Эту баньку с санаторской не сравнить, да и что за баня, сложенная из кирпича, так баловство одно. Попарившись березовыми вениками, для контраста ныряли в сугроб — хорошо ешкин кот.

Сидя в предбаннике и потягивая холодный квас, Скуратов глубокомысленно изрекал — ванна, просто издевательство над организмом, примитивное размазывание грязи и больше ничего.

— Согласен, камрад.

После нас, в баню пошли девушки. Пока они мылись, я кратенько посвятил Семена в историю с Людмилой. Заявил что не отстану от нее, пока не выведаю, с помощью каких приемов и методов, она трамбовала нами пол. — Ты с ней осторожней, командир, тебя ждут на Родине.

— Не учи ученого.

Наши дамы, быстро делать ничего не умеют — выкатились из бани через полтора часа.

Мы успели переделать кучу дел — покалякали со сторожем за жизнь, покормили щенков и выпили бутылку коньяка под лимон. Не дав барышням млеть после бани, запрягли в работу — готовить праздничный стол, а сами удалились — порешать важные проблемы.

Мы, завернувшись в тулупы, хорошо подремали с часик, затем нас разбудили разгневанные девчонки, предъявив необоснованные и смехотворные претензии.

Пришлось слегка рыкнуть — угомонились, сели за стол.

Славно посидели, Семен достал гитару и изобразил маленький концерт. Странно, но у девушек глаза на лоб полезли, чего они?

Выяснили, одна таких еще не слышала, другая не успела — у них эти песни давно забыли.

— Значит вам здорово повезло, слушайте и запоминайте — вынес я свой вердикт.

Я закончил песню. Наступило молчание, первой его нарушила Аня:

— Вы так хорошо спели, спасибо вам. — Песня о нашей войне с фашистами?

— Да. Анечка, и закончится она в мае сорок пятого года. Или чуть раньше, но только между нами, государственная тайна — и я приложил палец к губам.

— Семен, бери гитару, спой что-нибудь.

Он не нашел ничего лучшего как провякать песню московских тунеядцев.

Коллектив развеселился, я включил здоровенный ящик под названием «Телефункен», поймал на волне приличную музыку и объявил танцы.

Угомонились под вечер, разбрелись по комнатам, щенята почему-то увязались за нами. Впрочем, они шебуршились недолго, скоро заснули, улегшись на коврик в углу. Пока с ними возился, Колокольчик уже устроилась на кровати, кинув на свое обнаженное тело, кусок одеяла.

— Нет, всякие вопросы подождут, на такое тело невозможно смотреть спокойно — и я, рыча от возбуждения, кинулся к ней, не обращая внимания на притворный писк.

До сих пор удивляюсь, почему не развалилась кровать. Три часа безумного секса вымотали меня, а девчонке хоть бы что.

— Ты устала, милая? — с тайной надеждой спросил я.

— Нет, конечно, только вошла во вкус, с тобой все в порядке, дорогой?

— Вот зараза, ничего ее не берет.

Успокаивающе погладил ненаглядную, вернее сказать неугомонную и, приткнувшись к ее животу, заснул — организм отрубился.

Проснулся рано утром и побрел на кухню попить. В зале обнаружил Семена, забравшегося с ногами на кресло, с фужером в руках.

— Что, старый алкоголик, похмеляешься?

— Никак нет, Ваше Величество. Лимонад-с потребляем-с.

— Хорошее дело, только квас лучше.

Нашел нужную емкость и устроился в кресле напротив. Посидели, попили, поднабрались сил, да разбрелись по своим норкам.

Девушка при моем появлении открыла блестящий карий глаз и спросила:

— Где ты шляешься, бросил меня одну.

— Ты не одна, ты с собачками, а я тебе кваску принес.

Она с подозрением посмотрела на меня:

— Чего это ты такой добрый с утра?

Я несколько фальшиво хихикнул:

— Для тебя, радость моя все сделаю.

— Напрмер.

— Ну могу вдобавок лимонаду принести.

За свои героическое намерения получил подушкой по уху.

— Агрессию нужно срочно подавить в корне.

В тот же миг она оказалась в моих объятиях, раздался писк:

— Это не честно.

— Ага, а подушкой по голове, честно?

Перепирания резко оборвались, да и трудновато их продолжать — губы заняты страстным поцелуем.

Бедра девушки раздвинулись, раскрылся бутон удовольствий и я вошел в него весь, до конца, очнулся от тряски всего организма и пика высочайшего наслаждения, подо мной стонала Людмила. А когда успокоились, вдруг неожиданно заявила:

— Какой ты нехороший человек.

— Окстись, лапочка, неужель я такой?

— Да, нехороший, ты развил у меня идиосинкразию на остальных мужчин.

— Хочешь сказать, никто, кроме меня тебе не нужен?

— Да, и как мне с этим жить?

— Не переживай, время все лечит.

— Ты думаешь?

— Я уверен — и поцеловал ее в красивую грудь. — Все хотел тебя спросить, что за медальон висит на твоей красивой шейке.

— Оптический преобразователь, видишь у него камни в центре с двух сторон?

— Бриллиант и рубин.

— Нажимаешь на бриллиант и прикладываешь медальон к виску. — По твоему воображаемому образу или фотографии, он создает нужный тебе внешний вид.

— А рубин для чего?

— Нажмешь на рубин, станешь невидимым, повторное нажатие отключает аппарат.

— Ух ты, нам в хозяйстве сгодился бы.

— Будешь себя хорошо вести — подарю.

— Да мы завсегда готовы вам-с угодить, салфет ее светлости — пытаясь изобразить поклон, сидя на кровати, протянул девушке полотенце.

— Ну почему ты такой несерьезный. — Между прочим, после окончания трахательно-сексуального секретного эксперимента — ты отправляешься со мной, Орден тобой интересуется.

— Ничего не получится, голубушка, меня в тринадцатом веке ждут, государство бесхозное.

Людмила гневно засверкала глазищами.

— И не надо на меня так смотреть, я тебя тоже очень люблю. — Пойми, мое долгое отсутствие наверняка негативно сказалось на моей стране.

Девушка резко себя осадила, словно знала о моих будущих неприятностях.

— Людочка, за год я разберусь с делами и тогда прошу за мной. — Тем более у вас и месяц не пройдет.

Она обняла меня и посмотрела долгим сочувствующим взглядом.

Ничего конкретного из нее вытрясти не удалось, отговорилась недостаточными историческим данными. По поводу рукопашки, результат такой же — ноль. На все мои попытки узнать правду, ответ один — через год узнаешь.

— Вредина.

Пришлось отстать, тем более угроза с ее стороны прозвучала нешуточная — пообещала, мягко говоря, затрахать до потери пульса.