— Нет, — тяжело вымолвил Фрэнк. — Придется снова заряжать пинкертонов, только широким кругом.

— Будем, — все так же кисло процедил Риман. — Но слишком много крови и стрельбы. И ты пришил местных, включая ребенка. От нас теперь немало агентов отвернутся.

— Черта с два! — выпалил Беркли и побледнел еще больше. Почти сразу резко покраснел от прилива крови, натужно закашлялся, стараясь разбить процесс на серию мелких выдохов. В глазах потемнело. Ицхак терпеливо дождался окончания мучительного приступа. И уверенно повторил:

— Отвернутся. На время, пока шум не утихнет. Все любят деньги, но никто не любит шума и проблем. Новую сеть построим, я уже отослал заказ, но в ней будут прорехи. Это плохо, теперь слишком много направлений для бегства. На дирижабль он точно не явится, не дурак. Значит, будут уходить окольными путями, может даже в Европу, через Турцию или балканские задворки. Попробую проследить, где он работал прежде, подключить бихевиористов, может они просчитают, куда этот Хольг рванет дальше.

Риман стиснул бутылочку так, что, казалось, даже стекло заскрипело. Пробормотал скорее для себя:

— Только бы они второго не закопали по дороге… Или не попробовали кому-нибудь продать. Тогда убирать придется уйму народу.

— Делай, — кратко сказал Беркли. — Я отлежусь и подключусь из Бейрута, — раненый помолчал, собираясь с силами, и добавил сквозь зубы. — Расходы на пинкертонов за мой счет.

— Да, — согласился Риман. — И еще момент. Он к делу напрямую не относится, но связан. Когда все закончим, придется сесть за стол и решить, как дальше жить.

— Ты снова? — мотнул коротко стриженой головой Беркли.

— Да. И буду возвращаться к вопросу, пока мы его не решим. Дружище, у нас слишком мало людей и слишком много задач. Сегодня мы в этом… убедились. Снова.

— Надо нанять больше людей, — Фрэнку полегчало, он говорил достаточно свободно и почти без пауз. Медик из «Африки» уже прибыл и ждал наготове, однако Беркли отмахнулся правой, отложив помощь до решения первоочередных проблем.

— Нанять больше людей, может быть открыть еще пару станций уровня «Азии» и «Африки».

— Если мы будем решать задачу простым наймом, ничего не выиграем, — с бесконечным терпением повторил уже не раз говоренное Ицхак. — «Деспер» первый потому, что у нас высочайшее качество работы. Мы контролируем все, до последнего патрона. Нанимаем только лучших, работаем без сбоев, и каждый человек используется на все сто. Если будем расширяться — станем очередным «Тезеем», где счетоводов больше чем солдат. Это не выход. И смотри, к чему мы пришли, один кризис — и уже катастрофически не хватает людей. Приходится нанимать субов и пинкертонов, переплачивая за все.

— У тебя не решение, у тебя кабала, — недовольно протянул Беркли. — Ты забыл, мы создавали «Деспер», чтобы ни от кого не зависеть. Каждый заработанный франк — наш. Двадцать лет это работало.

— И к чему пришли? — парировал Ицхак. — «Деспер» почти провалил контракт. Слишком большая конкуренция, и мы сами ее создаем, показывая пример успеха. Каждый, у кого есть пара монет и банда в десяток бывших солдат, мечтает стать как «самая успешная частная армия в мире». А тут еще и Капитан Торрес. Времена меняются.

— Не знаю, не знаю, — тихо сказал Беркли, опять взявшись за левое плечо. — Мне не нравится идея пойти под картель. Даже под Престейна. Я привык бросать собакам кости, а не ловить их.

— А я скажу, что дело в размере кости, — подал плечами Риман. — И мы не побираемся, как безродные псы, а берем заработанное. Пора завязывать со статусом вольных охотников.

Ицхак внимательно посмотрел на снова побледневшего напарника. Щелкнул пальцами, подзывая медика.

— Не жду быстрого ответа, — напоследок сказал Риман. — Но обещай подумать. Просто подумать, все взвесив.

— Обещаю, — мрачно, однако искренне пообещал Фрэнк, отдаваясь на волю рук медика и помощников, которым предстояло донести патрона до авиетки.

Риман отошел на пару шагов, протер мокрое лицо платком. Солнце уже садилось, но жара стояла как полуденная. Тяжело, сильно пахло высохшей кровью. Слегка, однако уже вполне ощутимо — разложением. Ицхак носком сдвинул край шинели, посмотрел на спокойное лицо мертвого стрелка. Слишком спокойное, как будто мертвец просто прилег отдохнуть. Лишь аккуратная, почти бескровная рана над правым виском нарушала картину.

Кто же ты такой, кем был прежде? — подумал Риман. Точно военный, скорее всего из британского корпуса или скаутов. Стрелок, и не простой, а с отлично поставленными навыками. Иной не шагнул бы под пулю «Скорпиона» и не сумел бы сам достать, в ответ. Из старого пистолета-карабина, навскидку и даже без оптики! Но что забыл такой мастер среди контрабандистского отребья? И какие еще таланты скрывают беглецы?

Риман потер виски, поправил шапочку, чувствуя твердость контактов на лысине. Припомнил все сведения, что удалось собрать про ганзу и ее командира.

Хольг, он же Олег Солдатенков. Студент, затем солдат туркестанской милиции, затем наемник низшего класса, и наконец — жертва низкопробной пародии на «сафари». Живой мертвец, который, тем не менее, выбрался с того света. Фантастическая удачливость или все же невзгоды добавили мозгов прирожденному неудачнику?

«Где же ты, куда побежишь теперь? Постараешься использовать шанс или наоборот, избавишься от опасного живого груза? Или попробуешь торговаться?».

Допрос местных, скорее всего, ничего не даст. Вряд ли контрабандисты болтали направо и налево о своих планах. В банке можно было бы узнать больше, но туда врываться нельзя, к сожалению. Власти закроют глаза на то, что кто-то где-то пострелял, франки служат отличной повязкой на лице Фемиды. Но с финансовыми картелями связываться нельзя.

Без бихевиористов теперь не обойтись. Они соберут воедино все обрывки сведений о Солдатенкове, склеят из них образ человека, словно слепок его души. Препарируют искусственное альтер-эго, живущее в сложных таблицах и схемах доктора Фройда, и укажут, что сделает оригинал. Это будет очень дорого, настолько, что вряд ли удастся много заработать на этом контракте. Но репутация дороже.

И этого самого Олега, бывшего соотечественника, теперь придется казнить, демонстративно и страшно. Назидательно. Никому не нужно знать, в чем столкнулись «Деспер» и ганза. Но все должны увидеть, что никто не может пришить заячьи уши Ицхаку Риману… да и Беркли тоже.

Риман усмехнулся и беззвучно пообещал сопернику:

«Я нашел тебя один раз. Найду и второй. Жди.»

Удар был сильный, настолько, что рот Боскэ сразу наполнился кровью, зубы хрустнули. Не удовольствовавшись содеянным, Хольг ударил еще раз, с другой стороны, как будто символизируя мудрые слова о правой и левой щеках, кои надлежит подставлять.

— Нож, — потребовал фюрер, не оглядываясь.

Родригес все поняла верным образом. В ее руке щелкнул складной подпружиненный нож. Целлулоидная рукоять была выкрашена в веселенький розовый цвет, а лезвие зазубрено так, чтобы даже легкий, неприцельный удар оставлял рваную рану.

— Я стрелять не буду, — тихо пообещал Хольг. — Я тебя прирежу как свинью. Говори, кто ты такой? Кто за тобой охотится?

Боскэ молча смотрел на него снизу вверх. Монах как будто вышел из собственного тела и обозревал картину со стороны. Измученные грязные люди, совершенно безлюдный полустанок, полоски узкоколейки, убегающие вдаль под ущербной луной. И ощутимое дыхание смерти в каждом слове, каждом движении.

Они бежали… бежали так, словно за ними гналась сама Костлявая, да собственно так и было. Хольг понимал, что спасет их всех только скорость, поэтому, как только прогремели два выстрела, слившиеся в один, одним броском швырнул себя через пустую витрину. И побежал. И все остальные побежали за ним, в том числе и Боскэ. Никто не оглянулся на Максвелла, никто не стал проверять, может быть стрелок ганзы еще жив и нуждается в помощи. Жив и на ногах — догонит. А коли нет — значит не судьба. Секунды промедления означали верную смерть для всех остальных.