловал и не мог сказать ни слова — спазм перехватил горло.

— Я знала, ты вернешься, мы тебя так ждали.

— Не плачь, родная, ведь все обошлось, у нас с Семеном хронопередатчик не сработал — угодили в сорок первый год, начало войны. — Пока выбрались из Белоруссии к своим, а перед этим нас закинуло в 1980 год. — Один плюс, своих родных проведали.

— Что же мы сидим, пойдем, я тебя буду кормить.

— Папа, пойдем, мама так вкусно готовит.

— Пойдем, сынок, а где твой белый тигр?

— А вот он, в тенечке спит.

— И как его зовут?

— Сынок — бесхитростно ответил сынишка.

Я только захлопал глазами. Людмила отрицательно помотала головой.

— Я здесь не причем, он сам назвал.

— Папа, а хочешь, я вас познакомлю.

— Да я непротив.

Мальчуган подбежал к тигру и растормошил его. Тигр, увидев меня, сделал большие глаза, затем молчком прыгнул и вот он передо мной. Я с интересом за ним наблюдал. Стоило ему унюхать мой запах, все, его агрессивность исчезла — я пах родителями.

— Ну, здравствуй, Сынок, сын Сынка, тебе привет от папы с мамой.

Белый малыш, ростом с лошадь, доверчиво дал мне лапу.

— Папа, он тебя сразу признал, вот здорово.

— Ничего удивительного, Саша, я его родителей очень хорошо знаю.

— Мужчины, хватит разговоры разговаривать, марш мыть руки и за стол.

— Слушаем и повинуемся, госпожа, — я поклонился на восточный манер.

Александр смотрел на меня огромными глазами, потом спросил:

— Ты так маму боишься?

— Не боюсь, а люблю и уважаю.

Обедали на летней веранде — горничная поставила блюда на стол и Людмила ее отпустила.

— Кушайте, ребятки.

Сынишка вместе с тигром уплетали за обе щеки, а мы сидели молча и смотрели друг на друга.

— Папа, мама, так нечестно, одни мы с Сынком кушаем, а вы только смотрите.

— Я, сына, очень долго не видел маму, вот и смотрю, любуюсь — она у нас такая красавица.

— А долго, это сколько?

— Пятнадцать лет, сынок.

— Не понимаю.

— Видишь ли, я сейчас живу в прошлом, в тринадцатом веке, время там течет по-другому — в пять раз быстрее.

Санька, открыл рот.

— Разве так бывает.

— Да, сына, бывает.

— Кушайте немедленно, все остынет.

— Слушаюсь, Ваше величество.

Я ел и не ощущал вкуса, того что ем. Расцвела моя женушка, а муженька вечно где-то черти носят, тяжело ей бедной. Хреновый с меня муж, надо честно признать.