Таким образом, оставался лишь один порок, на коем имело смысл сыграть, вернее постараться. Тончайшая струна, которая требовала столь же тонкого, невесомого мастерства. И большой удачи.

Тщеславие, гордыня. Или, прибегая к терминологии «австрийских» психологов, желание быть великим.

Архиепископу понадобилось не семь и не десять, а ровно тринадцать минут. Сама беседа текла ровно и бегло, словно чистый ручеек, струящийся в мелком песчаном русле, меж гладких камней.

Голос архиепископа звучал неизменно благожелательно, его речь по-прежнему была ровна и размерена. Морхауз и сам не смог бы сказать, что конкретно утвердило его в мысли о том, что собеседник спешит. Что-то чуть-чуть за гранью осознания. То, что называют интуицией. То, что определяет грань между кардиналом и Князем Церкви.

— Скажите, любезный Бенуа-Мари-Селестен…

Никаких «Да, кстати» или «А вот ещё». На том единственном вопросе, ради которого и ведётся разговор, ни в коем случае нельзя акцентировать внимание. Спокойное, ровное продолжение разговора, никаких посторонних интонаций.

— … наш будущий Папа полагает должным посетить монастырь Святой Катерины. Хотя монахи и не относятся к числу последователей Рима, но древнейший из непрерывно действующих монастырей, защищаемый личным фирманом Пророка магометан, с Его точки зрения также достоин принять Его Святейшество для демонстрации стремления к экуменическому единению всех христиан. Моя канцелярия направляла в адрес кардинала де Го протокол, на согласование с Его Преосвященством. Возможно Вы в курсе, планирует ли он вносить свои предложения по существу?

— Да, как раз я занимался этим вопросом. У Его Преосвященства есть несколько замечаний по составу представительства целестинцев, но существенных дополнений было решено не вносить.

— Прекрасно, тогда мы немедленно займёмся организацией…

— Это было бы очень кстати, — нейтрально отозвался реймский собеседник.

— И ещё один момент, чуть не забыл, — Морхауз старательно перелистал пустой блокнот, чтобы шелест листов достиг ушей архиепископа. — Относительно беринговских претензий по поводу епископства Франциска Ассизского…

Разговор занял еще около пяти минут и завершился на столь же благостной ноте. Когда трубка щелкнула разъединенной линией, Морхауз кратко приказал «Зайди» и только после этого повесил ее.

Фра Винченцо возник в кабинете, как сказочный джинн.

— Что скажешь? — коротко осведомился кардинал.

— Они согласны на предложенный протокол, без условий и торга, — то ли спросил, то ли подтвердил секретарь. — Бенуа даже не пробовал торговаться.

— Они ничего не хотят и не требуют, — кивнул Морхауз. Слова Винченцо идеально совпали с его собственными выводами. — Протокол путешествия будущего понтифика им уже не интересен и не является предметом торга.

— А брат Алешандри так некстати заболел, план поездки сместился на один день, — очень тихо дополнил секретарь. — Наша креатура задержится в Ливане еще сутки.

— Вывод? — отрывисто вопросил Морхауз, словно сам опасался продолжить.

Фра Винченцо на мгновение задумался, формулируя, как лучше озвучить следующую мысль, уже ставшую очевидной для обоих.

— Гильермо Боскэ не покинет Бейрут.

Пауза длилась с пол-минуты. Затем кардинал отрывисто бросил:

— Байнета, срочно!

Секретарь не стал тратить время даже на кивок, а тем более на уточнения очевидного приказа. Просто испарился, растаял в воздухе, словно призрачное видение.

Кардинал откинулся на спинку кресла, скрестив пальцы. Руки слегка тряслись. Морхауз никогда не считал себя железным стоиком, готовым к любым превратностям судьбы. Просто он умел скрывать внешние проявления чувств. Здесь же скрываться было не от кого, и Александр мог на минуту побыть тем, кем являлся — насмерть испуганным человеком. А еще он мог признаться самому себе, что глупо, нелепо, невозможно ошибся. Непростительно ошибся.

Он сам бросил все на чашу весов, рискнул положением и репутацией, желая сорвать банк. Но при этом не подумал, что противная сторона сможет пойти так же далеко и еще на шаг дальше. Они тоже поставили все, только на другую карту.

Будущий понтифик Боскэ не переживет эту ночь. А с ним погибнет и кардинал Морхауз. Не в прямом смысле конечно, но эта катастрофа окажется равносильна смерти.

Что делать?!

— Телефон не отвечает, — прошелестел динамик внутренней связи, связывающей кардинала с кабинетом его секретаря. — Похоже, они добрались до связи. Пробую другие линии и номера администрации отеля.

Морхауз обхватил виски руками и энергично потер их. Итак, телефона нет. Значит, предупредить Байнета не получится. Любые иные средства связи слишком медленные. Или нет?..

Похоже, двум одинаково мыслящим людям приходят в голову одинаковые мысли. Динамик интеркома сообщил голосом Винченцо:

— В рекламных проспектах наличие пневмопочты не указано, однако в справочнике развития связи отель указан в первоочередных планах. Возможно, сеть уже смонтирована. Проверяю.

Морхауз выдохнул, резко и сильно, восстанавливая душевное равновесие. Проигрывает не тот, кто упал, а тот, кто не стал подниматься. Игра не закончена, пока не пробил финальный гонг, и даже в этом случае остается шанс подкупить судей или дисквалифицировать противника.

Пока Боскэ не умер, он в игре, словно король в столь нелюбимых Александром шахматах. Самая беспомощная и самая важная фигура.

— Все еще лучше, у них автотелеграф с пневматической доставкой по номерам, — сообщил Винченцо. — Сеть сдана в эксплуатацию на прошлой неделе, она работает, но пока не внесена в официальные реестры. Ищу индекс и код.

Морхауз достал из отрывного блока чистый лист бумаги и снял колпачок с авторучки. Тяжесть ручки и блеск стального пера успокаивали, настраивая на боевой лад. Кардинал чувствовал себя бретером, обнажившим рапиру. Только одна возможность, только один удар, однако это уже лучше, чем ничего. Перо заскользило по белой поверхности, набрасывая текст короткого сообщения. А за дверью Винченцо со скоростью пулемета перерывал многочисленные справочники и проспекты, слал молниеносные запросы в секретариат, который никогда не спал, работая посменно.

Четверть часа. Минута за минутой. Кардинал ждал, понимая, что решать вопросы быстрее секретаря он физически не в состоянии. оставалось лишь положиться на таланты верного слуги.

А может начать бить в колокола и связываться с полицией, а также пинкертонами Бейрута?.. Соблазнительно, однако, исключено. Они не успеют. А шум поднимется такой, что замести под ковер уже ничего не удастся. Обратиться к ливанским униатам-маронитам с их патриархом? Нет, риск тот же.

— Нет кода, — на этот раз даже железная выдержка фра Винченцо дала сбой, голос секретаря дрожал. — Я дозвонился до представителя компании связи. Автоматический телеграф уже введен в строй, но пневмотрубы еще не объединены в сеть.

— Как отправляются сообщения? — быстро спросил Морахуз, перечеркивая первоначальный вариант сообщения. А в уголке памяти сделал пометку — обязательно похвалить и поощрить секретаря. Тот делал в буквальном смысле невозможное.

— На диспетчерский пункт, оттуда они доставляются портье в конкретный номер. Пневматика заработает только со следующей недели.

Готовь срочную передачу, — рубанул Морхауз, вознося хвалу небесам, что у его секретариата оплаченные абонементы во всех главных картелях связи.

— Ваше преосвященство… у меня только номер, в котором проживает Боскэ. Номера сопровождения в отчете не указаны… Я не знаю, как послать сообщение персонально Байнету.

В голосе секретаря прорезались отчетливые истерические нотки. Морхауз хотел было накричать на помощника, однако опомнился. Во-первых, Винченцо и без того уже совершил несколько чудес, тут и сорваться недолго. Во-вторых, крик проблему не решал. Скорее, усугублял.

Кардинал сжал кулаки, до боли в побелевших пальцах. Тихо хрустнула сломавшая ручка из редкостного дерева зебрано.

— Шли с доставкой сразу на весь этаж. Записывай текст.