Хотя, пожалуй, перемудрил. Можно было обойтись меньшей кровью, представив гибель Мидоуза как несчастный случай. Ведь в первый раз никто не усомнился, что Хиксвилл нечаянно напоролся на карандаш… Можно было, да. Если не иметь целью убить сразу двух зайцев: и наследство получить, и отправить на виселицу старого боевого товарища.

Вот тут начинался тупик. Сколько Веттели ни воображал себя лейтенантом Токслеем, сколько в его образ ни вживался, никак не мог понять, за что же он его так возненавидел? Кажется, повода он ему никогда не давал. Или что-то было?

Пересилив отвращение к былому, постарался, день за днём, воспроизвести в памяти все четыре года их совместной службы. Только и это ничего не дало. Кроме лёгкого отчуждения, никогда ничего меж ними не возникало: ни споров, ни обид, ни столкновения интересов. Не были близкими друзьями, и только. Не убивать же за это, в конце концов?

Так может, пора вернуться к версии, что не эмоции двигали убийцей, а исключительно холодный расчёт?

Нет. Иначе Токслей не стал бы убивать Эмили. Тем более, что в общую картину она, будучи весьма здравомыслящей девушкой, а не придурковатым парнем, категорически не вписывалась.

Зато сам Веттели в неё вписывался идеально: сирота круглее не бывает, в недавнем прошлом дважды проклятый, не говоря уже про пол и возраст. Кроме того, в живом виде он перестал быть полезен для дела. Досадно, но весть о том, что лорд Анстетт выбыл из числа подозреваемых, каким-то образом мгновенно распространилась по школе, и, Токслей, разумеется, знал, что его первоначальный план рухнул. У Фердинанда был и резон, и возможность убить старого сослуживца, и, судя по тому, как было выбрано место для засады, он намеревался сделать именно это. Но под руку подвернулась Эмили — и он в последний миг поменял решение, не устоял перед соблазном нанести противнику самый больной удар из всех возможных. Что это, как не ненависть? А в чём её причина — загадка, которую, похоже, не разгадать…

Что ж, переходим к следующему этапу, к предсказанию дальнейших действий преступника. Вводная такова: лейтенант Токслей люто ненавидит майора Анстетта, при этом сознаёт, что шансов уничтожить его руками правосудия больше нет. Зато есть шанс самому в эти руки угодить. Потому что, во-первых, инспектор Поттинджер относится к бывшим военным откровенно предвзято и, оставив в покое одного, может легко переключиться на другого, во-вторых, частное расследование поручено именно майору Анстетту, прекрасно осведомлённому о резне в Такхемете, и вообще, человеку достаточно сообразительному и целеустремлённому (по крайней мере, раньше его знали именно таким).

Вопрос: что предпримет Токслей в ближайший понедельник?

Ответ? Он напрашивается сам собой: лейтенант постарается прикончить майора Анстетта, а вину свались на кого-нибудь ещё. Скорее всего, на Огастеса Гаффина.

Да, именно на Огастеса Гаффина! Прежде чем сделать окончательный вывод, Веттели очень строго спросил себя, на чьём месте он так поступил бы: на месте Токслея или на своём собственном? Но как ни крути, гринторпский поэт оказывался самой удобной кандидатурой на роль нового подозреваемого. Именно он был обнаружен рядом с телом Мидоуза и потом прилюдно чернил коллегу Веттели. И окна их комнат выходили на одну сторону. И образование Гаффин получил отличное, значит, основами магии владел, а мог и военную подготовку иметь. И в голове его творилось шайтан знает что, во всяком случае, некоторые из его стихотворений имели весьма зловещий сюжет. Опять же, труп под кроватью — ирреальный, но труп… хотя, нет, это не аргумент, Токслей о нём не знает. Зато знает, что все парни со старших курсов терпеть не могут красавчика Огастеса, и тот платит им плохо скрываемой взаимностью.

И самое главное: у Гаффина был мотив для убийства — классический, можно сказать, извечный. Сколько преступлений в этом мире совершено из ревности — не счесть!

В общем, картина ясная: любовный треугольник, отвергнутый поклонник замышляет погубить счастливого соперника. Сначала пытается отправить его на виселицу, завалив школу якобы ритуальными трупами, а когда это ему не удаётся — просто убивает. Именно так постарается представить дело Токслей. И неважно, что умный человек обнаружит в этой версии множество нестыковок (нежный поэт прикончил опытного боевого офицера — смешно!) — инспектор Поттинджер к числу умных людей не относится, с него станется поверить.

Теперь новый вопрос: как убедить инспектора Поттинджера в виновности Токслея, если нет ни одной прямой улики — лишь предположения и домыслы?

А убедить его, между прочим, надо как можно быстрее: тянуть со следующим убийством Токслею не выгодно, время работает против него. Во-первых, уже вся школа заметила, что в положении счастливого соперника теперь находится именно Гаффин, и если роман будет успешно развиваться дальше — какой смысл избавляться от отвергнутого поклонника? Во-вторых, бурная сыскная деятельность, которую развёл Веттели, не может Токслея не тревожить, ему, как никому другому, известно, на что бывает способен милый юноша Норберт, когда перестаёт валять дурака и даёт труд своим мозгам. Не первый случай: пять краж полкового имущества, четыре убийства рядовых и одно убийство офицера, тоже запутанные были истории… В-третьих, действовать преступнику с каждым разом становится всё сложнее: то магия отказывает, то потенциальные жертвы исчезают — мало ли какое препятствие возникнет в следующий раз? Заканчивать пора это дело, так должен мыслить лейтенант.

И в ближайший понедельник наверняка постарается закончить.

А если нет? Вдруг он почему-то решит повременить, ограничиться ещё одним посторонним трупом?

Значит, придётся его, скажем так, поторопить. Потому что сколько можно, в конце концов? У нас тоже нервы не железные…

С этого момента он очень чётко представлял, как будет действовать дальше. Разумно это решение или нет, и как к нему отнесётся, к примеру, полиция, Веттели заботило мало. Потому что целью — его, личной — было не правосудие, а, в первую очередь, месть.

…После завтрака к нему подошла Эмили, как всегда доброжелательная и приветливая.

— Норберт, вы ведь, кажется, друг мистера Токслея?

Да уж, такой друг, такой друг! Буквально, по гроб жизни!

Ответил уклончиво:

— Мы служили вместе.

Эмили негромко, сдержанно хихикнула.

— Скажите, когда вы служили вместе, не было ли у его, к примеру, контузии? Никаких странностей за ним не водилось?

— Честно признаться, не замечал, — вопрос поставил его в тупик. — Что-то случилось, мисс…

— Эмили, — перебила она. — Мы с вами работаем вместе почти триместр, к чему официальный тон?

Ну, вот и познакомились! Смех и грех!

— Хорошо, Эмили. Так что с лейтенантом Токслеем? Почему вы о нём спросили?

Она чуть нахмурилась, повела плечом.

— Странный он какой-то в последнее время. Во вторник после уроков мы с ним столкнулись в коридоре — вдруг шарахнулся от меня, будто привидение увидел! Да ещё и охранными знаками принялся себя осенять, представляете? Я сначала подумала, у меня что-то не в порядке с лицом — но нет, ничего пугающего не было, разве что волосы немного растрепались. А Токслей с того дня обходит меня стороной, как зачумлённую, и издали грозит какой-то заострённой палкой! Нарочно таскает её с собой, чтобы мне показывать. С чего вдруг, зачем? Я подумала, может быть, вы сможете объяснить происходящее, от него-то ничего не добьёшься — сразу убегает.

— Та-ак, — кивнул Веттели и прикусил губу, пряча довольнейшую улыбку и не без удивления осознавая, что в этой жизни его ещё можно чем-то развеселить. — А палку вы хорошо раз глядели? Как она выглядит?

— Ещё бы мне её не разглядеть! — хмыкнула Эмили. — Здоровенная палка, длиной фута полтора, во-от такой толщины, — она соединила пальцы колечком, — кора на ней зеленоватая, а один конец заострён, как карандаш. Вам это что-нибудь говорит?

— Ещё бы мне это не говорило! — ответил Веттели в тон. — Вы очень наблюдательная девушка и прекрасно описали, как выглядит самодельный осиновый кол. Не знаю, обрадует вас это или огорчит, но лейтенант Токслей считает вас вампиром.