— Для меня долго оставалось загадкой, отчего большинство человеческих детенышей склонно ненавидеть свою школу, — изрекла Гвиневра с укором. — Теперь я, кажется, начинаю понимать. Если бы кто-то на несколько часов запер в четырёх стенах МЕНЯ… Э-э! Берти, а ты куда собрался? — вдруг заволновалась она.

— На свою сторону, к Эмили. Чего она там одна?

— Не ходи, — фея влетела и повисла прямо у него перед носом, будто желая заступить путь. — Не смей!

— С какой стати? — искренне удивился Веттели.

— Тебе может грозить опасность!

— Какая?!

Гвиневра упёрла руки в боки.

— Что-то ты сегодня плоховато соображаешь, радость моя. На кого, скажи на милость, охотится этот ваш маниакальный убийца? — спросила она, и сама ответила на свой вопрос. — Он охотится на молодых людей. И кто, по-твоему, окажется самым молодым человеком в школе после того, как вы спровадили на нашу сторону всех ваших учеников?

— Но я же не ученик, — возразил Веттели, только чтобы её успокоить; на самом деле опасность была вполне реальной. — Я… — он хотел сказать «я учитель», но как-то язык не повернулся. Нет, не воспринимал себя майор Анстетт в учительском качестве и, пожалуй, правильно делал. — Я уже давно взрослый человек.

— Ты слишком хорошо сохранился! — бросила ему фея, а себе под нос пробурчала: «Давно взрослый, скажите пожалуйста! А сам из мантии не вылезает, чтобы с учениками не путали! Между прочим, идиотик рассыльный тоже был взрослым человеком! Да как бы ещё не постарше тебя».

— Ну, спасибо, сравнила!

— Правильно сравнила! — фея была настроена очень воинственно. — Ты недалеко от него ушёл, если не осознаёшь, какая опасность тебе угрожает.

— Ах, да всё я прекрасно осознаю, — вынужден был признать Веттели. И вдруг понял, и обрадовался. — Ведь это нам даже на руку! Убийца станет охотиться на меня, я на него. Это называется «ловить на живца» — старый полицейский приём.

— А если он убьёт тебя прежде, чем ты его? — голос Гвиневры сделался ещё более возмущенным. — Ты ведь не можешь полностью исключить такую возможность, правда? Это ужасный риск!

И это она говорит человеку, который пять лет ходил под пулями и рисковал жизнью едва ли не ежесекундно! Смешно!

— Ничего смешного! Что с тобой было раньше, не имеет никакого значения. В те времена я тебя не знала и не стала бы о тебе, убитом, горевать. А теперь — стану. Чувствуешь разницу?

Веттели, из деликатности, сумел сохранить серьёзное выражение лица, хоть и было это непросто. Но ведьма откровенно рассмеялась, и гоблин сдержанно фыркнул.

— Ах, делайте, что хотите! — надулась Гвиневра, рассыпалась красными, сердитыми искрами и исчезла. — И не говорите потом, что я не предупреждала! — донеслось из пустоты.

Искать Эмили он не стал. И вообще, решил, на всякий случай, держаться от неё подальше. Ведь там, где в ход идут ножи и стрелы, далеко ли до беды? Случайно промахнуться, попасть не в ту цель может даже самый лучший стрелок.

Решить-то он решил… Да только она, беда, уже встала на их след.

Веттели бродил по школе, из крыла в крыло, с этажа на этаж, заглядывал в пустые спальни и классы, изображая дежурного учителя. «Мисс Брэннстоун куда-то запропастилась, попросили заменить», — объяснял он, встречая недоумённо-неодобрительные взгляды коллег, скучающих по своим рабочим местам. Они бы, конечно, предпочли остаться в собственных комнатах или собраться компанией в клубе, но профессор Инджерсолл, обычно такой покладистый и либеральный, когда хотел, умел проявить твёрдость. «Коллеги, у нас не выходной день, а чрезвычайная ситуация, не будем об этом забывать», — сказал он, а мисс Топселл вторила: «Советую привести в порядок журналы и прочую документацию. Сделать это во время карантина большинство из вас почему-то не удосужилось… Да-да, мистер Харрис, ваши записи как всегда в полном порядке. Я же специально уточнила: не все, а большинство. За работу, дорогие коллеги».

Сделано это было нарочно, Веттели попросил.

— Будет лучше, если учителя разойдутся по кабинетам. Видите ли, сэр…

— Не вижу! — замахал руками тот. — Я сделаю, как вы сочтёте нужным, но ничего мне не объясняйте. Хочу оставаться в неведении. Я такой же подозреваемый, как все остальные, лишние сведения могут повредить моему алиби.

Из тех же соображений Инджерсолл не пожелал узнать и о том, каким образом была проведена эвакуация и где именно пребывали пять сотен его питомцев. Пожалуй, это была верная позиция, но Веттели подумалось, что окажись он на месте профессора, любопытство взяло бы верх над благоразумием. «Вот потому тебе и не стать ни когда директором школы!» — назидательно сказал о себе майор Анстетт.

А коллег он разогнал по двум причинам.

Во-первых, для «удобства» убийцы — будет чувствовать себя более уверенно и действовать менее осмотрительно, когда поймёт, что обычный школьный распорядок принципиальных изменений не претерпел. Не то ещё начнёт особо осторожничать — лови его тогда!

Во-вторых, это был лучший способ объяснить Эмили, с чего вдруг он начал её избегать. Типа, милая, это не я, это начальство приказало всем разойтись по местам… Только она, кажется, сама всё поняла, слишком тревожным был её взгляд, и голос дрогнул, когда просила: «Пожалуйста, будь осторожнее, ладно?» «Да что со мной может случиться? Почти обычное дежурство, без детей даже спокойнее», — с напускным равнодушием ответил он. Она вздохнула, поцеловала его как-то странно, в нос (в лоб, что ли, целилась, по-матерински?) и ушла в свой кабинет, не оглядываясь.

… Это было как в ночном рейде: врага не видно, полагаться можно только на слух и то усиленное боевой магической подготовкой чувство, которое принято называть «шестым». Нервы напряжены, концентрация предельная — ни одной посторонней мысли, разум как щель прицела. Метательный нож наготове, спрятан в ладони…

Поворот… Ещё поворот… Повороты особенно опасны. Вряд ли убийца рискнёт просто выйти навстречу, рассчитывая на своё умение отводить глаза. Он должен понимать, что против опытного офицера такой приём может не сработать. Поэтому удар, скорее всего, нужно ждать из-за угла. Или с дальнего расстояния… Хотя, нет. Преступник умён, он не станет повторять ту же ошибку, что допустил с Фаунтлери. Бессмысленно метать одиночную стрелу или нож в того, кто умеет их отводить. Значит, ближнего боя не избежишь, и внезапное нападение из-за угла — это самое умное, что убийца может предпринять… Нет. Не самое. Ещё умнее — выбрать себе другую жертву, не способную дать отпор…

Поворот… Чисто!

…Да. Можно поискать подходящего мальчишку в деревне. А если крови должна прилиться непременно в пределах школы? Тогда… Гаффин!

Шайтан-шайтан! Как он мог не подумать про Гаффина! Совсем молодой парень, нежный и слабый, как девушка, безобидный, как кролик! К тому же очень чудной. Все жертвы школьного убийцы — люди со странностями, Огастес как нельзя лучше вписывается в их компанию… Да жив ли он ещё?!

Движимый дурным предчувствием, Веттели поспешил в правое крыло, к кабинету словесности.

Поворот… Лестница… Поворот…

Предчувствие не обмануло. Только к Огастесу Гаффину оно никакого не имело отношения.

Убийца был рядом. Поджидал за мощным выступом стены, поделившим первый этаж правого крыла на две неравные части: меньшую — учебную — и большую — жилую. Расчет был верным: совершая положенный обход школы, дежурный учитель, рано или поздно, обязательно пройдёт мимо, этого места ему никак не миновать.

Веттели явственно ощущал чужое присутствие и исходящую от него угрозу и двигался им навстречу, стараясь казаться расслабленным и беспечным. Это было не так уж трудно — он в самом деле почти не волновался. Кто предупреждён, тот вооружён; удар не будет внезапным, он сумеет его отразить.

…Пять шагов до врага… четыре… три… два…

— О! Берти! Ты Саргасса не ви…

— НАЗАД!!!

Он ничего, ничего не мог поделать! Он не успел. Нельзя отвести пулю, которая летит не в тебя.