Ведьма иронично хмыкнула.

— Ну, что тебе на это сказать, моя милая? Сегодня ты действительно не демонстрируешь нам чудеса интеллекта. Но не потому, что чего-то там не спросила у духов, а потому, что считаешь, будто этого до сих пор не сделала я.

— А ты спросила? Спросила? — фея от восторга рухнула с потолка прямо ведьме на голову. Хорошо ещё, что догадалась уменьшиться до своих обычных размеров, а то бы её «посадочной площадке» нелегко пришлось. — И они ответили, да? Что они сказали? Кто убийца?

Агата помрачнела.

— Гоблина плешивого они сказали! Не знают они, кто их убил, ни Хиксвилл, ни Мидоуз. Помнят только сам удар, а какой ублюдок его нанёс — не видели.

Так прямо и сказала! И потом прибавила ещё одно крепкое слово.

— Мисс Брэннстоун, вы просто потрясающая женщина! — восхищённо присвистнул Веттели. — Даже странно, как это профессор Инджерсолл решился допустить вас к детям?

Энергичное лицо гринторпской ведьмы расплылось в довольной улыбке.

— Не поверишь, мальчик, я сама до сих пор этому удивляюсь!.. Ай! — это Гвиневра завозилась у неё в голове. — Слезай-ка ты с моей причёски, крошка! Я не в том возрасте, когда можно пренебречь десятком-другим выдранных волос.

Но фея сдавать позиции, похоже, не собиралась, поэтому начала пререкаться.

— Подумаешь, в возрасте она! Да если хочешь знать, Мерлин, который ТОТ САМЫЙ, в твоих летах ещё бегал в подмастерьях у старины Мауганция, а ты уж не слабее его будешь и не меньше его проживёшь. Так что нечего строить из себя мудрую старуху, не доросла ещё! — заключила она победно.

На это Агата театрально всплеснула руками.

— Нет, вы только послушайте! Меня сегодня просто осыпают комплиментами! Я и потрясающая, и молодая, и самого Мерлина обскакала! Просто таю от удовольствия!

Гвиневра нахмурилась — она вовсе не это имела в виду. Обидно, когда хочешь сказать гадость, а получается комплимент.

А ведьма сцапала её двумя пальцами поперёк тельца и пересадила на голову Веттели, да так ловко и быстро это проделала, что фея пикнуть не успела. Зато довольно громко вскрикнул «ай» хозяин головы, которому Гвиневра, от неожиданности, больно вцепилась в волосы. Она же его и отчитала строго:

— Что ты визжишь? Ночь на дворе! Хочешь, чтобы твои соплеменники решили, будто ещё кого-то режут, и сбежались со всей школы?

— Так больно же! — обиженно поморщился Веттели.

— И ничего не больно. Подумаешь, нежности какие! Можно подумать, тебя не бедная маленькая фея, а хищный коршун когтями зацепил.

— О! Ещё как больно! — вопреки своему обыкновению не вступать в споры с фейри, не желал сдаваться Веттели. — И с чего это вдруг ты стала бедной? Вид у тебя вполне цветущий и счастливый.

Такая постановка вопроса фею не смутила ни на миг.

— Я бедная, потому что вы, огромные, злые твари, попрали мои права, нагло воспользовавшись физическим превосходством. Я вам не бездушная вещь, чтобы без спросу переставлять с места на место!

— Подумаешь, какие нежности — переставили её! — в тон фыркнул Веттели. — Не знаю, как насчет твоих прав, но наши головы ты уж точно попрала.

— Ага! Так её! Молодец! — одобрительно кивнула Агата.

Они с Эмили наблюдали за развитием спора с живейшим интересом. Но фея вдруг пошла на попятную.

— Ну, ладно, ладно, что ты развоевался? Я же пошутила! Попирайте мои права, сколько душе угодно, я не в обиде. И ты не обижайся, — она сползла с его попранной головы, повисла в воздухе и нежно чмокнула в нос. Потом обернулась к Эмили, заявила назидательно: — Это всё нервы, вот что я вам скажу. От них хорошо помогает пустырник. На твоём месте, женщина, я бы напоила своего парня пустырником. Если только он не предпочитает неразбавленный виски. Виски от нервов тоже хорошо.

— Виски у меня нет! — поспешила сообщить немного испуганная Эмили.

— Жаль, — сказал Веттели мрачно. — Я бы, пожалуй, напился.

На самом деле, ему не столько хотелось напиться, сколько опасался пустырника — вдруг мисс всё-таки Фессенден решит внять совету премудрой феи?

Спасибо, вмешалась ведьма Агата.

— Вот что, мальчики-девочки, — сказала она веско. — Поступим так. Виски у меня тоже нет, зато есть бочонок отличного тёмного эля, сваренного волькширскими гоблинами в день летнего солнцестояния. Для нервов ничего лучше не придумаешь. Сейчас я на часок отлучусь, разгоню орду неупокоенных сущностей, которая осаждает Гринторп по вашей милости… — тут она сделала театральную паузу, давая слушателям возможность ещё раз осознать глубину совершённого ими проступка и устыдиться, — …потом вернусь, и мы выпьем. А до тех пор постарайтесь не делать глупостей, на сегодня вы их натворили уже достаточно.

— Я верну столик в учительский клуб. Можно? — опасливо спросил Веттели, он не был уверен, что к одичавшей мебели в ближайшие годы можно будет прикасаться простым смертным. С другой стороны, жить с ней в одной комнате тоже не хотелось.

— Отчего бы нет, если тебя посетило странное желание разгуливать по ночной школе со столами наперевес, — хмыкнула ведьма. — Лично я предпочла бы дождаться утра, но мудрость, увы, приходит к нам только с годами… Короче, не вижу препятствий. Неси. До скорой встречи!

С этими словами она удалилась. Веттели взял столик и хотел последовать за ведьмой, но вдруг передумал, увлечённый новой мыслью.

— Любопытно, как же твой дедушка ухитрился дискредитировать твою бабушку при помощи стола? Это сколько же надо было стучать! Вы использовали телеграфный код?

— Добрые боги, ну, разумеется, нет! — рассмеялась Эмили. — Я из всего телеграфного кода знаю только сигнал бедствия, дедушка — и того меньше. Он был воинствующий ретроград и отрицал все достижения современной науки. Даже электричество бедная бабушка смогла завести в своём доме только после его смерти, до этого они освещали гостиную лунными шарами, а в остальных комнатах сидели при свечах и вместо звонка пользовались дверным молотком.

— И правильно делали! — ввернула своё слово фея. — Электричество — злая сила, она не доведёт мир до добра, помяните моё слово!

Но Веттели в тот момент судьба мира волновала меньше всего.

— Но как же тогда…

— Тогда мы проводили сеанс не с обычным столом, а со специальной доской, и ещё у нас был хрустальный шар. Я, по недомыслию, уговорила дедушку поговорить с нами напрямую, он объявился в шаре и как начал оттуда вещать… Хорошо, что девочкам хватило деликатности оставить нас с ним наедине, не то я сгорела бы со стыда! Представляешь, оказалось, что в молодые годы моя бабушка вела себя совсем не так, как подобает леди: могла, к примеру, перелезть через забор, если лень было обходить кругом, через окно убегала из дому на танцы в сельский паб и даже умела сквернословить.

— Неужели? — удивился Веттели, причём удивился приятно. Он чувствовал неизъяснимую симпатию к упомянутой особе. Кое-кого она ему очень напомнила!

— Да! Так оно и было. Ведь духи никогда не лгут, — подтвердила Эмили с такой скорбью, будто несла личную ответственность за семейный позор.

«Девочкам» в своё время деликатности хватило, а фее Гвиневре — нет.

— Не понимаю, с чего ты вдруг взялась осуждать бедную старушку? — снова встряла она. — Когда на твоём пути возникает забор, тебя это тоже не больно-то останавливает, разве не так? И в «Пьяного эльфа», помнится мне, кто-то на днях наведывался… — она посмотрела выразительно.

Но Эмили почти не смутилась.

— Ах, не сравнивай, пожалуйста! Нынешние времена накладывают на леди гораздо меньше ограничений, чем было прежде. То, что в юные годы моей бабушки было верхом неприличия, сейчас воспринимается всего лишь как лёгкий эпатаж. Вот если бы я вдруг станцевала стриптиз, или стала целоваться на улице, или перекрасила волосы пергидролем…

— Не стоит, это лишнее! — перебил Веттели поспешно. — У тебя красивые волосы без всякого пергидроля!

— Надо понимать, что против стриптиза и поцелуев на улице ты не возражаешь? — ядовито хихикнула фея.