Я рассчитывал, что радиослужбы НКВД прочесывают эфир днем и ночью и мое обращение открытым текстом, засекут всяко разно. Пленник доложил — можно выходить в эфир.

Я взял микрофон и коротенько озвучил наши достижения.

— Внимание, внимание — говорит Хан. — Я обращаюсь к Судоплатову Павлу Анатольевичу. Мной и группой товарищей в 2 часа 30 минут 28 августа 1941 года уничтожен 2-й танковый полк, 7-й дивизии 3-й танковой армии, переброшенный из Франции в Белоруссию, на станцию Орша. Личный состав полка и вспомогательные части в количестве тысячи ста двадцати человек ликвидированы, сожжено шестьдесят четыре танка, тридцать автозаправщиков, двадцать мотоциклов, минометы, пулеметы и пять противотанковых орудий. На достигнутом не остановимся, ждите наших сообщений, Павел Анатольевич. До свидания, Хан со товарищами.

— Семен, привяжи хорошенько сего гаврика и пошли уничтожать фрицевское имущество.

В начале, мы выбрали себе средство передвижения в мотострелковым батальоне — легкобронированный автомобиль разведки, с четырьмя ведущими колесами и пулеметом MG34.

Нашли полные наливники — я уселся за руль — Скуратов оседлал цистерну со шлангом в руках. Я ездил между танками, а Семен поливал их синтетическим бензином, затем сменили машину и занялись другими подразделениями. Горело хорошо, мы поснимали друг друга, зафиксировали так сказать сам факт.

Уже при отъезде на немецкой таратайке ослышались взрывы — бах, бах — рвались боеукладки в танках. Затем звук раздираемой материи, — тррах — пулеметные патроны, через полкилометра рвануло так, думал нашу машинешку перевернет — бахнул склад боеприпасов.

Подскочили к Pz-III — будем прощаться.

— Кремер, твоего полка больше нет и мой тебе совет — сдайся в плен, целей будешь. — Адольф допустил в своей жизни одну фатальную ошибку — напал на Советский Союз. — В мае сорок пятого Германия капитулирует, а Гитлер покончит собой, так что соображай.

Мы связали ему только руки — при большом желании развяжется.

Пока ехали на восточную окраину станции, дорогу нам освещало пламя огромного пожара за спиной.

— Неплохо мы приложили фрицев, фейсом о тэйбл, ой етит твою двадцать, опять блевать потянуло — за дорогу четвертый раз останавливаемся. — То Семен, то я травим, ну дак после такой резни, понятное дело.

По большой дуге, обогнув Оршу, выехали на окраину. Высмотрели солидный дом с большим сараем под машину, разбудили хозяйку — молодицу лет двадцати. На ломаном русском языке объяснили — встанем на постой дня на четыре. Она безропотно выделила большую комнату с отдельным входом, двумя пышными кроватями, с горой подушек и огромным платяным шкафом. Посреди комнаты стоял стол, покрытый белой скатертью с красивой вышивкой — убранство комнаты, я разглядел утром, а ночью мы рухнули спать.

Проснувшись, почувствовал такой дикий голод, даже желудок скрутило — с соседней кровати раздался стон Скуратова:

— Исть хочу, не дай сдохнуть с голода, командир.

— Потерпи, сам такой.

Залез в рюкзак, вытащил новый танковый комбинезон — оделся и поспешил к хозяйке. Представился ей по документам, я Генрих Притвиц, а Семен — Ганс Хот — оба в капитанском чине. Хозяйку звали Зоя Янкевич, мужа забрали в армию — известий от него не поступало. Они женились оказывается недавно, в начале июня, ладом и пожить не успели — хозяйка всхлипнула.

— Ну, найн плакат, все карашо фройляйн Зоя. — Мы с камратом Гансом отшен эссен, кушат. — Мы вам заплатим — и сунул ей в руки три сотни рейхсмарок. — Нам нужно много мясо — ферштейн?

Зоя понятливо закивала головой.

После утреннего туалета, вернулся в нашу комнату — Сеня добивал пятую банку тушенки, довольно урча, орудовал десантным ножом. Дурной пример заразителен — тоже ухватился за тушенку, терпеть голод нет мочи. Немного стало легче, после шестой банки.

— Ожил, оккупант?

— Так точно, Ваше Величество.

— Вольно. — Вот что, камрад, нам придется менять документы и одежку.

— Зачем, начальник?

Меченые мы, усек — фрицы сейчас такой хай поднимут, вплоть до усиления патрулей и тщательных проверок документов, гестапо все в округе перевернет.

— Тогда чего сидим, кого ждем, уматывать нужно, пока не накрыли.

— Сбежать всегда успеем, есть у меня одна мысля — дельце провернем завтра, а сегодня отъедаться и отдыхать.

— Как прикажете, господин капитан.

Скуратов в одних трусах пытался отдать мне честь, но потом спохватился — чего к пустой башке руку прикладывать. Зоя умчалась на базар, а мы занялись заляпанным камуфляжем — кинули в корыто, стоявшее у крыльца и залили холодной водой.

Хозяйка вернулась через час — привезла на нанятой телеге молодую свинюшку. Сеня радостно заверещав, схватился за тушу с таким видом, думал он ее в сыром виде загрызет, но нет, стал шустро разделывать тушу, найденным в сарае топором. Оглянулся не успели, а Скуратов вовсю шуровал на кухне — жарил свинину. Съев оба окорока свинюшки и выпив по стакану чая, упали на свои кровати и дрыхли весь день.

Правы древние, утверждавшие — сон — это здоровье, вечером окончательно пришли в себя, отдохнули. Сполоснулись в душе, переоделись. Наша хозяйка приготовила отличный ужин — мы выставили три бутылки коньяка. Зазвучал патефон, незаметно за столом появилась соседка Зои — Ядвига Тышкевич, полячка. Семен, вдруг сделал охотничью стойку, хотя соседка на мордашку, ничего особенного.

Ужин удался на славу, попили, потанцевали — Семен с Ядвигой, ближе к одиннадцати исчезли. Посидев немного, отправился спать. Заснуть не дала Зоя — ящеркой скользнула под одеяло, с тонким намеком — она была голой. Прогонять молодую женщину неудобно, думаю пусть полежит, погреется. Грелось до утра, просила остаться месяца на два, на три. Продрал глаза только в двенадцать — сна не помнил, в голове одно слова — Гродно.

Я точно знал — наша ближайшая цель — Гродно, надеюсь появится подсказка кого и чего там искать. На кровати, у противоположной стены зашебуршилось — с подушки поднялась всклоченная голова Скуратова.

— Явление Казановы народу, доброе утро, бабник.

Семен, молча, уселся на кровать и задумчиво уставился в окно.

— Ну и чего мы молчим, делись впечатлениями.

— Здорово, командир — помолчал и с очень серьезной мордой заявил: — В Белоруссии тоже встречаются интересные женщины — глазки маленькие, ушки красненькие, жопка шершавая — валькирия.

— Ага, мечта поэта — поддакнул я.

Мы погоготали, настроение и психологическое состояние коллектива в норме.

— Семен, сегодня вечером на машине отправимся за одеждой, нам крупные эссэманы нужны. — Завтра дальняя дорога — пункт назначения Гродно.

— Партия сказала надо, народ ответил — есть — пробурчал Семен, одеваясь.

День незаметно прошел в сборах в дорогу, к вечеру, закинув пару лопат в автомобиль выехали со двора.

Улицу на которой жила Зоя, смело можно называть липовой — деревья росли по обе стороны, источая непередаваемый аромат. Через некоторое время подъехали к выезду из городка — дорогу нам преградил свежеокрашенный шлагбаум. За ним, по краям дороги стояли два тяжелых мотоцикла BMW с пулеметами MG-34 на коляске. Четверо гансов в эссэсовской форме ошивались рядом — двое из них подходили под наши габариты. Вышли из машины и вместо приветствия убили фрицев на месте — два удара в горло, два трупа. Скуратов синхронно завалил своих.

В ближайшем леске зарыли патрульных, предварительно избавив двоих от мундиров. Приехав домой, отдали трофеи Зое постирать — со строгим наказом держать язык за зубами.

На другой день, в десять утра попрощавшись с хозяйкой и взяв у нее запас продуктов, отчалили.

Самое неприятное здесь — это скорость передвижения, наш шедевр немецкого автопрома еле-еле достигал 65 км/час, да и то с горки.

С горем пополам в сумерках добрались до Борисова. Ночевали не заезжая в город, в копне сена — отлично выспались. Позавтракав, избавились от лишнего барахла — зарыли офицерские мундиры с комбезами.