– Однако главной загадкой для нас в настоящее время является исчезновение строителей Сферы. Ясно, что они ушли без спешки, после длительной подготовки, но зачем ушли и куда – неизвестно. Бросили дом, прекрасный дом – Сферу, бросили природные богатства планет, энергобазу и технические сооружения, беспрецедентные по мощи и совершенству, бросили культурное наследие цивилизации… Конечно, это выходит за рамки человеческой логики.

В зале вспыхнул свет.

– Хитришь, – прищурился Калашников, получивший сигнал по рации, что Даваа не излучает ни в одном из диапазонов, кроме «дельта», то есть он спокоен, уверен, работа мозга не сопровождается наводками аппаратуры, и никто его не подстраховывает.

– Не верю, чтобы опытный социолог, философ и логик не прикинул хотя бы для себя причину ухода дайсониан.

– Э-э, дорогой мой, гипотез столько, что можно заблудиться. В рамках гипотезы космокреатики дайсониане «ушли, не уходя», то есть не оставили свое былое хозяйство без присмотра. В последний отрезок времени перед уходом они усиленно занимались изучением и экспериментами с вакуумом – этой основой всех основ. Вполне вероятно, что они нашли способ уйти в иную Вселенную, более подходящую по параметрам, или же создали себе такую Вселенную, изменив структуру вакуума, сделав еще один локальный фазовый переход. Я понятно выражаюсь? Могу попроще, на пальцах.

Калашников усмехнулся, зная склонность директора к тонкой иронии и шутке при абсолютной внешней невозмутимости.

– Спасибо, на пальцах не надо, у меня есть советчик. Физику я понять могу, но психологию и этику дайсониан, толкнувшие их на такое решение, понять труднее.

– Есть одно простое объяснение, которому мы, люди, пока не придаем значения. Дайсониане поняли гибельность неограниченной космической экспансии и избрали другой путь – на развитие вглубь с жестким самоограничением и прекращением количественного роста основных показателей.

– Действительно, простое решение, осталось доказать его истинность… если позволит «фактор сатаны».

– А это уже ваша забота, милейший. Сфера – объект исследования и, если хочешь, восхищения, это музей в открытом космосе, а Даль-разведка вдруг присылает агента по освоению планет! Там что, собираются колонизировать Сферу? Человечеству больше негде расселяться? – Даваа говорил очень вежливо и спокойно, но Калашников чувствовал волнение. – Я разговаривал с ним, я имею в виду Пересвета, странный он какой-то… уравновешенный, умный, но… в нем скрыт, фигурально выражаясь, взрывной механизм большой силы. Я его боюсь.

– Ну-ну, – снова усмехнулся Калашников, – ты еще скажи, что он работает на нас.

Даваа сложил пальцы на животе и погрузился в созерцание пола. Потом поднял голову.

– Зачем ты меня вызвал? В последнее время за мной, кажется, ведется наблюдение. Я тоже попал в подозреваемые?

Калашников принял еще одно сообщение по рации и сказал просто:

– Извини, дархан, я знаю тебя давно и мог бы поручиться за тебя жизнью и совестью, но слишком велика цена ошибки.

Помолчали. Даваа едва заметно улыбнулся.

– Мы оба не любим высоких слов, Савва, давай не будем их искать и впредь, чтобы выразить свое отношение друг к другу. Я понимаю цели твоей работы и не прошу верить мне на слово. Что ты хотел узнать конкретно?

Калашников подавил желание обнять товарища, подождал, пока схлынет волна радости – Нагааны был чист во всех отношениях, – и проговорил буднично-спокойным тоном:

– Давай-ка начнем с дайсониан. По-твоему, кто они были? Я имею в виду живых существ.

– Коммуникаторы и биологи сошлись наконец во мнениях и разработали общий документ, прелюдию к теории. Дайсониане были электрическими существами, прямо использующими солнечный свет, и одновременно шагающими растениями, берущими соки из почвы. То есть принадлежали к разумным зоофитам – полурастениям-полуживотным.

Обычно сдержанный Калашников округлил губы, словно собирался свистнуть, посидел так несколько секунд, наконец сказал:

– Велика потенция у природы, даже дух захватывает! Реализация такого сложного организма уже граничит с волшебством, а появление у него разума!.. Но кто же тогда дайсы-островитяне?

– Есть интересная гипотеза, коммуникаторы выдвинули: современные дайсы, эти симпатичные кузнечико-лемуры с зачатками социальной организации, на самом деле бывшие «кошки» хозяев Сферы. Вероятно, функциональная связь дайсониан была сложнее, может быть, имел место своеобразный симбиоз островитян с дайсонианами, но аналогия между взаимосвязью людей и земных домашних животных прослеживается неплохо.

Религия – система сложная, можно ошибиться, однако, исходя из открытия биологов, вывод напрашивается сам собой: бхихоры – родственники древних дайсониан и очень на них похожи, дайсы просто перенесли свою любовь и привязанность на тех, кто напоминает им хозяев. Объяснима и айлурофилия – патологическая привязанность к «кошкам» строителей Сферы, если применять земную терминологию. Современные дайсы – живые генераторы электричества, и хозяева могли использовать их в качестве подзаряжающих устройств или стимулирующих электрогенераторов.

– Весьма интересно! – искренне сказал Калашников. – Сожалею, что не могу принять участие в исследовании Сферы, это действительно жемчужина Космоса! – «Потому она, наверное, и понадобилась Чужим», – подумал он. – Ответь мне на пару вопросов. Где на Дайсоне-2 находится наименее исследованная область?

В зале медленно погасли светопанели, с пульта донеслись звонки, серии гудков, голоса. Калашников насторожился, но сидевший у пульта Захаров успокаивающе помахал ему рукой.

– Неизученным можно назвать любой район второго Дайсона, – ответил Даваа, неподвижностью и бесстрастным лицом похожий на бронзового монгольского божка. – Как ни многочислен на первый взгляд исследовательский отряд в Сфере, он не в состоянии охватить всю поверхность Дайсонов и самой Сферы. Я даже не могу выделить наиболее интересные объекты системы, настолько они равноценны в познавательном смысле.

– Понятно. Вопрос второй: хорошо ли ты знаешь своего секретаря?

Даваа позволил себе улыбнуться: у него слегка растянулись губы, глаза превратились в щелочки.

– У меня их три.

– Насколько я знаю, двое из них – киб-интеллекты и лишь один – человек. Нас интересует Каспар Гриффит.

Директор центра перестал улыбаться, помолчал, испытывая какие-то колебания.

– Что-то странное происходит в мире. Три дня назад я имел беседу с членом Совета безопасности Косачевским, и он задал мне те же вопросы, а потом взял слово, что я никому об этом не сообщу.

– Почему же ты сообщил мне?

– Ты мой друг, к тому же… ты работаешь в безопасности…

– Понял, спасибо за доверие. Но неужели Герман Косачевский утаил от меня посещение Сферы? Странно… Кстати, я тоже член Совета безопасности. Хорошо, разберемся. Спасибо за информацию. Рад, что не ошибся.

– Ты или я?

– И я тоже. Не исчезай надолго за пределы прямой связи, ты можешь понадобиться в любой момент.

– Слушаю и повинуюсь.

Директор центра поклонился, собираясь покинуть зал спейсера, и, пропустив внутрь двух мужчин, исчез. Калашников с удивлением смотрел на вновь прибывших. Первым подошел Косачевский, вторым Ефремов, председатель СЭКОНа – Комиссии социального и этического контроля за опасными исследованиями.

– Не удивляйся, – буркнул Косачевский. – Пришлось явиться незваными. Сегодня после обеда мне позвонили со Сферы анонимно, чтобы я разобрался со здешними «безобразиями» и прекратил все работы. То же самое и ему. – Он кивнул на Ефремова.

– Здравствуйте. – Щекастый, низкорослый председатель комиссии был хмур и неприветлив. – Хотелось бы разобраться в обстановке.

Калашников с укором посмотрел на Косачевского.

– Я же сказал, что буду готов доложить вечером, в крайнем случае завтра утром.

Косачевский отвел взгляд.

– Я знаю, но СЭКОН – не моя епархия.

Калашников вдруг вспомнил:

– Захар, верни Даваа на минуту.