– Начальник охраны Гусейн слушает тебя, Светлый хан.

– Гусейн, выдай десять плетей Тахиру, но по заднице не бей, ему тумен в бой вести – исполняй.

Послышались смачные удары. Я вас приучу к дисциплине, дети степей, мать вашу.

– Крут ты, батюшка, – вякнул Скуратов, а шаман подмигнул левым глазом.

– К сожалению, по-другому вы не понимаете, – я в сердцах плюнул на настил вышки.

Во всю свою трехсотваттную мощь колонки выдали мою искреннюю приветственную речь:

– Я, хан Владимир, повелитель Булгарии и Половецкого ханства, клянусь: вся ваша шакалья Орда сдохнет сегодня на этом поле. Ваша смерть – предупреждение всем, кто осмелится напасть на Святую Русь. А вашему Батыю я лично отрублю башку. Я все сказал.

Наступила полнейшая тишина, только звякнули чьи-то ножны о стремя в передних рядах конницы.

Речь я толкнул на татарском, изучил за два года. Монголы ответили ревом и визгом, когда до них дошел смысл сказанного.

– Вот и ладушки, мое дело предупредить о последствиях.

Все шло по плану – из колонок грянул марш «Прощание славянки». До конца кассеты записаны военные марши и ничего более.

– Владимир, под такую музыку мы Орду в гранулы переработаем. Кстати, где твой именной флаг.

– Василий, флаг.

Адъютант схватился за голову, скатился с вышки и уже через пару минут с пыхтением устанавливал алый стяг с мордой Сынка.

Отгремел первый марш, наступила трехминутная пауза – я специально делал пропуски в записи.

Наши тумены и монгольская Орда застыли в некотором обалдении.

– Василий, первый сигнал.

Полетела стрела, оставляя дымный след. Наша конница одним рывком преодолела ранее оговоренные триста метров. Дрогнула земля – монголы тоже переместились вперед. Два огромных войска застыли друг перед другом. Вдруг неприятельские ряды расступились, и через проходы вражеские нукеры выкатили десять пушчонок на маленьких колесиках. В бинокль определил – мортиры с калибром не более сорока-пятидесяти миллиметров. Мы с Семеном недоуменно переглянулись. Насколько я помнил историю, на Руси пушки и прочий огнестрел появился в конце четырнадцатого века.

– Интересно, где монголы пушки скоммуниздили?

– Наверное, у китайцев, больше не у кого.

Тем временем расчеты суетились у пушек, с ухмылкой поглядывая в нашу сторону.

– Ню, ню, удивите нас. Карчи испрыгался на вышке:

– Хан, почему мы не стреляем, ну почему?

– Карчи, не прыгай, как блоха, самое интересное пропустишь.

Наконец артиллерия противника произвела нестройный залп. Пушки заволокло дымом, монголы радостно завизжали, молотя саблями о щиты.

Рано радовались, ядра, пролетев метров триста, покатились по траве.

– Таки не впечатлило. Василий, три девятки.

Адъютант подскочил к радисту – тот забубнил в микрофон. В воздух полетели три стрелы с дымящейся паклей. После «артналета» монголы по традиции собрались выпустить легкую конницу и засыпать нас стрелами. Опоздали, ребята. Не успели наши стрелы долететь до земли захлопали минометы. С первого залпа они накрыли хлипкую артиллерию противника. Большинство мортир лежало кверху колесами – две разорвало удачным попаданием мин. Обслуга полегла рядом – второй залп они сделать не успели. Завыли монгольские трубы, колыхнулись бунчуки – легкая конница пошла в атаку, не меньше трех туменов. Началось. Зарокотали пулеметы, они методично выкашивали несущуюся ораву всадников. Шестьсот метров для КПВ – практически стрельба в упор и восемьдесят пулеметов, поставленные по всей ширине поля, запели свою песню смерти. За короткое время КПВ перемололи всех атакующих в фарш. Шаман, свесившись с перил, блевал. К массовому убийству людей нормальный человек никогда не сможет привыкнуть.

– Прекратить огонь! – радист прильнул к микрофону. – Передай минометчикам: перенести огонь в глубину вражеского войска.

Пулеметы замолчали, а минометчики, сделав залп, доложили: расстояние великовато.

– Минометы убрать! Минометчики на повозках юркнули в наш тыл.

Над равниной раздался многоголосый волчий вой – тяжелая конница монголов пошла в атаку. Вышка ощутимо подрагивала. Конница шла, быстро набирая скорость – в атаке участвовало сорок тысяч всадников. Шли красиво. Победно развевались бунчуки и знамена, в глазах рябило от разноцветья халатов. Монголы с диким визгом скакали в атаку, казалось, такую лавину ничто не остановит. Первые ряды достигли отметки четыреста метров – пора.

– Огонь!

Настал час, которого я так долго ждал, КПВ валил конницу по всему фронту.

– Да, плохо без сменных стволов, раньше надо было думать!.. – обрывки мыслей путались у меня в голове.

Я толкнул Семена:

– Ты чувствуешь исторический момент?

– А то! – промычал он. Приходилось буквально кричать, иначе было не слышно собеседника, такой грохот и шум стоял на поле брани. Пулеметные очереди пробивали по несколько монголов сразу, а то и разрезали их пополам. Стоявшие неподалеку русские ратники нещадно крестились, сдерживая всхрапывающих лошадей. Хоть и предупреждал заранее, но многие дружинники были не в себе, мои гвардейцы предусмотрительно заткнули уши кусочками войлока. Монголы с упорством, достойным уважения, накатывали волна за волной на четырехсотметровый рубеж. Трупы людей и лошадей образовали два вала, всю равнину перед нами залило кровью. Полсотни всадников чудом прорвались через огненный шквал, безумно вопя, понеслись на пулеметы. Длинная очередь вычеркнула невменяемых монголов из списков живых. Лошадей и всадников просто порубило на кровавые куски.

Самая грязная работа по жизни – война. Я более чем уверен, если иной писатель написал свое произведение о войне честно, не приукрашивая и, главное, не замалчивая факты, то редактор любого издательства не договор бы с ним заключил, а постарался упрятать в сумасшедший дом. Те, кто прошел через пекло боевых действий, вряд ли озвучат ее мерзостную изнанку. Наверное человек так устроен – старается из жизненного печального багажа вспоминать только хорошее. Впрочем, я не вовремя отвлекся.

От тяжелой конницы монголов остался пшик – в наличии не более тумена. Оглохнув от какофонии битвы, глянул на часы: не может быть. Прошел час, а по внутреннему ощущению, все пять. Да когда же они перестанут атаковать? У нас ведь пулеметы заклинит. Как в воду глядел – вражеская конница отхлынула.

– Василий, прекратить огонь!

Пулеметы смолкли, от наступившей тишины я оглох окончательно.

– Радист, связь с минометчиками. Пусть выдвинутся на триста метров – и по пять выстрелов по неприятелю, а затем вернутся на старые позиции.

Василий, передай темникам ногайцев: в завале перед нашим войском расчистить двадцать широких проходов.

Ногайцы копошились, как муравьи, и через полчаса басмач-темник доложил о выполнении задания. Минометчики отстрелялись, я послал их на фланги, там они нужнее.

– Хакке, пулеметные расчеты вперед, пусть пройдут завалы и откроют огонь на поражение.

Повозки рванули внутрь вала из мешанины всадников и лошадей. За валом наши тачанки развернулись, и пошла ураганная стрельба. КПВ ревели рассерженными носорогами. Через несколько минут башкирские темники сообщили – их атакуют.

Акт второй: враг пытается вырваться из окружения. Пулеметы на флангах открыли стрельбу. От наших пулеметчиков пошли доклады о выходе из строя нескольких КПВ, видимо, перегрелись.

– Хакке, микрофон. Всем пулеметным расчетам по фронту очистить дорогу для конницы. Внимание, говорит хан Владимир. Тимоня, ты слышишь меня?

Половецкий темник – мой гвардеец Тимоня, отозвался сразу:

– Здесь я, Светлый хан.

– Тимоня, ты идешь первым. Курбаши – следом. Тахир, твои булгары – вслед за ногайцами. Атака!

Пошли наши тумены, миновали проходы. Монголы, увидев прущую на них лавину конницы, предприняли контратаку. Сшиблись. Началась жестокая сеча. В грохоте боя слышался лязг железа, визг обезумевших лошадей и людей. Монголы постепенно перемалывали наши тумены. Семен давно теребил меня: