— Гейнц, я оставлю вас на прежней должности — относительно обслуги подумайте, кого можно оставить, мне прежние любимчики не нужны и вообще сократите личных слуг. — Надеюсь, одного дня вам хватит.

Гейнц поклонился.

— Все сделайт, Государ.

— Да, Гейнц, последний вопрос — где живет Митрич?

Получив адрес, отправил по нему гонца с приказом доставить хозяина вежливо, с обхождением.

Через час я обнимал Митрича в той же беседке. Старик разохался и прослезился.

— Митрич, пенсию получаешь?

— Нет, батюшка, денег нет в казне, да не я один такой. — Хорошо копеечки откладывал, на то и живу со старухой.

— Ничего, Митрич, скоро казна тебе все вернет, не сомневайся. — Ты мне скажи, куда делся мой адъютант Василий и где мои телохранители с охраной?

— Дык, батюшка, Василий в канцелярии служит, а Петр с Федором и охраной в гвардию отправлены чай.

— Ага, так значит.

— Митрич, расскажи, что тут у вас происходило?

На свою голову спросил.

Митрич бесхитростно вывалил на меня весь ушат грязи. Ну, а чего его попросили, он и ответил.

— Да уж, ну вы тут погуляли. — Ладно, Митрич, пойдем, посидим за столом, выпьем по случаю моего возвращения.

Минеры свою работу закончили, старший доложил:

— Сто шестьдесят две мины обезвредили, Государь.

— Где стояли?

— Во всем зале, по периметру, обе царские спальни и подходы к ним.

— Во дворе ничего не нашли?

— Нет, государь, все чисто.

— Тогда грузите мины на подводы и в арсенал полка. — Благодарю за службу.

— Рады стараться, Ваше Величество — рявкнули гвардейцы и, печатая шаг, двинулись к подводам.

— Пойдем, Митрич.

За столом сидела небольшая компания — девять человек и два тигра. Ярослав со своими тысяцкими, мы с Семеном и Митрич. Сынок с Малышкой уселись сзади меня по обе стороны. Я велел слуге принести два больших куска говядины. Зверушки дружно зачавкали за моей спиной, потом синхронно лизнули в обе щеки и улеглись рядом.

— Никак не избавятся от дурной привычки лизаться — машинально подумал я, обтирая себя салфеткой.

— Други мои, выпьем за нашу Россию, за нашу любимую Родину.

Зазвенели кубки, раздалось троекратное ура. Сидели долго, много интересного узнал — разошлись к утру.

На другой день встал поздно, ближе к одиннадцати. Внутренне взбодрил организм, удалил остатки алкоголя из крови и оделся. Тигры сидели у кровати — сейчас пойдем завтракать. Позвонил, приказал слуге помыться и побриться.

— Утро доброе, Государь, пожалуйте за мной.

— Ого, туалет зимний, а тут и ванна есть, ишь ты — цивилизация. Туалет, бритье, завтрак — в таком порядке началось утро.

Через слугу вызвал Гейнца.

— Гейнц, пригласи всех слуг сюда в трапезную, произведем отбор.

Из всей толпы выбрал сорок человек, остальных отпустил, объявив, чтобы за расчетом явились через месяц.

— Гейнц, кто вел финансы?

— Боярин Кульчицкий, Государь.

— Поляк?

— Так точно, Государь.

— Понятненько, навестим его в тюрьме, но позже. — Гейнц, позови любого гвардейца.

Прибежавшему воину дал задание, найти Василия и направить его к тюрьме. А сейчас самая неприятная процедура — предстоит глянуть в сущность сына.

Спустился в подвал — дверь открыл старший наряда. На охрапке соломы лежал узник, вдоль и поперек укутанный цепями. Он сел, повернул лицо в мою сторону, глаза его закрывала кожаная полоса — ее одели по моему приказу. Не хватало мне сеансов гипноза над часовыми.

— Кто здесь?

— Твой бывший отец.

Больше мы не проронили ни слова. Он пытался поставить мысленный блок, но так неумело. Я узнал все, про все несбывшиеся мечты и все преступления.

— Завтра ты умрешь, прощай — я вышел из камеры, поймал бегущего слугу.

— Чарку водки и моченое яблоко сюда.

Слуга метнулся в сторону, но объявился вскоре с подносом. Выпил, немного полегчало.

— Черти-что, вроде рос послушным, ласковым мальчиком, а вырос полным моральным уродом, сбой в генах или дурное воспитание? — Сейчас до истины не докопаешься — плюнул и поехал в сопровождении десятка гвардейцев в тюрьму.

У острога топтался Василий, увидев меня, пал на колени, колотясь лбом о землю. Пришлось придержать.

— Вася, разве можно так башкой колотиться, она для другого нужна. — Поднимайся.

— Государь, наконец, ты вернулся, есть Бог на земле, есть. — Мы все молились о твоем здоровье и возвращении, услышал Господь наши молитвы.

Василий смахнул набежавшую слезу. Я обнял его за плечи.

— Пойдешь ко мне снова в адъютанты?

— Да я, да мне…

— Значит согласен.

Вместо ответа он опять бухнулся на колени с поклонами.

— Все перестань, ты ведь знаешь, не люблю я этого.

— От радости, царь-батюшка, токмо от радости.

— Бумага с пером есть?

— Все с собой, Государь. — В тюрьме допросы станут учинять, когда скажу, запишешь.

— Все сполню, Государь.

— Пошли.

Трехэтажное здание тюрьмы было переполнено — первый этаж находился в подвале. В помещении размещалось четыре общие камеры и двадцать одиночных. Скуратов с утра потрошил арестованных. Я занялся поляками. В результате троих отпустил — не виновны, свой достаток добыли честным трудом, торговлей. Единственное, обязал их в трехлетний срок рассчитаться с казной за подаренные им дома. Остальные четверо по уши замаранные, вердикт один — высшая мера с конфискацией.

Василий, добросовестно записывал показания ляхов.

— Вася, сейчас перерыв, а ты мчись к Тарасу Невдобе и пригласи сюда от моего имени, поговорить с ним надо.

Пока он мотался, мы с Семеном попили холодного кваску. Первым прискакал Невдоба. Видно, что хитрый хохол, искренне рад мне.

— Тарас, хватит кувыркаться в коленях. — У тебя как дома, все в порядке?

— Да, слава Богу, Государь.

— Ну и добре. — Тарас, занимай опять должность коменданта.

Невдоба к моему удивлению не запрыгал от радости, стал мяться, бурчать чего-то под нос.

— Не понял? — В чем проблема?

— Дык, староват вроде стал.

— Не дури, Тарас, пока больше некому. — Принимай город, а если захочешь уйти, готовь смену — найди подходящего человека. — Василий, пиши указ — с сего дня Тарас Невдоба — комендант Казани. — Давай подпишу и печать поставлю. — Сейчас поляка притащат, что служил комендантом — у него дела примешь.

С тем и вышли из помещения.

В допросной коррупционеры — сегодня мне предстояло допросить не менее четырнадцати человек. Впрочем, Семену не меньше. Тигров я разделил Малышку отправил Скуратову, резонно рассудив, что присутствие такой зверюги быстрей развяжет языки мздоимцев.

Вечером, сидя за ужином, Семен жаловался:

— Мне бесплатно молоко нужно давать, после общения с такими мерзавцами.

— Пей, сейчас прикажу, принесут.

Он замахал руками:

— Да я образно говорю. — Командир, извини за вопрос, что с сыном делать будешь?

— Высшая мера, а что я должен с убийцей делать? — Народ меня не поймет и будет прав. — Перед законом все равны, Семен, ты это прекрасно знаешь. — Наливай.

Выпили вина.

— Теперь спать, завтра тяжелый день.

С утра глашатаи орали по всем центральным улицам о казни татей и воров. Казнь назначили в двенадцать часов дня. Народ стал собираться на главной площади рано, часа за три до начала. На эшафоте, обтянутом красной материей лежала большая колода с воткнутым в нее топором. Палач в маске уже прохаживался возле нее, отдавая приказания двум подмастерьям.

За полчаса до начала казней я поднялся на эшафот и обратился к горожанам с речью. Кратко сказал, но емко. Объяснил за какие прегрешения повесят тридцать преступников, а одному отрубят голову. И прилюдно отрекся от сына.

Толпа, пораженная известием, притихла. Здесь же вышел глашатай и объявил.

— За большие и ратные заслуги перед Русью и лично перед Государем Владимиром I, царем Всея Руси и прочих ханств, Семен Скуратов награждается титулом князя.

— Семен, иди сюда, встань на одно колено.